«Интересно, мой брат был таким же, когда родители привезли его домой? Жаль, что я совсем не могу вспомнить…»

В сердце опять что-то неприятно ёкнуло, и Койю, прикрыв глаза, принялся гнать от себя эти воспоминания. Сейчас думать об этом совершенно не хотелось.

Таканори тем временем, в последний раз дотронувшись до головки Хидеки, отстранился и медленно скрестил на груди руки.

— Итак, — вдруг серьёзно сказал он, — что же дальше, Койю? Или мне теперь называть тебя другим именем, твоим настоящим? Прости, я его не знаю, Кензо мне не сказал…

— Уруха. Но это уже неважно, — Койю только тяжело вздохнул. — Боюсь, я привык уже, что все зовут меня Койю. Трудно будет привыкать обратно…

Обстановка в палате вновь стала напряжённой, прямо как перед моментом, когда Хироки принёс новорождённого. Койю опять всем нутром чувствовал что-то неприятное.

— Тогда по-прежнему Койю, как скажешь, — с готовностью кивнул Таканори. — Так что же мы будем делать? У тебя есть какие-нибудь идеи, как нам теперь выкрутиться из этой ситуации?

Койю поморщился.

— Я не знаю, Така. Думается, если бы не он, — он взглянул на сына, — ты бы уже вернул меня в Арт-квартал и предпочёл обо мне забыть.

— Ты считаешь меня сволочью? — насупился Таканори.

— Нет, не считаю, — вздохнул Койю. — Ты замечательный, я о таком муже даже и мечтать бы не смел, пока жил там. Но ты, наверное, чувствуешь себя обманутым… — он поднял глаза на Таканори. — Поверь, всё это произошло не по моей воле, абсолютно. Просто из-за того, что Койю умер, Кензо…

— Я знаю. Он мне рассказал. У меня случилось помутнение, а он вместо того, чтобы оттащить меня к врачу, ринулся подделывать чужого омегу под мои желания, — Таканори поморщился.

— Не злись на него. Он хотел как лучше, боялся, что «Сиджик» нанесут удар, если станет известно, что ты не в себе, — протянул Койю и дёрнулся. Это что же, он защищает Кензо, того, кто отнял у него его жизнь? Вот уж странно.

— Успокойся. Не надо его защищать, он вполне может отвечать за свои поступки сам, — отрезал Таканори. — Из каких побуждений бы он ни действовал, его поступок просто омерзителен. Мы с ним об этом уже поговорили. И Кензо же рассказал мне, что на самом деле произошло перед твоей отправкой в больницу. Тяжёлый разговор был, но что уж поделать, мне пришлось принять правду.

Койю нервно сглотнул.

— К слову, я уже поговорил и с Каору-саном, — продолжал Таканори. — Как Кензо и сказал, он сам, лично мне позвонил и попросил о встрече. Это было буквально вчера. Я сначала не хотел ехать, ты лежал в боксе, а Хидеки — в инкубаторе, явно неудобный момент, чтобы отлучаться. Но врачи меня убедили, что волноваться не о чем. И я всё-таки поехал. Мы с Каору-саном очень долго беседовали, рассуждали, как же нам быть. В процессе почти сдружились. Оказалось, что он прекрасно в курсе, что натворил Тошимаса-кун, но не выдал его, потому что поклялся его отцу его защищать.

— Мерзавец! — чуть не задохнулся Койю.

— Вовсе нет. Он сказал, что и сам очень нервничал по этому поводу. Но у него не было выбора, сенатор на него оказывает немалое давление, — Таканори покачал головой. — Сам понимаешь, что это такое, он сделает пару движений пальцем — и всему бизнесу конец, а этого Каору-сан допустить не может. Ну и, в общем, мы обо всём договорились. Каору-сан ни ко мне, ни к тебе претензий не имеет, он даже сказал, что был бы не против заключить с «Сиджик» контракт на несколько сверхзащищённых компьютеров нового поколения для банков. Тошимаса лежит в клинике, ему пытаются восстановить лицо, прогнозы у врачей оптимистические, хотя красоту ему вряд ли вернут в полной мере, у него останутся шрамы. Как только он поправится, Каору-сан отправит его за границу вместе с сыном. Сюда, в центр, он, скорей всего, никогда не вернётся.

