— Мне надо таблетки выпить… — тихо отозвался Койю.

Таканори заморгал, явно пытаясь привыкнуть к темноте и разглядеть выражение его лица.

— О чём ты? — свистящим шёпотом спросил он и глянул на часы. — Четыре утра, какие таблетки?..

Койю попытался высвободить запястье, но ему это не удалось, тонкие пальцы с длинными ногтями держали его крепко.

— Снотворные.

Таканори мигом проснулся и приподнялся на локте.

— Эй, — он слегка поджал губы. — Кажется, мы договаривались, что ты больше не будешь их пить. И врач, помнится, тебе запретил.

— Така, я не могу заснуть. Если я одну ночь проваляюсь вот так, я собью себе весь режим, — грустно протянул Койю. — А это важно, недосып плохо влияет на здоровье, не говоря уж о внешности. От него портится кожа, синяки под глазами появляются…

— Снотворные не лучше действуют, уж поверь мне. Вспомни, что после больницы было, сколько ты потом пытался слезть с таблеток? — Койю наморщился, а Таканори криво улыбнулся. — То-то и оно. Подсядешь опять на лекарства, потом жить без них не сможешь.

— Но…

— И думать забудь. Я тебе запрещаю, слышишь? — Таканори нахмурился и с силой потянул его за руку. — Я вообще даже не знал, что у нас есть снотворное.

— Вроде в аптечке оставалась банка с парой таблеток на дне, — зачем-то уточнил Койю.

— Спасибо, что сказал, — Таканори фыркнул. — Завтра же с утра сам обшарю аптечку и все шкафчики и вышвырну эту дрянь. А теперь ложись и постарайся заснуть.

— Ты временами просто невыносим…

Койю мученически вздохнул, но послушался, улёгся на живот и обнял обеими руками подушку, уткнувшись в неё носом.

— Считай меня невыносимым сколько хочешь, только к лекарствам не притрагивайся. Койю, это тебе не шуточки, — попытался воззвать к голосу разума Таканори, прикрыв его одеялом и плюхнувшись на свою подушку. — Нельзя же таблетки лопать, как конфеты, бездумно. Тем более снотворные.

— Сам-то вон за раз по три пачки обезболивающего съедаешь, когда голова болит… — пробурчал в подушку Койю. — Оно тоже, между прочим, не полезное и привыкание вызывает. У тебя даже мигрень от него уже не проходит.

— Всё равно это не одно и то же. От болеутоляющих или мигрени я не умру, а вот ты от снотворного, если будешь бездумно его глотать — запросто.

Таканори вздохнул и, наклонившись, прижался к его спине, перекидывая руку через талию и утыкаясь носом в затылок. Зарывшись лицом в густые светлые волосы, он глубоко вдохнул и тут же вздрогнул, уловив, как усилился едва уловимый тонкий аромат, сопровождавший омегу.

— Койю… — слегка удивлённо прошептал Таканори. — У тебя что, течка?..

— Ты только заметил? Она ещё вечером началась, а я забыл таблетку на ночь выпить… — вяло отозвался Койю и пошевелил головой. — Тебе запах мешает? Могу сейчас лекарство проглотить.

— Нет, что ты, не мешает. Скорее даже наоборот, — Таканори поцеловал его в макушку и потянулся к шее. А Койю дёрнулся, почувствовав, как его свободная ладонь заползла за ткань рубашки, поглаживая кожу и надавливая на грудь, прошлась в самый низ, оттянула резинку пижамных брюк, и кончики пальцев дотронулись до головки ноющего члена.

— М-м-м… — он зажмурился и опять уткнулся носом в подушку, надеясь, что Таканори не заметит предательского румянца, выступившего на бледных щеках.

Альфе, впрочем, было не до того. Отодвинув в сторону длинные прядки волос, Таканори осыпал поцелуями его шею. Он лизнул кончиком языка надорванную ушную раковину, прихватил на секунду зубами самый её краешек, а потом легонько подул на влажную кожу, заставив омегу вздрогнуть и тихонько застонать. Улыбнувшись на такую милую реакцию, Таканори слегка отстранился, провёл пальцами по его горлу и стал на ощупь расстёгивать пуговки на рубашке. Спустил её, обнажив вздрагивающие лопатки, поцеловал острое плечо, погладил ладонью руку.

