— Я тебя ненавижу! — взревел Осаму и размахнулся, явно намереваясь со всей силы зарядить ему кулаком в лицо, вложив в этот удар всю злость, копившуюся эти месяцы. Чуя легко перехватил его руку, сжимая кулак длинными пальцами и удерживая. — Пусти, чудовище! Одасаку я тебе не прощу, никогда!
— Ненавидь сколько угодно, — прошипел Чуя и до хруста сдавил его пальцы, вампир вскрикнул от боли. — Только вот скажи мне, Осаму-кун — а ты святой? Ты не убивал людей или вампиров из чистого голода? — Осаму осёкся, глядя на него широко распахнутым, заплаканным глазом. — Моим убийствам хоть есть оправдание, я делаю свою работу, то, для чего меня создали. Я уничтожал по приказу начальства тех, кто наворотил кучу грязных дел и убил больше десяти тысяч разных существ. А ты ведь и сам был точно такой же, как эти преступники, убивал других из жажды. Так кто из нас настоящее чудовище, а? Советую тебе подумать об этом, хорошенько так подумать.
— Оба хороши, — процедил сквозь зубы слегка успокоившийся Осаму. — Ни одного из нас святым назвать нельзя.
— Браво, ты включил мозги и понял, что я хотел тебе сказать, — Чуя ухмыльнулся и, выпустив его руку, провёл по лицу ладонью, задерживая подушечки пальцев на губах. — Вот и вспоминай об этом каждый раз перед тем, как обозвать меня монстром.
Осаму шумно вздохнул, прикусил губу и подался вперёд, уткнувшись носом в шею.
— Прости, Чуя… Мне не следовало говорить такое… — он тихонько всхлипнул и закрыл слезящийся глаз. — …Мне очень плохо, я вообще не соображаю, что несу…
Тонкая рука в перчатке зарылась в его волосы, легонько массируя и надавливая. Странным образом подействовало; вампир потихоньку перестал захлёбываться слезами, его дыхание вернулось к нормальному ритму. Он раскрыл прояснившийся глаз и поглядел на лицо божества.
— Успокоился? — осведомился Чуя, убирая руку. — Тогда поднимайся, и пойдём домой.
Осаму осторожно высвободился из его объятий.
— Дай мне минутку, ладно? — попросил он, глядя полуприкрытым глазом на могильный камень. — Хочу попрощаться.
— Хорошо, — измученно протянул Чуя и, выпрямившись, потрепал его по волосам. — Только без рыданий, ладно? Я не собираюсь и дальше вытирать тебе сопли.
Взметнув полами длинного пальто, он спустился на аллею. Осаму опустил ресницы и опять тронул ладонью памятник. Помолчал минуту, потом сдавленно произнёс:
— Прости меня, Одасаку… Прости, что не смог защитить. Если бы я только знал, что может такое случиться… Чёрт! — он всхлипнул и стукнул по камню кулаком, до крови разбив костяшки, и согнулся, сотрясаясь от немых рыданий. Это не Чую он не простит, это себя Осаму теперь не простит никогда за то, что так получилось.
Спустя некоторое время, увидев, как он, понурив голову, спускается с холма, Чуя поправил шляпу и плотнее укутался в пальто. Уже вечерело и начинало всерьёз холодать.
— Всё в порядке? — тревожно спросил Арахабаки.
Осаму через силу улыбнулся ему:
— Да. Ничего страшного. Я выплакался, и теперь мне легче.
Чуя недоверчиво оглядел его и тронул лицо кончиками пальцев.
— Опять врёшь, да? — он слегка сдвинул брови и раздражённо мотнул головой. — Впрочем, неважно. Если не хочешь рассказывать, лучше ничего не говори, — Арахабаки привстал на цыпочки и поцеловал его в губы, пальцами поправляя повязку на глазу. — Я ведь тебе уже говорил — меня не интересует, кто у тебя там был в прошлой жизни, я не собираюсь тебя ревновать. Главное, что сейчас ты только мой.
Вампир окинул его взглядом и усмехнулся.
— Лжец. Ревнуешь ведь, — зарывшись носом в рыжие волосы, он прикрыл глаза. Из-за каблуков Арахабаки казался выше обычного, и от этого было даже слегка непривычно так обнимать его. Осаму уткнулся носом куда-то ему под ухо. — Пульс вон опять участился.
— Хватит уже по пульсу моё настроение читать, бесишь, — Чуя скрипнул зубами и слегка отстранил его от себя. Зубами он стянул с руки перчатку и тронул ей повязку на глазу. — Мокрая уже вся… Пойдём домой быстрее, надо разобраться с твоими ранами. Если ты, конечно, изменил своё решение и не хочешь остаться жить здесь, — он усмехнулся краешком рта.
— Прекрати, не смешно, — Осаму слегка поджал губы.
