— Вот заноза… — без всякого раздражения прошептал Чуя и, как-то нехорошо засмеявшись, поднял взгляд к потолку, прислушиваясь к тому, как Осаму со стонами высасывает из почти затянувшихся ранок кровь. — И вот как я пойму, интересую ли тебя я сам или только моя кровь?

— Тебя всё ещё мучает этот вопрос? — Осаму с громким «чмок» отлепился от его кожи и посмотрел в лицо. На нём на секунду появилось выражение усталости и скуки. — Сколько можно уже?

— Ровно столько, сколько надо, — Чуя хмыкнул и поддел пальцами его подбородок. — В твоей корысти, моя радость, я даже не сомневаюсь. А вот в том, можешь ли ты испытывать симпатию к тому, кто тебя, по сути, в клетку посадил — очень даже сомневаюсь.

— Ты считаешь меня камнем? — Осаму капризно наморщил нос. — Зря. Первое время ты и вправду меня раздражал, но знаешь, то, что мы почти постоянно рядом и становимся так близки каждую ночь, вполне способствует появлению симпатии или чего-то такого.

— Да неужели, — Арахабаки криво улыбнулся. — Прямо уж ты ко мне симпатией проникся только из-за того, что мы каждую ночь сексом занимаемся. Не смеши.

— Я серьёзно, — Осаму потянул его к себе за руку, обнимая и поглаживая пальцами растрёпанные волосы. — Я даже иногда всерьёз думаю о том, что если бы мы встретились в нормальном мире и при нормальных обстоятельствах, я бы, может, даже и влюбился в тебя.

— Вот дурак, — беззлобно фыркнул Чуя, млея под его прикосновениями и прикрывая глаза. — Скорей уж мы бы перегрызлись насмерть, даже пары часов бы рядом не протянули. Это и сейчас бы произошло, да только нам сильно затрудняет ситуацию то, что ни один из нас не может умереть.

— Ты не романтик… — обиженно протянул Осаму.

— Разумеется, нет. Ты этого ещё не понял? — Арахабаки приподнял голову и глянул ему в лицо. — Скажу тебе так, на будущее — я терпеть не могу все эти сюси-муси и разговоры про любовь до гроба. Один раз напоролся уже из-за этого, было очень больно и плохо. Больше не хочу.

Осаму нервно сглотнул.

— Тачихара-кун… Он ведь в этом виноват, верно?

Чуя подпрыгнул и уставился на него зло загоревшимися глазами.

— Сволочь, откуда…

— Я видел, как он тронул твою руку, когда ты ему деньги отдавал, — Осаму покачал головой. — И смотрит он на тебя очень странно. Я любые мелочи замечаю, ты ведь знаешь.

Чуя скатился с него и сел на край постели, нахохлившись, как сердитая птица. Потянувшись к своим брюкам, валяющимся на полу, он вытащил из кармана пачку сигарет, извлёк оттуда цигарку и принялся раздражённо щёлкать зажигалкой.

Осаму с облегчением понял, что он решил сделать небольшой перерыв, и повернулся на бок, наблюдая за ним.

— Он ведь… Он ведь был твоим первым партнёром, верно? — он тронул ладонь напарника. — Ещё до ритуала, то, о чём ты говорил…

— Я не собираюсь разговаривать с тобой об этом, — зло отозвался Чуя, затягиваясь едким дымом. — Чего ты так усиленно пытаешься залезть в моё прошлое? Я же тебя не достаю вопросами о том, почему ты так горько рыдал на могиле того мафиози, что твой рёв с улицы было слышно!

— А ты спроси, — отбил подачу Осаму.

— А мне не интересно! — огрызнулся Арахабаки. — Меня, в отличие от тебя, не волнует, с кем ты там раньше трахался, сколько раз и в каких позах. Ты можешь хоть шлюхой быть, мне всё равно. Так что лучше сделай вид, что тебе тоже наплевать, с кем я раньше спал и зачем, и не приставай с глупостями!

Чуя буквально кипел и плевался ядовитыми фразами, но Осаму видел, как дрожат его руки и дёргаются губы, и понимал, что это всего лишь попытка защититься. Он осторожно сел, пододвинулся к напарнику и обнял его со спины, прижимаясь головой к плечу.

— Ну не сердись. Мне просто хочется побольше о тебе узнать.

Чуя молчал, выпуская дым. Повисла напряжённая пауза.

