Но почему-то Йошики казалось, что в этой тишине он слышит тиканье часов, неумолимо отсчитывающих время до подбирающегося кошмара. Он всем нутром чувствовал беду. Знал, что и в этот раз ничего не получится. А ещё он смотрел на мирно сопящего Хиде и с каждой секундой всё более отчётливо понимал: Хиде ему всё-таки не поверил. Ну не может он быть таким спокойным, осознавая, что ему осталось жить меньше суток.
«Притворился, что поверил, выслушивал весь этот бред, рассуждал вместе со мной… Как же на тебя похоже…»
Подавляя судорожный вздох, Йошики поцеловал его в макушку и обнял обеими руками.
***
Снова пустота. Йошики казалось, что он начинает привыкать к ней, как к обычному своему состоянию, и почти не боится уже того, что должно произойти. Даже слёз уже не было, не шли, совсем. Пианист просто лежал на диване в музыкальной комнате, надвинув на голову наушники, и раз за разом прокручивал на плеере злосчастный диск с записью «Pink Spider», который дал ему Хиде в самолёте.
В больную голову полезли совсем уж страшные мысли. А что, если в самый первый раз смерть Хиде всё-таки была самоубийством? Что, если распад группы и ссора с Йошики привели к куда более глубокой душевной травме, чем это казалось со стороны? У Хиде явно были подобные мысли, иначе он бы и не написал такую песню… Но тогда почему он решился на это только сейчас, в мае, спустя несколько месяцев после случившегося, когда всё вроде как уже наладилось, а не сразу? Случилось что-то ещё, о чём Йошики не знает, вызвавшее новый взрыв? Просто голова кругом идёт от таких мыслей… Йошики тихонько скрипнул зубами и сжался в комок, притискивая к груди кулаки.
Он ведь сам отчаянно спорил с полицейскими и кричал, что у Хиде никогда не было суицидальных наклонностей. И Йошики был твёрдо уверен в том, что это несчастный случай. Теперь же, после разговора с Хиде о песне и о том, что происходило в первое время после распада, его уверенность ощутимо пошатнулась и заставила впервые задуматься — а знал ли на самом деле Йошики, что было на душе у Хиде в эти последние дни и о чём он думал, правда ли всё было так хорошо, как казалось?
Да ещё эта измена, о которой Хиде ему в этот раз напомнил… Ещё одна серьёзная шероховатость в их отношениях, о которой так не хотелось бы вспоминать. Они серьёзно поссорились тогда. Две недели друг с другом не разговаривали, вообще, вызывая удивление у одногруппников. Причём Хиде не считал случившееся чем-то ужасным и искренне недоумевал, из-за чего Йошики на него обозлился. Могло ли и это быть звеном цепочки?
Музыка вдруг стихла, ободок наушников сдвинули с головы, и Йошики пустым взглядом уставился на незаметно подошедшего к нему Тоши. Тот ничего не сказал, только наклонил набок голову и погладил его по волосам. А пианист невольно подумал о том, что он уже не чувствует даже злости на бывшего друга — ничего, абсолютно. Сплошное безразличие. Йошики уже столько раз переживал это, что присутствие Тоши перестало вызывать у него какие-либо эмоции. Он просто знал, что так оно и будет.
До конца оставалось несколько часов. В этот раз Йошики решил дать петле завершиться самостоятельно. А себе — время на то, чтобы подумать, что ему делать в следующей. Ну должен же быть хоть какой-то выход…
========== 5. ==========
Йошики проснулся около пяти утра от холода и шума дождя; поворочавшись немного с боку на бок, пианист слегка приоткрыл глаза, сонно моргая и привыкая к серому свету. Едва не застонал мучительно и уткнулся носом в подушку. Да сколько же можно. Одна только мысль о том, что опять наступило утро двадцать шестого апреля, вызывала изжогу, причём не только моральную, но и физическую, Йошики казалось, что он теперь будет ненавидеть этот день всю оставшуюся жизнь. Если найдёт, конечно, способ её продлить.
Завернувшись в тёплый плед, Йошики медленно поднялся и, покачиваясь, как во сне, побрёл в коридор. Хиде привычно обнаружился на террасе — сидя на маленьком плетёном диванчике и поджав под себя ноги, он курил и задумчиво наблюдал за дождём. Гитарист смешно щурился, глядя на светлеющее небо, фыркал, когда лёгкий ветерок трепал ему волосы и бросал на лицо холодные капли.