— А-ах… — выдохнул Койю, слегка прогибаясь навстречу его ладони. Он уже весь дрожал и хватал губами воздух; тонкие пальцы с силой сдавливали края подушки. Прикосновения мужа действовали почти как удары током, в животе покалывало, пах быстро наливался мучительной тяжестью, горячее дыхание обжигало ухо, и Койю буквально кожей чувствовал растущее напряжение. Тонкая шёлковая рубашка вдруг начала казаться шерстяной и кусачей, кожа под ней зачесалась, ужасно захотелось от неё избавиться. И Койю нервно задёргал плечом, пытаясь сбросить её.

— Подожди, малыш. Я сейчас её уберу.

Таканори потянул за широкий рукав рубашки, стягивая её и отбрасывая в сторону. Койю шумно втянул в себя воздух через стиснутые зубы, почувствовав, как исчезли кусавшие кожу колючки, ловко перевернулся на спину и обнял супруга за шею обеими руками, прижимаясь к нему. Едва уловимыми поцелуями прошёлся по скулам альфы, поцеловал уголок губ и подбородок. Руки невольно потянулись к резинке пижамных штанов и дотронулись до бугра на мягкой фланелевой ткани; желтоватые глаза лихорадочно заблестели, Койю прикусил губу и слегка сжал пальцы, почти с удовольствием наблюдая, как Таканори на это охнул и дёрнулся, прикусывая губу.

— Хех, ты с меня только рубашку снял и уже так возбудился? — с усмешкой прошептал Койю, положив руки на поясницу супруга и с силой потянув резинку вниз. — Мне порой кажется, что у тебя всё время на меня стоит.

— Ну, почти… — ухмыльнулся в ответ Таканори, наклонившись к нему и шутливо боднув в щёку носом. — …Когда у тебя течка. И я, кстати, этого и не скрываю.

Зарывшись рукой в светлые волосы, уже порядком запутавшиеся и влажные, Таканори сжал её в кулак вместе с мягкими прядями и с силой дёрнул, Койю негромко вскрикнул и запрокинул назад голову. Таканори прошёлся мягкими прикосновениями по его горлу, прихватив губами загрубевшую кожу на месте тёмного шрама, поцеловал ложбинку между острыми выпирающими ключицами, провёл по коже самым кончиком языка. И Койю застонал, когда его пальцы пробежались по сильно выступающим рёбрам, искривлённым из-за многочисленных переломов.

— Ты похудел, — констатировал Таканори, прощупывая косточки. — Опять…

— А ты имеешь что-то против? — капризно протянул Койю.

— Имею. Я же тебе говорил, прекращай себя диетами морить. Ты и так худющий, совсем в скелет хочешь превратиться?

Таканори слегка укоризненно покачал головой и, потянувшись к нему, прижался к приоткрытым губам, слегка прихватывая их своими.

— Мне нельзя не сидеть на диете, я очень быстро набираю вес, — вздохнул Койю, чуть подавшись назад и погладив его ладонью по щеке. — А если я потолстею, могу потерять часть контрактов. Сам понимаешь, вся эта жуткая одежда нормально смотрится только на скелетах и вешалках.

Таканори только поморщился. Он и так знал, что переубеждать супруга в этом вопросе бесполезно. Становилось даже смешно: Койю то и дело упрекал альфу за то, что тот плюёт на своё здоровье и всего себя отдаёт работе, а сам был ничуть не лучше в этом плане, готовый морить себя голодом ради контракта. Впрочем, последнее время Таканори замечал, что Койю стал более внимательно относиться к позывам своего желудка — раньше он мог целый день вкалывать на репетиции или бегать по показам и ни разу не заикнуться о еде, а сейчас сам разработал для себя некий график, по которому мелкими порциями питался. Но всё равно при этом оставался тоненьким, как фарфоровая статуэтка.

Чтобы уйти от этой неприятной темы, Таканори вновь навалился на омегу всем телом и принялся осыпать поцелуями. Поглаживая ладонями костлявые бёдра, он зализывал кончиком языка каждый крохотный шрам, прихватывал губами огрубевшую кожу. Забыв об осторожности, Таканори легонько впил зубы в шов на животе, и Койю мигом зашипел от боли.

— Не кусайся…

— Прости. Не могу удержаться, мне так нравится твоя кожа, — Таканори примирительно лизнул место укуса и, подняв глаза на омегу, усмехнулся: — И шрамы, между прочим, тоже. По-моему, они тебе сексуальности придают.

— Фетишист сумасшедший, — беззлобно огрызнулся Койю и потянул его к себе за плечо, обнимая обеими руками. Говорить, целуясь, было слишком неудобно, и они оба замолчали.