— …Мы с Одасаку никогда не были любовниками, — Осаму тяжело вздохнул и плотнее сомкнул руки на талии напарника. — Ничего такого. Может, конечно, если бы мы не разделились, у нас через пару лет наметилось бы нечто, похожее на любовь, но чисто платоническую. Но даже этого не произошло. Знаешь, я был привязан к нему, дня, казалось, не мог прожить, чтобы не поболтать с ним о чём-нибудь, но… Мне никогда даже в голову не приходило, например, тронуть его за руку, — он нащупал ладонь божества, сплетая их пальцы, — вот так. Или поцеловать его. И уж точно я никогда не мечтал с ним переспать. Он просто был… Даже не знаю, как сказать. Нечто родное, человек, которому я легко мог излить душу, зная, что он меня не осудит и даже поможет, если что. Это любовь, да, но не такая, в каком смысле её обычно упоминают, скорее какие-то более глубокие дружеские отношения, даже братские. Понимаешь?

Чуя затушил пальцами начавший гореть фильтр и сощурил глаза.

— Нет, не понимаю. Я не знаю, что такое любовь, Осаму-кун, — вампир изумлённо округлил глаза. — Босс пытался мне объяснить, когда рассказывал про нормальные человеческие эмоции, но я так и не понял, что это за чувство такое и почему люди сходят из-за него с ума. Видимо, этого не поймёшь, пока не испытаешь сам, с чужих слов.

— И всё же, Тачихара-кун… — заикнулся Осаму.

— Да что ты заладил, Тачихара, Тачихара! — взорвался Чуя. — Тебе так хочется об этом знать? Ну да, трахался я с ним, прямо здесь, в Зоне, в квартире в какой-то высотке! Ну поцеловались мы в какой-то момент, ну не вылезали как-то из кровати дня три подряд, и что дальше? — он зло покосился на растерявшегося Осаму. — Узнал? Легче стало?

Он опять потянулся за сигаретой. Осаму перехватил его руку, выхватывая палочку с табаком и сжимая её пальцами.

— Хватит курить, ты и так сегодня смолишь одну за одной.

— Ваше Величество забыл спросить, — Чуя презрительно усмехнулся. И вдруг вполне мирно спросил: — Тебя дым раздражает?

— Только тогда, когда ты сначала накуришься, а потом ко мне целоваться лезешь, — Осаму слегка сощурил глаз.

Оба опять замолчали. Несколько минут прошло в тишине. Потом, решив, что Чуя остыл, Осаму осторожно переполз из-за спины напарника к нему на коленки и обнял за шею, рассматривая лицо. Арахабаки тяжело вздохнул и тронул его скулу костяшками пальцев.

— Какого хрена вот я с тобой сейчас откровенничаю, а? Я даже боссу не рассказывал о том, что было между мной и Тачихарой.

— Ты не такой каменный, каким хочешь казаться, Чуя, — Осаму прикрыл глаз. — Всем время от времени хочется поплакать и излить хоть кому-то душу. Тебе ведь наверняка было больно, когда всё это случилось, а ты держал это в себе столько времени…

Чуя прикусил губу.

— Не держал. Я просто шёл ночью в душ и рыдал там, чтобы никто не видел. Но знаешь, это быстро прошло, я пару дней всего погрустил, и всё, отпустило. И сейчас мне даже стыдно за эти воспоминания. Чтобы я рыдал из-за какого-то там предателя? Глупости, я вообще никогда не плачу.

Осаму шумно вздохнул. Он за своё долгое существование успел понять, что фразу «я никогда не плачу» обычно говорят очень чувствительные существа, которые считают эту чувствительность слабостью.

— …Это был бурный подростковый роман на фоне бушующих гормонов, по сути, никаких лишних эмоций и разговоров, просто секс, грубый, чисто для удовлетворения потребности организма. Это всё равно бы не продлилось долго, даже если бы Тачихара не устроил всю эту дрянь, — продолжал Чуя. — Поэтому я и не рассказываю это никому, самому противно вспоминать, каким глупым ребёнком я был.

Вампир осторожно провёл по его лицу кончиками пальцев. Наклонившись, мягко приложился к губам, легонько прихватывая их.

— Ты не думай, я не из ревности, просто…

— Замолчи. Я без тебя прекрасно знаю, что ревность тут ни при чём, — Чуя притянул его к себе. — Ты просто ужасно любопытное существо, которому хочется всё обо всём знать, — он вдруг усмехнулся краешком рта и поддел пальцами его подбородок.

Вампир прикусил губу и с силой пихнул его обратно на постель; сжав коленками бёдра, жадно присосался ко рту и упёр руки в подушки параллельно его голове. Чуя вполне охотно ответил, проведя пальцами по его горлу и задержав подушечки на ключицах; потянул легонько вампира за волосы, запрокидывая его голову, и поцеловал шею, лизнув выступающий кадык. Он легко повалил любовника на спину и вжался в него бёдрами. Осаму застонал и запрокинул голову на подушку, когда тот резко вошёл в него и начал двигаться.