Кензо тяжело вздохнул и откинулся обратно на своё кресло, постукивая пальцами по подлокотнику.

— Простите меня. Я просто беспокоюсь за вас.

Таканори промолчал и принялся одёргивать рукава белоснежной рубашки, надетой под жилетку. Манжеты были слишком тугими для его запястий и неприятно давили на них; поколебавшись, Таканори всё же расстегнул пуговицы и с удовольствием пошевелил кистями. Как же он ненавидел весь этот официальный дресс-код. И даже порой про себя ругался нехорошими словами на отца, который, будучи хозяином тогда ещё совсем крохотного «Сиджик», твёрдо внушал ему, что руководитель обязан всегда быть застёгнут на все пуговицы и всем своим видом демонстрировать стабильность и надёжность того дела, которым занимается. Отца нет уже больше трёх лет, «Сиджик» из маленькой конторы превратился в монстра, а Таканори невольно следовал данным заветам, злясь про себя, но понимая, что отец был прав, руководителю недопустимо красоваться в футболке и джинсах. Первое время его прямо-таки воротило от собственного отражения в зеркале — Таканори только вздыхал, ну неужели это он? Миниатюрный, хрупкий, как куколка, с телом подростка, облачённым в строгую чёрно-белую гамму, и бесконечно усталым лицом взрослого мужчины. Всегда мрачноватый, сосредоточенный, с цепким и пронзительным взглядом светло-голубых глаз, чтобы ничто не ускользнуло от внимания. Это было так не похоже на того беззаботного Таканори, которого он видел раньше… И он позволял себе послабления — те же расстёгнутые рукава или ворот рубашки, широкие прямые брюки вместо модных узких, жилетки взамен строгих приталенных пиджаков и шейные платки, а не галстуки. И надеялся, что со временем это перестанет его раздражать.

Он набросил на плечи куртку и, неловко повернувшись, опять ойкнул от боли и приложил ладонь к правой стороне рёбер. Там болело сильнее, трещин больше. Может, Кензо и прав, ему следовало остаться в больнице ещё на какое-то время… Хотя Таканори бы и не сорвался, если бы с утра ему не позвонил Ютака и крайне тревожным голосом не сказал, что у него большие неприятности с новым устройством, разработку которого специалисты «Сиджик» ведут уже почти полгода. Таканори просто не мог продолжать валяться на удобной кровати и плевать в потолок после такого известия, тем более что умирающим он себя не чувствовал, а боль вполне можно было и потерпеть. Таканори привык, не первое уже покушение на него.

Вертолёт мягко приземлился на площадке, выстроенной на огороженной территории позади большого пирамидообразного здания. Кензо выпрыгнул наружу первым и подал руку, чтобы помочь травмированному хозяину выбраться. Таканори поджал губы, но за его холодную ладонь всё-таки ухватился, спустился и криво улыбнулся выбежавшему на площадку Ютаке.

— Ого, — воскликнул Ютака и одёрнул безупречный белый халат, когда Таканори подошёл к нему, — вот уж не думал, что мой звонок будет иметь такие последствия, что господин Босс решит лично всё проконтролировать!

Он откровенно посмеивался, но рука, которую Таканори пожал, нервно подрагивала.

— Ещё скажи, что ожидал, что я продолжу валяться трупом и ни черта не делать, — фыркнул Таканори. — Не расслабляйся, ты сейчас будешь мне объяснять, что здесь происходит.

— Не волнуйся, — кивнул Ютака, — я уже всё расписал в отчёте и отнёс его в твой кабинет.

— И говоришь, что не ожидал. Хах.

Таканори мельком хлопнул его по плечу и пошагал вниз по лестнице, Ютака поспешил за ним следом.

Внутри корпуса царила нервная обстановка. Сотрудники бегали между лабораториями, на бегу перебрасываясь какими-то бумагами. При виде босса они торопливо кивали в знак приветствия и уважения и спешили дальше по своим делам. Раньше, когда контора была небольшой, Таканори знал почти всех своих подчинённых по именам и в лицо, но в последнее время сотрудников стало во много раз больше, и он уже не мог помнить каждого. Кабинет находился на последнем этаже, куда добраться можно было только на лифте. Кензо остался ждать в коридоре. Войдя в комнату, Таканори по привычке плюхнулся в кресло, тут же скривился от боли и протянул руку.

