— А мы с тобой поедем в такое место, где нам никто не будет мешать, — протянул Йошики, решив переупрямить его и добиться своего. — Я знаю одну хорошую гостиницу с приватными онсенами. И тебе не придётся раздеваться ни перед кем, кроме меня. Меня же ты не стесняешься?

Хиде улыбнулся и отложил в сторону гитару.

— Йо, я сам себя иногда стесняюсь, ты о чём? Знаешь, я в этом плане всегда тебе завидовал, что ты можешь преспокойно без одежды позировать и на сцену выходить. Я так не могу. Просто психологически не могу, понимаешь?

— Понимаю, поэтому я особо и не настаивал на том, чтобы ты раздевался, — пианист только вздохнул. — Но меня-то чего бояться? Мы же живём вместе, я всё равно видел тебя без одежды. И я тебе сто раз говорил, у тебя нормальное тело, красивое, стесняться тут нечего.

Хиде упрямо мотнул головой, пряча глаза за длинной чёлкой.

— Ну давай, — Йошики заискивающе улыбнулся и сложил ладони. — Полечим заодно твоё плечо, оно же наверняка болит после записей и самолёта… И просто представь, два-три дня тишины и созерцания природы, ну неужели тебе не хочется?

Он долго ещё уговаривал возлюбленного и в конце концов победил, Хиде всё-таки сдался под таким натиском. Хотя он явно всё ещё недоумевал, с чего Йошики вдруг так упёрся именно в такой вид отдыха.

— Я очень надеюсь, что ты знаешь, что делаешь… — устало пробормотал Хиде в итоге и снова взялся за гитару. Йошики погладил его по волосам и, потянувшись вперёд, поцеловал в скулу.

— Хиде, успокойся и доверься мне.

Хаконе, чуть больше часа езды на скоростном поезде из Токио — и кажется, будто в другой мир попадаешь; хоть и оживлённый курорт, а всё же вокруг ощутимо тише и спокойней, не так шумно, как в мегаполисе. Не очень яркое ещё утреннее солнце приятно пригревало, его мягкий свет стелился по небольшим торговым улочкам, разбегавшимся в разные стороны. День обещал быть ясным и тёплым, Йошики даже, выйдя из терминала станции, расстегнул кожаную куртку и краем глаза посмотрел на возлюбленного. Хиде смешно щурился, как котёнок, и каждую секунду дёргал накинутый на голову капюшон огромной белой толстовки — прятал под ним слишком приметные малиновые волосы.

— Здесь всё здорово изменилось… — поймав удивлённый взгляд Хиде, Йошики улыбнулся и поправил модные очки на носу. — Я здесь был один раз. Лет так… Двадцать назад, или даже больше. Мама как-то привезла меня сюда во время школьных каникул, хотела полечить мою астму.

— Помогло? — Хиде улыбнулся и, сжав кончики его пальцев, потянул вперёд.

Йошики слегка повёл плечом.

— Ну, как ни странно, приступов с того времени всё-таки меньше стало, и не такие они мощные теперь… Хотя до конца я, конечно, так и не вылечился.

— Да я помню, как ты задыхался и в обморок падал после некоторых песен, — Хиде покачал головой. — Жуткое было зрелище. И при этом ты ухитрялся делать всё, чтобы это выглядело очередным твоим актёрством, будто так и задумано. И тебе это удавалось.

— Нельзя же было пугать поклонников, приходилось выкручиваться.

Йошики и сам вздрагивал, когда вспоминал те времена. В обычное время его приступы удушья и кашля и вправду сошли почти на нет, а вот на концертах это случалось сплошь и рядом. Бывало такое, что после особо быстрых и ритмичных песен из репертуара он просто начинал задыхаться и падал плашмя из-за своей ударной установки, частенько ещё и обрушив на себя барабаны. Йошики почти терял сознание, ползал в полуобмороке по сцене, хрипел и хватал воздух ртом, он чувствовал себя так, будто истекает кровью из каждой точки, умирает. Но он отчаянно цеплялся за свою жизнь; в конце концов на сцену выскакивали ассистенты, поднимали его, буквально на руках тащили в гримёрку и откачивали при помощи кислородного баллона. Только тогда Йошики кое-как приходил в себя и мог играть дальше. И уж если Хиде говорит, что это была жуть, значит, зрелище и вправду было весьма и весьма неприятное.

