— Я и сейчас не имею, просто удивляюсь, откуда такая спешка.
Йошики осторожно потёр пальцами ручку чашки и горько усмехнулся. А когда Хиде вообще делал что-то не в спешке, медленно и обдуманно? Он этого попросту не умеет, вечно носится, как на реактивном двигателе, и ухитряется быть везде и сразу. Человек такой, с этим ничего не поделаешь.
— А чего тянуть-то? — весело отозвался Хиде и сверкнул глазами. — Некоторые вещи и надо делать спонтанно, если есть возможность. Ну хватит, не дуйся.
Погладив его руку, он опять приложился к чашке, а Йошики, наблюдая за ним, принялся крутить пальцами прядь волос.
В последнее время такие записи, на которые Хиде убегал с утра и обычно застревал на целый день, стали вполне привычным делом. Йошики всё ещё с трудом переваривал то, что работают они теперь полностью порознь. Он невольно вспоминал последний концерт группы — Хиде тогда уж очень плохо выглядел, он словно выступал на собственных похоронах, глотал слёзы и с нескрываемой злобой косился на Тоши. Хотя это была его инициатива, это шоу в полном составе, Хиде с большим трудом уговорил на это Йошики, который от происходящего пребывал просто в бешенстве. Всем им было очень грустно, никто этого не скрывал, но Хиде, казалось, скорбел за всех. Даже поклонники явно поняли, что, как бы там ни держались Йошики, Тоши, Пата и Хис, Хиде уж точно оказался морально сломлен и не готов к распаду. Настолько, что потом в гримёрке гитарист на полном серьёзе злобно сказал, что собирается бросить музыку. Йошики даже рассердился на него. Пианист и так был жутко раздражён и зол, дело его жизни просто рушилось на глазах, и поведение Хиде, который вроде как всегда во всём поддерживал своего лидера и любовника, а тут вдруг начал считать, что его жизнь кончена, в тот момент взбесило Йошики до такой степени, что он при всех с размаху отвесил Хиде пощёчину.
Йошики не раз потом ругал себя за эту вспышку. Он не хотел больно задеть Хиде, просто не справился с эмоциями. Да и Хиде наверняка не имел в виду ничего плохого. Но нервы у всех оказались натянуты до предела. Как итог — они поссорились и разбежались в разные стороны, помирившись лишь спустя несколько месяцев. И сейчас Йошики был очень рад видеть, что Хиде не сдержал обещания, что он творит в своё удовольствие и абсолютно счастлив. Он собрал собственную группу, продолжил писать песни и играть на гитаре. Но больше всего Хиде явно воодушевляло то, что они с Йошики снова были вместе. Они даже вели разговоры о том, чтобы возродить «Х» с новым вокалистом, но это так и оставалось на уровне мечтаний. Йошики до сих пор был безумно зол на Тоши и не хотел ничего о нём слышать, однако понимал, что заменить его будет очень трудно, если вообще возможно, и неизвестно, как воспримут это их поклонники. Лучше уж им заниматься своими сольными проектами, пока скандал не утрясётся.
Порой Йошики подхватывал Хиде после работы, они вместе возвращались домой или, если было ещё не очень поздно, могли посидеть в каком-нибудь ресторанчике или баре поблизости. Здесь даже не приходилось прятаться за очками или высоким воротником, никто не обращал на них толком никакого внимания, разве что на Хиде кое-кто всё-таки поглядывал — мужчина с подведёнными глазами и ярко-малиновыми волосами, которому при этом по виду было уже далеко не двадцать и, если честно, даже не тридцать лет, явно выделялся на фоне элегантного Йошики и притягивал к себе удивлённые взгляды. Особенный интерес он вызывал у детей, вот они с любопытством разглядывали его, даже подходили ближе порой; Хиде корчил им смешные рожицы и, дразня, оттягивал волосы пальцами, а Йошики почти с умилением наблюдал за этим зрелищем. К слову, Хиде всегда удивительно хорошо ладил с малышами, именно его выпускали вперёд, если на съёмках требовалось взаимодействие с маленькими актёрами. Когда у его младшего брата, Хироши, родился сын, Хиде был просто счастлив, он обожал племянника и всегда охотно возился с ним, пару раз даже на сцену вытаскивал, когда мальчик немного подрос. Может, это было отчасти оттого, что Хиде и сам порой вёл себя как ребёнок. А ещё все эти дети, определённо, чувствовали в нём большое доброе сердце и почти всё время жались к нему.
