— Я знаю, — прошептал Хиде, гладя его по лицу. А в глазах у него по-прежнему скакали черти. — Но… Может, всё-таки попробуем? Мне хочется.
Йошики слегка сощурился и, наклонившись, медленно лизнул его горло. А потом подул на влажную дорожку, с удовольствием слыша сдавленный выдох сквозь зубы, и с усмешкой сказал:
— Хидето Мацумото сам предлагает мне его трахнуть. Вот уж не предполагал, что доживу до этого дня, — Хиде фыркнул и боднул его головой в ответ, — думал, такая честь только Таску выпала. И я, по-твоему, упущу такую возможность?
Йошики чувствовал себя непривычно разомлевшим. Просто пьяным; только вот опьянел он в этот раз не от вина, а от всего этого спокойствия, от этой нежности, от его тепла и аромата парфюма, лёгкого, почти выветрившегося, но ещё вполне ощущаемого. Не до конца отдавая себе отчёт в происходящем, пианист зацеловывал шею опрокинутого на постель возлюбленного. Приподнимал голову, когда Хиде настойчиво тянул его за волосы, желая почувствовать его губы на своих, и руками одновременно пытался стащить одежду — Хиде, как обычно, укутался, спрятался от него в два слоя ткани: водолазка, футболка… Вроде бы в квартире не было холодно, Йошики в тонкой рубашке не мёрз, а Хиде вырядился так, будто на северный полюс собрался.
— Как тебе только не жарко во всей этой сбруе, — сбивчиво шептал Йошики ему в губы, — не понимаю…
— Я мёрзну! — почти простонал Хиде. — Не все же такие горячие, как ты…
— Да? — Йошики усмехнулся, приподнявшись на локте и окинув взглядом его порозовевшее лицо. — А вот твой румянец говорит об обратном.
Хиде фыркнул и, сбросив его руки, принялся сам выворачиваться из одежды. Едва он отбросил в сторону майку с водолазкой, Йошики опять повалил его в подушки и вцепился в обнажившуюся шею. Мягкая кожа была такой приятной на ощупь… Йошики уже едва не урчал, как кот, обцеловывая, зализывая остро выпирающий на горле кадык. Не выдержав, прикусил раз, другой, сначала легонько, потом сильнее, нарочно впивая в кожу зубы и вырывая сдавленный выдох боли. Двигаясь по шее вниз, к ключицам, к груди, он гладил ладонями талию и бёдра, обводил языком контуры сосков, слегка царапая ногтями выступающие косточки, прислушиваясь к тихим вздохам, которые издавал Хиде.
— Не бойся ты так, Йо… — он вдруг улыбнулся краешком рта, когда Йошики припал на секунду к его губам, и погладил по щеке. — Я давно не девственник, знаешь ведь. И секс люблю грубый, незачем так нежничать.
— Знаю, — буркнул Йошики, ловко стягивая с него брюки и устраиваясь между раздвинутых ног. — Вспоминать только не хочу, кто тебя непорочного первым попробовал.
Хиде улыбнулся, но отчего-то сейчас эта улыбка показалась Йошики хитрой и какой-то даже недоброй. Как будто нарочно напомнил, зная, что Йошики это заденет.
— Не ревнуй, моя принцесса, — мурлыкнул Хиде и лизнул его щёку, — это было несерьёзно, я же тебе объяснял. Люблю только тебя.
— Да надо мне больно тебя ревновать, — хмыкнул Йошики, перехватывая его руку за запястье и утыкаясь носом в скулу. — Просто мы вроде договорились, что больше не будем об этом.
— Йо-о-о-о! — Хиде сощурился и показал ему язык. — Тебя что, Тай покусал?
Йошики тихо рыкнул и почти грубо поцеловал его, прикусывая губы.
— Ещё одно слово — и я тебя покусаю, Хидето!
Услышав полное имя, Хиде разом присмирел и даже, улёгшись поудобней, потянул затрясшегося от ярости Йошики к себе.
— Ну, ну, не сердись. Давай уже, — томно прошептал он и запрокинул голову, — сделай мне хорошо.
Два раза повторять не пришлось. Йошики слегка приподнял его за талию, пристраиваясь, и, навалившись на него, резким движением оказался внутри.
Крик Хиде эхом зазвенел в ушах, и пианист живо зажал ему рот ладонью. В расширенных глазах заплескалась боль, кровь, казалось, разом отхлынула от его лица. Помедлив немного, дав время привыкнуть, Йошики осторожно убрал руку и вновь качнулся, толкаясь глубже. Он мог бы быть нежным и осторожным, но воспоминания и застарелая ревность крепко ударили прямо в голову. Не стоило Хиде бередить эти раны.