— В детстве было ещё хуже, я задыхался от всего подряд, — Йошики покачал головой. — Не знаю уж, источники мне помогли или что-то ещё, но в любом случае, я рад, что этого больше не происходит. Может, и у тебя плечо пройдёт.

— Не пройдёт, — Хиде обречённо улыбнулся. — А если даже пройдёт, то опять травмируется на следующий же день, я ведь постоянно гитару на ремне держу. Из этого круга не вырвешься, только совсем прекращать играть, но это не мой вариант. А так можно лишь облегчать боль регулярным массажем.

— Если бы ты мне позволял, я бы тебе хоть каждый день этот массаж делал. Но ты же не даёшься, — слегка сердито протянул пианист и хитро глянул на него краем глаза. — Сегодня даже не вздумай отнекиваться.

Хиде ответил ему кривоватой улыбкой.

— Не буду. Я же помню, зачем мы сюда приехали.

До гостиницы было десять минут неспешным шагом, и даже такого короткого времени вполне хватило, чтобы надышаться влажным воздухом и полюбоваться местными красотами. Рёкан находился в стороне от улиц, на небольшом возвышении, куда вела довольно длинная лестница. На ресепшен их встретила приятная молодая женщина в чёрной юкате, она же потом проводила до номера на третьем этаже и мягким грудным голосом спросила, во сколько будет удобно завтракать и ужинать и когда следует раскладывать футон. Получив ответы на свои вопросы, кивнула, попросила, если что, тут же обращаться на стойку регистрации и, пожелав приятного отдыха, удалилась.

Номер был просторный, из двух комнат, оформленный в традиционном стиле: стены, обитые деревом, низкая светлая мебель, столик, несколько кресел и диван. Всё это было наполнено каким-то приглушённым, мягким желтоватым светом. Лёгкие раздвижные двери из гостиной вели на небольшую террасу, с которой открывался вид на гору Фуджи. Здесь тоже стоял маленький столик и пара удобных кресел, а сбоку, за полупрозрачной перегородкой, возвышалась прямоугольная деревянная ванна, в неё из маленького фонтанчика на стене с умиротворяющим журчанием текла дымящаяся вода. Высунувшись на секунду наружу, Йошики с наслаждением вдохнул свежий воздух, от которого почти сразу начинала кружиться голова.

— А здесь очень уютно, — весело сказал за спиной Хиде, осторожно опустив на пол сумку и сбросив наконец с головы явно надоевший ему капюшон толстовки. — И тихо, что самое главное…

— Ну, я же пообещал тебе, что никто нас не побеспокоит, — пианист улыбнулся и, оставив створку приоткрытой, повернулся к нему. — Ванна здесь тоже отдельная, так что можешь не волноваться, голым тебя никто, кроме меня, не увидит.

Хиде слегка порозовел, тихонько фыркнул в ответ и принялся выпутываться из куртки.

— Только вот хорошо бы эта девушка с ресепшен была далека от музыкального мира и нас не узнала, а то завтра все журналы будут обсуждать, с какими целями мы с тобой вместе поехали на курорт и чем занимались в этой самой ванне. Вот уж дадут волю фантазии…

Йошики дёрнулся. Да, вот этого бы и впрямь не хотелось, если об их отношениях кто-то прознает, мало не покажется, по костям растащат обоих и вытянут на свет все похождения. С распада «X» прошло всего несколько месяцев, тема ещё горячая, учитывая, каким громким скандалом она сопровождалась, так что таблоиды не упустят случая нагреть на ней руки. Такая потрясающая новость, как любовная связь бывшего ударника и лид-гитариста культовой группы, станет для всех СМИ настоящим подарком.

— С каких это пор тебя резко начало волновать мнение окружающих? — с усмешкой спросил Йошики и с наслаждением потянулся.

— Мнение меня ничьё и не волнует, плевать, кто там что думает. Но мне не хочется личные отношения выносить на всеобщее обозрение, — Хиде пожал плечами, — чтобы кто-то знал, с кем я трахаюсь и в каких позах. Такое никому ещё на пользу не шло. Личная жизнь на то и личная, что только двоих касается, вот!

— Всё, всё, я понял, не кипятись, — пианист примирительно приподнял руки. — Я вполне разделяю твоё мнение. Не волнуйся, думаю, местный персонал хорошо умеет язык за зубами держать, его за болтовню о клиентах по головке не погладят. Лучше подумай, какие у нас планы?