— Значит, ему всё-таки досталось, — Койю вздохнул, покачивая сопящего ребёнка, — какое-никакое наказание он понёс, хоть и не по закону. Каору-сан знал, что он убийца, и прикрывал его, подумать только…

— Я же тебе сказал, как для него важна репутация. Плюс сенатор давил. Вот Каору-сан и защищал мужа, как мог, — Таканори потёр рукой лоб. — Мне трудно его осуждать. Думаю, натвори ты нечто подобное, я бы тоже сделал всё, чтобы тебя прикрыть. В любом случае, об этой ситуации можешь больше не беспокоиться, никто тебя не тронет.

Койю шумно вздохнул, почувствовав некоторое облегчение. Ну хоть одна ситуация благополучно разрешилась.

— Но, возвращаясь к теме нашего разговора, — Таканори опять нахмурился. — Знаешь, у меня было время подумать, пока ты лежал в боксе и врачи боролись за твою жизнь, и я… — он слегка запнулся и опустил глаза.

— Что, Така? — Койю тревожно наклонил голову.

Таканори потянул воротник рубашки, слегка ослабив пуговицы — ему явно стало жарко.

— Мне не хочется как-либо давить на тебя, — серьёзно сказал он. — Поэтому всё, что я могу тебе предложить — это выбор.

Койю затаил дыхание.

— Он, в целом, очень простой. Первый вариант, — Таканори сощурился, — мы оставляем всё, как есть. Ты продолжаешь жить по документам Койю и ведёшь себя, как он. Я к тебе привык, да и Хидеки нужен папа, как бы там ни было, он наш с тобой ребёнок. И обещаю, я больше даже словом не напомню тебе об аварии и о том, что ты на самом деле не тот, кем тебя считают. Ты станешь Койю, но взамен тебе придётся похоронить начисто своё прошлое, не соваться больше в Арт-квартал.

Койю прикусил губу.

— А второй вариант?

— А второй, — Таканори покачал головой, — несколько сложнее. Ты становишься обратно Урухой, возвращаешься в Арт-квартал и продолжаешь жить дальше, как жил до того, как Кензо тебя утащил. Если захочешь, мы даже вычистим тебе память, чтобы ты забыл о Койю и обо всём, что случилось. Но имей в виду, тогда ни меня, ни Хидеки ты больше не увидишь, — Койю почувствовал пробежавшую по спине стайку мурашек. — Мы разведёмся, ты подпишешь добровольный отказ от ребёнка, после чего я помогу тебе восстановить документы на имя Урухи — и всё, дальше плыви сам.

Койю сморщился. Ему не нравились оба варианта. Всё его внутреннее нутро буйствовало и кричало, что ему незачем жить чужой жизнью, надо вернуться к своей и забыть обо всём, стать тем, кто он есть на самом деле. Но Койю помнил слова Акиры и понимал, что и сам с трудом представляет себе, как, изнеженный, привыкший к комфортной жизни за спиной у супруга, он теперь вернётся в Арт-квартал, снова будет бегать в отчаянных поисках работы и продавать себя. И потом, тогда ведь он лишится не только этой жизни, но ещё и Таканори, и новорождённого Хидеки, которого столько времени носил под сердцем… Койю невольно посмотрел на малыша на руках. Тот задремал, умильно посасывая пальчик.

— Решать только тебе, — тихо сказал Таканори. — Я приму любой твой выбор, каким бы он ни был. И не буду отговаривать. К тому же, я тебя не тороплю, дам тебе время подумать, пока ты лежишь здесь. Всё равно тебя раньше, чем через пару дней, не выпишут. Вот и поразмышляй на досуге.

Койю скривился и прижал к себе кряхтящий кружевной свёрток, уткнувшись носом в макушку Хидеки. От него пахло чем-то сладким, необычным, но таким приятным, и он казался таким мягким, таким тёплым… А в голове у Койю словно взорвалась бомба. Горячая тугая волна подступила к глазам. Что же делать? Продолжать жить в иллюзиях, причём не своих даже, а чужих, или же вернуться, но лишиться при этом всего? Койю не знал. И всё, что он сейчас мог — только всхлипывать от бессилия. Ведь так трудно кричать, когда горло словно заполнено миллионами острых стеклянных осколков…

========== Эпилог ==========

Резкий и пронзительно громкий телефонный звонок нарушил приятную, обволакивающую тишину, стоявшую в доме. Койю, лежавший на постели в спальне, лениво приоткрыл глаза и посильнее вжался в подушку, зажимая рукой ухо. Ни за что не встанет, аппараты по всем комнатам стоят, кто-нибудь из слуг подойдёт. И точно, противный громкий звон скоро затих. Но сон уже ускакал бесповоротно.