Таканори поцеловал его в самый низ живота и, опять сжав ладонями бёдра, вновь приложился к губам. Обняв его за шею, Койю полуприкрытыми глазами посмотрел на лицо. Похоже, головная боль всё же и вправду отступила, хотя бы частично; от болезненной синеватой бледности Таканори даже следа не осталось, на его щеках полыхал нежно-розовый румянец, голубые глаза потемнели, превратившись в синие, и даже краснота под ними уже не была так сильно заметна.

— Что? — слегка растерянно спросил Таканори, отлепившись от него и дотронувшись ладонью до щеки.

Койю накрыл его руку своей и слабо улыбнулся, глядя на него из-под опущенных длинных ресниц.

— Нет, ничего. Просто… Ты сейчас очень красивый.

Таканори на секунду распахнул глаза, потом, ухмыльнувшись, ещё раз поцеловал его.

— Только сейчас, малыш? — со смехом спросил он.

— Не-а. Сейчас просто особенно.

Койю хмыкнул, упёр ладони в его плечи и ловко перевернул его на спину, оказываясь на нём сверху. Наклонившись к растерявшемуся от такой прыти супругу, он хитро прищурился и томно протянул:

— Не пытайся меня смутить такими вопросами, знаешь же, не получится.

Таканори быстро приподнялся на локтях; ещё один жаркий поцелуй опалил губы, и Койю обхватил ладонями лицо альфы. Кожа буквально пламенела под ними, отчего собственные пальцы показались совершенно заледеневшими. И от этого Койю даже вздрогнул, когда Таканори, вновь опустившись на подушку, погладил их своими, поцеловал, слегка повернув голову, явно попытался согреть таким образом. Впрочем, руки у Койю после больницы всегда были холодные, Таканори ему не раз об этом говорил, а причины этого омега не знал.

— А ты не пытайся положить меня на лопатки, — вдруг с усмешкой шепнул Таканори и легко опрокинул его обратно на скользкие простыни, тут же наваливаясь всем телом сверху и перехватывая руки за запястья. И, дразня и в точности повторяя тон, протянул: — Знаешь же, не получится.

Койю в отместку куснул его за подбородок и притворно закатил глаза:

— И это мне в кои-то веки захотелось побыть сверху.

— Вот именно, «в кои-то веки». Тебе же это не нравится, — Таканори чмокнул его в кончик носа и перевернул на живот, приподнимая за бёдра. Прижавшись грудью к спине и поцеловав плечо, он убрал с лица тяжело дышащего омеги прядь волос и нежно добавил: — Тебе больше нравится, когда я выбираю ритм.

— Да что ты. Это ты так решил, я ни разу такого тебе не говорил, — с ухмылкой отозвался Койю, упираясь ладонями в подушку и с готовностью подставляясь поцелуям и гладящим его рукам. Он дёрнулся, почувствовав, как в него с силой упёрлась скользкая головка; и спустя секунду она начала довольно резко проходить сквозь сжатые мышцы. Внутри тут же всё так и сжалось в тугой клубок, с одной стороны, яростно отвергавший происходящее, а с другой, моливший о продолжении.

— Не напрягай живот, солнце, — Таканори, похоже, рукой почувствовал его напряжение и зарылся носом в волосы. — Расслабься.

— М-м-м… — почувствовав довольно неожиданное вторжение, даже такое желанное и выполненное осторожно, Койю зажмурился и прикусил губу. Дрожащей рукой сжал пальцы супруга на своём животе, легонько царапнул ладонь, показывая, что ему это не до конца нравится. Таканори тихонько фыркнул ему в ухо, но не остановился, наоборот, довольно резко толкнулся в него до самого конца, вырывая громкий вскрик.

— Ах!.. Нежнее, Така!

Вцепившись в подушку до побеления костяшек, выгнув спину, Койю прихватывал губами воздух, которого ему отчаянно не хватало. Он слишком отчётливо чувствовал, как сильно сжаты собственные мышцы; а Таканори это непривычное ощущение тесноты явно и вовсе буквально оглушило на секунду, Койю слышал, как он охнул. Но Таканори быстро пришёл в себя и, упершись лбом ему в плечо и сдавив пальцами талию, начал двигаться, почти сразу сорвавшись в размеренный темп, не дав даже толком привыкнуть. Такое рвение показалось немного странным — Таканори обычно начинал очень осторожно, Койю знал, что супруг всё ещё боится причинить ему лишнюю боль, несмотря на то, что раны уже давным-давно зажили. Да и вообще, ещё с самого начала их отношений в силу довольно большой разницы в возрасте омега казался альфе очень хрупким и ломким, и Таканори предпочитал не экспериментировать — и это даже при том, что Койю далеко не девственником ему достался. Сейчас же он толкался резко, сильно, ударяясь бёдрами, и такие мысли явно не занимали его голову. Хотя Койю и не имел ничего против: распластавшись по подушке, сжав её обеими руками, он сладко постанывал при каждом движении, запрокидывал слегка голову, когда Таканори наклонялся поцеловать его в шею. Это рвение супруга начинало ему нравиться.