— Простудишься.
Йошики улыбнулся, присел рядом и набросил на него второй край пледа, и Хиде вздрогнул от неожиданности. Но тут же, расслабившись, слегка покачал растрёпанной головой.
— Могу сказать тебе то же самое, Йо, — свободной рукой Хиде притянул возлюбленного к себе и уткнулся носом в волосы. — Посиди со мной, раз уж проснулся…
Йошики, молча кивнув, крепко обнял его обеими руками и прижался к плечу, успокоенно прикрывая глаза.
Стоит ли сейчас рассказывать ему о петле? Похоже, это бесполезно. В прошлый раз Хиде удивился познаниям Йошики касательно ещё не вышедшей песни, но всё равно до конца не поверил, это было видно по его поведению, спокойствию, которое он демонстрировал. Хотя он в своей манере постарался сделать всё возможное, чтобы Йошики ничего не понял. Да и разговоры о том, как можно с этим справиться, ни к чему их не привели, Хиде не понимал, что делать, ровно в той же мере, что и сам запутавшийся вконец Йошики. А Йошики сделал для себя очередной вывод — ему предстоит бороться с проблемой один на один.
Понять бы хоть, в чём причина, что вызвало эту петлю… Оно явно лежит где-то перед самым носом, а Йошики бродит вокруг да около, тычется, как слепой, во все углы и никак не может наткнуться на разгадку.
Впрочем, сейчас думать, особенно о таких тяжёлых вещах, не хотелось вообще. Шум дождя и листвы убаюкивал, аромат влаги и озона щекотал ноздри, было так тепло и уютно… Йошики зевнул и опустил ресницы.
— Не выспалась, принцесса? — Хиде поцеловал его в лоб, пальцами перебирая спутанные волосы. — Сейчас, я докурю, и пойдём спать.
— Не торопись, — полусонно отозвался Йошики, потираясь носом о его плечо. — И прекрати уже называть меня принцессой…
— Ни за что, — с усмешкой шепнул ему Хиде. — Впрочем, могу вместо этого называть тебя королевой, хочешь?
— Тебе настолько не нравится моё имя?
Йошики тихонько фыркнул и боднул его головой.
— Ну что ты, нравится, — улыбнулся Хиде и потёр ладонью затылок. — Мне почти всё в тебе нравится. А что плохого ты находишь в ласковых прозвищах?
— Ничего, но почему именно принцесса? — устало спросил Йошики. — Ты не находишь это странным? Я же всё-таки мужчина…
Хиде ничуть не смутился.
— Не нахожу, абсолютно. И вообще, мне просто так хочется. Вот и всё.
Чтобы не дать ему возразить, Хиде быстро потушил начавший гореть фильтр в пепельнице и, притянув пианиста к себе, поцеловал в приоткрытые губы. Йошики вцепился было в его плечо, но передумал отталкивать и вместо этого скользнул ладонью по груди, сжав ткань футболки.
Этот разговор был одной из немногих закономерностей в этих петлях. Почти в каждой Йошики хоть раз просил Хиде не называть его принцессой, а тот смеялся и тряс головой со словами «ни за что». И Йошики про себя подумал, что это уже почти перестало его раздражать — почему-то стало казаться, что, называй его Хиде «малыш» или «крошка», это бесило бы куда сильнее своей примитивностью. А так хоть что-то оригинальное.
— А Таска ты тоже так называл?
Йошики отлепился от его рта и пальцами почувствовал, как он дёрнулся. Хиде же мигом перестал улыбаться, в светло-карих глазах появился тревожный блеск.
— Таска? — слегка растерянно переспросил он, наклонив набок голову. — Ты чего вдруг об этом вспомнил?
Йошики прищурился. Хиде сам ему об этом напомнил в прошлой петле. Может, конечно, совпадение, но стоит проверить, могло ли это как-то вклиниться в цепь событий.
— А я и не забывал.
Хиде секунду похлопал ресницами, потом тяжело вздохнул и опять потянулся за сигаретной пачкой.
— Йо, ну не заставляй меня в очередной раз оправдываться за это… Я и так тогда всего себя съел за те две недели, что мы не разговаривали. Потому что я не понимал, чего ты взъелся. И сейчас не понимаю.