— Отчёт, — Ютака подобрал лежащие на столе сбоку листы и протянул ему. Таканори забрал бумаги, развернул их, надвинул на нос очки в тонкой оправе и принялся сосредоточенно читать. — И сядь в кресло, не стой у меня над душой.

Ютака горестно вздохнул и послушался, опускаясь в стоящее напротив кожаное кресло.

— Хреново выглядишь, — констатировал он, забросив ногу на ногу. — Серый весь, и фингалы под глазами больше, чем глаза. И седых волос, по-моему, ещё больше стало.

— Спасибо. Специально для тебя стараюсь и не сплю. Маникюр с причёской по ночам делаю, днём-то времени нет. И чему ты удивляешься? Я из больницы удрал, как я, по-твоему, могу хорошо выглядеть?

Таканори походя бросил язвительную фразу, а голос у него задрожал, как и пальцы, сжимавшие листы. Ютака в подробностях расписал для отсутствовавшего хозяина ход нескольких экспериментов, которые они провели с рабочим образцом. И ничего хорошего полученная информация не сулила: из этих записей выходило, что они провели эксперимент в общей сложности пятнадцать раз, на подопытных, которых набрали в Арт-квартале. Из статистики следовал вывод, что в итоге только двое пришли в себя после попытки подсадить воспоминания, и то прошло не совсем успешно, потому как использованная память задействовалась не целиком, а только самые яркие моменты из неё. Из оставшихся тринадцати трое остались целы, но начисто лишились памяти, четверо фактически превратились в растения, а шестеро в мучениях умерли — пять человек прямо в ходе опыта, а один спустя час после его окончания, так и не придя в сознание.

Таканори давно уже научился абстрагироваться и воспринимать этих подопытных исключительно в качестве материала, который, как он считал, послужит на благо общества в дальнейшем. От его человеколюбия давно уже почти ничего не осталось, но даже у него от такой статистики затряслись руки. Правда, скорее не от страха, а от злости.

— Так, — зло произнёс он наконец и поднял на заместителя тяжёлый взгляд. — И что это значит?

Ютака поёжился, глаза бывшего университетского друга были похожи на ледышки — такие же прозрачные, с лёгким голубоватым оттенком, и холодные. Когда Таканори злился, взгляд у него становился как змеиный, вроде спокойный, но дававший понять, что ничего хорошего он не сулит.

— То, Таканори, что эту штуку по-прежнему нельзя использовать на людях, — удручённо сказал Ютака. — Слишком большой процент погрешности, можно сказать, что он в несколько раз превышает шанс успеха. Мы не ожидали такого эффекта, — он устало поморщился и сложил перед собой руки. — Мы ведь всё изучали, проверяли, множество раз подсаживали воспоминания андроидам, и всё прекрасно работало! Да, медики нас предупреждали, что всё не так просто, как кажется, мозг будет сопротивляться и может не принять чужие мысли, но чтобы до такого, до безумия, до отключки и даже до смерти…

Таканори раздражённо швырнул бумаги на стол, папка громко хлопнула об столешницу.

— Так выясните, что вызывает эту погрешность. И думайте, как её устранить.

— Пытаемся. Последние два дня только этим и занимаемся, но успех пока что нулевой. Думаешь, это так легко? — Ютака покачал головой. — Мозг — дело тонкое, это тебе не компьютер, в который любую программу можно забить. Медики пока поняли только то, что эти импульсы могут каким-то образом навредить продолговатому мозгу. Причём очень серьёзно навредить.

— Повреждения продолговатого мозга… — протянул Таканори и упёр палец в висок. — Прости, я очень плохо учил анатомию в школе, она меня бесила как предмет. Эти повреждения критичны?

— Как правило, при них наступает мгновенная смерть, — припечатал Ютака. — Продолговатый мозг отвечает за кровообращение и дыхательный центр. И импульсы нашего устройства сбивают работу сразу обоих этих секторов, то есть, шанс на эту самую смерть увеличивается вдвое.

Таканори медленно стянул перчатки, слегка размял пальцы и принялся нервно постукивать ими по столу.