Чем громче и протяжней становились стоны Койю, тем сильнее и жёстче Таканори начинал вколачиваться в него, отмечая малейшую реакцию на изменение ритма. Таканори, казалось, и сам забыл обо всём, сосредоточившись только на своём супруге, так красиво и вожделенно извивавшемся под его напором. С очередным резким толчком Койю почувствовал, как в секунду раздулся узел внутри; сцепились всё-таки, а он уж думал, что этого и не случится, это обычно происходило почти сразу. Но думать об этом сейчас не хотелось, как и думать вообще. Таканори, улыбнувшись краем рта, вновь склонился к вздрогнувшему омеге, ткнувшись носом в его щёку; Койю ежесекундно облизывал пересыхающие губы кончиком языка и приоткрывал рот, вбирая в себя побольше воздуха. Внутри всё так и полыхало, ему самому казалось, что каждая клеточка и каждый миллиметр тела прямо-таки вопили от страсти и требовали немедленного продолжения. Оно само словно превратилось в сплошную эрогенную зону, остро отзываясь на каждое прикосновение. Хотелось ещё большего, и сдерживать себя уже не получалось совсем. Сквозь безумные стоны он пытался что-то шептать альфе, выразить все свои чувства, но вместо этого смог лишь в очередной раз впиться в губы, вывернувшись и сдавив пальцами пряди волос. Хотя он всё равно был уверен, что супруг его сейчас и не услышит.

— Ходячий разврат, а не омега, — с ухмылкой шепнул ему Таканори и надавил пальцами на подбородок.

— Ещё скажи, что ты против, — не менее ядовито отозвался Койю, похабно высунув кончик языка. И, не дождавшись ответа, снова заткнул рот жадным поцелуем.

***

Койю проснулся около семи утра, почти за час до будильника, и еле-еле встал с кровати. Его почему-то сильно подташнивало, ноги разъезжались в стороны, а тело казалось лёгким, как воздушный шарик, омега с трудом смог заставить себя идти прямо. Кое-как умывшись и на ходу застёгивая рубашку, он выполз на кухню и наткнулся на Таканори, который сидел за столом и мрачно дымил электронной сигаретой. Альфа не изменял своей привычке вскакивать около шести — в семь или в половину восьмого Таканори обычно уже уезжал в офис.

— Доброе утро… — услышав сдавленный, охрипший голос, Таканори торопливо отложил в сторону сигарету, повернул голову и улыбнулся.

— Доброе, — окинув супруга взглядом, он растерянно захлопал глазами и тревожно спросил: — Ты чего, солнце? Плохо себя чувствуешь?

— Немного… — Койю, морщась и пытаясь держать прямо спину, побрёл к кофемашине. — А что, выгляжу просто ужасно?

Таканори быстро вскочил и, словив его в объятия и поцеловав в скулу, бережно посадил на стул.

— Ну, не ужасно, но и не блестяще. Сядь, сейчас кофе сделаю.

В любое другое время Койю бы мигом засопротивлялся такой опеке, но сейчас у него попросту не было на это сил. Сжав голову в ладонях, Койю полуприкрытыми глазами наблюдал, как супруг, весело напевая что-то себе под нос, возится около аппарата и стучит пальцами по кнопкам. Сейчас Таканори вовсе не выглядел, как великий и ужасный босс огромной корпорации — одетый в самую простую чёрную толстовку и брюки, с собранными в хвостик белокурыми волосами, худенький и миниатюрный, он казался подростком. Койю уже и отвык видеть его в какой-либо одежде, кроме его сумасшедших бархатных костюмов разных расцветок, которые, к слову, были очень красивыми и стильными, но здорово прибавляли ему возраста. Поэтому сейчас Койю разглядывал его почти с умилением — такой образ шёл супругу просто чрезвычайно. И, похоже, головная боль у него прошла окончательно, Таканори выглядел бодрым и отдохнувшим. В отличие, видимо, от самого Койю.