Одно только в этих посиделках по маленьким ресторанам было плохо — Йошики не мог расслабиться ни на секунду, ему приходилось постоянно следить, чтобы Хиде не тянулся к спиртному, а то это заканчивалось, как правило, плачевно. Пианист не терял надежды слегка отучить его от излишней любви к выпивке.
— Ну хоть вино можно? — ныл каждый раз Хиде с обиженным лицом ребёнка, которому строгая мама не разрешила съесть десятую по счёту шоколадку. — Или пиво?
— Нет! — категорично отрезал Йошики, знавший, что в этом случае стоит только чуть-чуть ослабить хватку — и он мгновенно найдёт способ напиться до поросячьего визга.
— Ну Йо, ну один стаканчик… Не будь таким вредным!
— Да, я вредный, а вот ты не умеешь вовремя тормозить. Мне неохота опять заталкивать тебя в машину и потом на себе волочь в дом, — Йошики фыркал, — у меня и так уже шея и спина ни к чёрту. Так что сделай одолжение…
Чтобы ему было не так грустно соблюдать этот режим, Йошики и сам почти полностью отказался от выпивки. А Хиде дулся, но в итоге всё-таки сдавался и остаток вечера вполне мирно потягивал через трубочку газировку, молочный коктейль или обычный зелёный чай. Он не умел долго обижаться, такие конфликты, как правило, давились прямо в зародыше. Хиде вообще был лёгким на подъём человеком, добродушным, заботливым и совсем не злопамятным, и он как никто умел воздействовать на Йошики, оказывался чуть ли не единственным, кто мог успокоить и переубедить вспыльчивого лидера.
Йошики не представлял себе жизни без него. Не хотел даже думать, что случится, если Хиде вдруг исчезнет. Однако теперь эти мысли встали перед ним во всей красе. Правда ли то, что он видел, было лишь порождением слишком бурного воображения, за которое Хиде всегда над ним беззлобно посмеивался? Или же всё-таки это какое-то предупреждение о приближающейся опасности? Так или иначе, Йошики не хотел отпускать Хиде в Токио. Скользя пальцами по гладким клавишам рояля, он судорожно раздумывал о том, как бы заставить гитариста отменить поездку, но, как назло, в голову не приходило ничего хорошего — аргумент должен был быть очень весомым, Хиде при всём своём добродушии был крайне упрямым и не любил отступаться от своих планов.
На плечи словно опустилось что-то тяжёлое, пальцы замерли над клавишами. Йошики нервно прикусил губу. Красноватый свет закатного солнца мягко стелился по музыкальной зале, отражаясь от всех поверхностей, на которые попадал. Йошики, как обычно, впал почти в транс и потерял счёт времени. Из холла слышалась весёлая возня и фальшивое пение. Пианист устало моргнул, встал со скамьи, осторожно опуская крышку, и отправился к выходу из комнаты.
— Ты быстро сегодня.
Он обнял усталого Хиде, успевшего вывернуться из куртки, и так сжал его в объятиях, что тот едва на ногах устоял.
— Я старался, хотелось вернуться пораньше. Ещё скажи, что не рад, — Хиде легонько постучал пальцами по его плечу и уткнулся носом в волосы. — Ой-ой, Йо, не сжимай меня так, задушишь.
— Не могу. Я так соскучился…
Йошики потёрся носом о его шею; рука невольно потянулась к воротнику собственной рубашки и ослабила парочку верхних пуговиц.
— За несколько часов? Как это мило, — Хиде улыбнулся и поцеловал его в кончик носа. — Моя чувствительная принцесса.
— Сто раз же просил не называть меня так… — Йошики вздохнул и прикрыл глаза.
— Знаю, «лидер-сан» тебе нравится больше, — со смехом отозвался Хиде.
— Неправда!
Почувствовав, как вздрогнул в руках Йошики, Хиде осёкся и мягко погладил волосы.
— Ну ладно тебе, чего ты так передёргиваешься. Я же просто шучу.
— Дошутишься когда-нибудь, обижусь. Проголодался?
— Ещё как. Только на ужин хочу слопать тебя, — Йошики покраснел, а Хиде усмехнулся и, поцеловав его в уголок рта, осторожно отцепил от себя его пальцы.