— Аргх, чёрт побери… — Хиде скривился, кусая губу и цепляясь за его плечи. — Больно. Я уже и забыл, какой у тебя член здоровенный…
— Ну да, конечно, — Йошики фыркнул и потянул его за волосы, — а то ты меня голым давно не видел.
— Видеть-то видел, а теперь вот ещё и очень чувствую, задницей, — с ухмылкой сообщил Хиде. — Это разные вещи, поверь.
Он с силой дёрнул пианиста, легко опрокидывая на себя, и сжал коленями бёдра. Малиновые волосы неаккуратно рассыпались по подушке; он так призывно лизал губы, а в расширенных, почерневших глазах метались яркие искры… Всё-таки, как бы по-доброму Хиде себя ни вёл, в нём всегда было что-то дьявольское. Его взгляд, улыбка. А сейчас Хиде и вовсе выглядел настоящим демоном, до безумия манящим и развратным. Только рожек на макушке не хватало.
Йошики старался выполнять его пожелания, входить резко, ударяясь в него бёдрами, а назад подаваться медленно и дразняще. Хиде метался под ним, нетерпеливо поскуливая и царапая влажными пальцами плечи и шею. Он был таким тесным, да ещё постоянно сжимался, и это вызывало целую волну головокружительных ощущений. А его крики разлетались по квартире гулким эхом.
В какой-то момент Хиде надоело валяться на постели, он обнял пианиста обеими руками и повалил его на спину, тут же яростно насаживаясь сверху. И Йошики, успев только охнуть, слегка приподнялся, целуя его шею и подбородок. Дёрнул за волосы, запрокидывая голову назад.
— На нём ты тоже тогда так прыгал? — с ухмылкой спросил Йошики, покусывая влажную кожу.
— А то, — ядовито отозвался Хиде, явно решивший раздразнить его сегодня на полную катушку. Целый день дома в безделье так на него подействовал, что ли. — Даже посильнее, вот так! — он ударился в живот Йошики и, громко вскрикнув, упал на него сверху, увеличивая темп, до упора поднимаясь и опускаясь. Ему наверняка было больно, Йошики видел, как он кривится, но Хиде явно очень старался не обращать на это никакого внимания. Пытаясь задушить очередной крик, он сам впился в губы пианиста. Поцелуй вышел каким-то неаккуратным, смазанным и влажным, но таким сладким… Йошики сцепил пальцы в замок на его шее, не давая отстраниться, облизывая и кусая его губы в ответ, чувствуя, как настойчиво тычется ему в зубы язык.
Воздуха уже не хватало. Хиде резко вскинулся, слегка повёл узкими плечами, мотнул растрёпанной головой… Он казался почти обессилевшим, голос охрип, глаза слезились, по вытянутой жилистой шее и лицу стекали капельки пота, а тело била мелкая дрожь. Такой красивый… Боясь захлебнуться от этого поистине великолепного зрелища, Йошики протянул трясущуюся руку и коснулся пальцами уголка его рта, мазнув ими чуть вниз. Хиде прикрыл глаза и наклонил голову, целуя их, прихватывая пересохшими, израненными губами. А завтра на съёмке передачи будет говорить ведущей, что обветрил.
Уже всей кожей чувствуя подкатывающуюся к телу горячую волну, Йошики опять потянул его к себе, процарапав ногтями по спине. Хиде припал к нему так резко, что они стукнулись зубами, и пианист скользнул рукой между их тел, по животу вниз. Под яростными рывками его ладони Хиде почти задыхался, упираясь мокрым горячим лбом в плечо возлюбленного, но двигаться не переставал. Влажные разлохмаченные волосы липли к его лицу и даже забивались в рот, и Йошики трясущимися пальцами убирал их, осыпал пылающее лицо поцелуями. За этими эмоциями, захлестнувшими его мощным потоком, он упустил момент, когда Хиде вдруг со злостью вцепился в его шею и почти завыл сквозь стиснутые зубы; на руку брызнула густая тёплая влага, так неожиданно, что Йошики, собиравшийся продержаться подольше, сам сжал его в объятиях до хруста в костях, изо всех сил пытаясь бороться с сокрушительной волной оргазма, уносившей его прочь от спальни.
…Темнело, дождь по-прежнему стучал по стёклам крупными косыми каплями. Йошики не знал, сколько времени прошло, да и не хотел знать. Хиде отдыхал у него на груди, нежился, похожий на мурлыкающего котёнка; пианист, слегка прикрыв глаза, мягко перебирал пальцами малиновые волосы, гладил за ушами, касался острых скул, с которых так и не ушёл до конца розоватый румянец.