— А я разве смеялся? Я на полном серьёзе, — Чуя пожал плечами и потянул его за руку.
Вампир не стал противиться. Он последний раз оглянулся и посмотрел на высокое заснеженное дерево, отбрасывающее тень на могилу, и поблёскивающие под синим светом вдали воды залива. Вид, открывающийся отсюда, был потрясающим, его не портили даже снег и туман.
— Хорошо, наверное… — тихонько протянул Осаму. — Получить такое последнее пристанище.
— А? — нервно обернулся Чуя. — Чего ты там опять бубнишь?
Вампир глянул ему в лицо и улыбнулся.
— Красиво тут, говорю. Тебе хотелось бы быть похороненным в таком месте, Чуя?
Арахабаки дёрнул плечом.
— Я стараюсь не думать о таких вещах. Какой в этом смысл? Я всё равно не могу умереть.
— Ну, а если просто представить? — Осаму слегка наклонил голову и округлил глаза, сжимая его руку. — Ну скажи, интересно же!
— Вот зануда, — Чуя закатил глаза и приложил ко лбу свободную ладонь. — Знаешь, по-моему, мёртвым уже по фигу, где лежать, красота местности может только послужить слабым утешением для родственников и друзей, — Арахабаки слегка сдвинул брови и после паузы продолжил: — Если они есть, конечно.
Осаму слегка опустил ресницы и прижался головой к его плечу.
— Да, наверное, ты прав… — протянул он с тяжёлым вздохом. — Одасаку бы тоже так сказал.
— Это странно. Люди обычно как раз уделяют много внимания таким вещам, — Чуя поморщился. — Они ведь искренне верят во всякую чепуху вроде бессмертия души и другого, «лучшего» мира, в который отправляются после смерти тела. Им так хочется уцепиться хоть за что-нибудь, чтобы не было так страшно умирать.
— Не все. Есть и те, кто понимает, что за этой чертой ничего нет, — вампир покачал головой.
— Но конкретно нам с тобой этого никогда не понять, Осаму-кун, — Арахабаки вытащил из кармана пальто пачку с сигаретами и зажигалку и принялся крутить их в пальцах. — Ни один из нас ведь не знает, что такое смерть.
— Я знаю, — Осаму прикусил клыками губу. Чуя вопросительно вскинул брови. — Ну, вампир ведь мертвец, перед обращением человек переживает смерть тела. Это ужасно, многие сходят с ума от боли уже на этой стадии, тело будто наизнанку выворачивают. А потом всё исчезает, и ты ничего больше не чувствуешь. Думаю, люди, умирая, испытывают примерно то же самое.
Арахабаки вытащил из коробочки тонкую цигарку, пощёлкал зажигалкой, затянулся наконец и, вскинув голову, уставился в темнеющее фиолетовое небо.
— Возможно. Но кое-что я могу сказать точно, даже не испытывая это сам, — он выпустил дым и посмотрел на замершего в ожидании вампира. — Смерть — это всегда болезненно, Осаму-кун. Какой бы она ни была.
========== Укус ==========
Беготня по улицам Зоны глубокой ночью, в то время, когда тьма входит в самую густую свою стадию, становилась уже в некотором роде дурной традицией, весьма утомительной и проблемной. Да и к тому же, Рюноске был уверен, что эта самая беготня не сможет спасать его вечно, рано или поздно он всё равно попадётся, и последствия тогда трудно даже представить. Но делать было нечего — пока имелся хоть один шанс на успех, следовало продолжать вилять по узким переулкам в надежде, что преследующий потеряет цель.
Сердце всё больнее ударялось о рёбра с каждой секундой, горло судорожно сжималось, юноша едва сдерживал громкий кашель. В лёгких будто вода накопилась, дышать становилось почти невозможно. Понимая, что ещё чуть-чуть — и организм окончательно откажется сопротивляться таким нагрузкам, молодой вампир резко взял влево и со всей скорости рванул на узкую улочку между двумя высотными домами, судорожно оглядываясь и ища, куда бы нырнуть, чтобы спрятаться. Но сообразить ничего толком не успел, сзади раздался громкий стук каблуков и злорадный хохот, а спустя секунду на шее резко стиснулась толстая кожаная удавка; юноша, захрипев, вцепился в неё и попытался разорвать, в тот же миг чьи-то цепкие пальцы схватили его за воротник и, развернув, рывком прибили к стене. Вампир сдавленно засипел, отчаянно колотя ладонью по тонкой кисти, затянутой в чёрную перчатку, и помутневшими от нехватки воздуха серыми глазами посмотрел перед собой. Красная куртка, выбивающиеся из-под капюшона рыжие волосы, горящие голубые глаза с вертикальными зрачками, перепачканное кровью бледное лицо, гибкий кнут в руках и улыбка маньяка — Исполнитель собственной персоной, Рюноске чудом увернулся от него пару дней назад, а теперь его всё же поймали.