— Надо раздобыть планы всех зданий в районе и продумать пути доступа для бойцов, — отключаю эмоции и перехожу на мыслительный уровень.

— Уже раздобыл, — довольно лыбится Шахим, потирая бороду.

Из недвижимого фонда района отсеиваем многоквартирные дома, мелкие магазины шаговой доступности и образовательные учреждения. Ни возможности, на планировки этих зданий не потянут предполагаемые условия. Больше всего подходит казино, клуб для извращенцев и кинотеатр, но ещё два здания могут с натяжкой сойти.

Изучаем их все, расставляя бойцов и рассчитывая огнестрельную мощь и количество тротила. Спать некогда, каждую минуту ждём координаты и время, отшлифовывая порядок действий, чтобы отскакивал от зубов. Таблица умножения, вдолбленная в школе, отдыхает. Мои бойцы с закрытыми глазами пройдут насквозь представленным по планам здания, не пропустив ни одну ступень и дверь.

— Поддержка будет? — интересуюсь, дабы знать последствия.

— Нет. Здесь нас не любят, — огорчает араб. — Делаем дело и в самолёт. Кота за яйца тянуть будет некогда.

К ночи следующего дня получаем сообщение. Как и подозревали, для аукциона выбрано казино — крепость снаружи и настоящий улей внутри. Множество вип-комнат, окружающих в два этажа основной зал, запутанные переплетения коридоров и технических помещений, шесть запасных выходов и собственная охрана, больше похожая на маленькую армию, полный запрет на внос оружия и предметов связи.

— Оттуда проблематично подать сигнал для начала операции, — тру подбородок, заросший многодневной щетиной. При малышке брился каждый день, боясь повредить её нежную кожу, а теперь совсем себя запустил, забыл, когда последний раз мылся.

— Шумоизоляция должна быть на высоте, — соглашается Шахим.

— Можно пронести брелок от машины и надеяться, что пройдёт сигнал на взрывное устройство, — выдвигаю предложение.

— Хочешь ехать с взрывным устройством под жопой? — с опаской интересуется друг.

— Готов везти его хоть в самой заднице, — отмахиваюсь. — Поторопись. Через час надо быть на месте.

В час пятьдесят въезжаем на территорию, а в два проходим в зал, надев предварительно маски. Конфиденциальность мероприятия на высоте, как и охрана. Снимать глухие маски, закрывающие половину лица, запрещено, как и говорить. Для озвучивания цены на столах лежат планшеты, а для сигнала официантам карточки меню. Полумрак смягчает обстановку, скрывая в тени вооружённых мужчин и обволакивая лёгким маревом тела покупателей.

— Держи себя в руках, Мир, — даёт последние напутствия Шахим. — Не забывай, мы должны увидеть обоих детей, и только после взрывать автомобиль.

— А если это не они? — не могу скрыть дрожи в голосе.

— Тогда покупаем кого-нибудь и тихо уходим, — настаивает он.

Музыка затихает, раздаётся гонг и прожектора бьют по сцене, огороженной защитным стеклом. Началось, и я весь собираюсь. Потными ладонями нервно мну пульт, пряча руку под стол, не спуская глаз с возвышения, на которое выводят отмытых и разодетых детей. Всех мальчиков облачили в белые рубашки, чёрные бабочки и короткие шорты, а девочек в обтягивающие платья, не скрывающие детскую худобу.

Хоть все здесь в масках, но я каждой клеточкой чувствую их скользкие взгляды, наполненные похотью. Становится противно, вплоть до тошноты. Такое не укладывается в голове, а если учесть, что у большинства есть семьи и свои дети, вертится вполне резонный вопрос: как их ещё носит земля?

— Лот номер семь, — звучит механический голос. — Хорошенькая девочка, красавица. Маленькая, но очень перспективная. Стартовая цена сто тысяч.

Дальше я ничего не слышу, потому что на центр сцены выносят мою дочь. Заплаканное личико, спавшие щёчки, страх в глазах. Вцепилась ручками в суку, держащую её на руках, и пытается отвернуться. До меня доносятся отдельные звуки, погружённые в толстый слой ваты. Кто-то чмокает в восхищении, кто-то рьяно бьёт пальцами по экрану планшета.

— Двести тысяч… Пятьсот… Восемьсот пятьдесят…

Сбоку Шахим набивает цену и шипит мне, предостерегая от поспешных действий.

— Миллион двести… Миллион двести раз, миллион двести два, миллион двести три, — и друг довольный откидывается на спинку.

— Лот номер восемь, мальчик четырёх лет…

Как только выходит Глеб, похожий на загнанного зверька, я с силой давлю на кнопку, отводя в сторону руку и ожидая рвущуюся ноту взрыва.

Дамир

С каждым шагом сына отсчитываю секунды до взрыва. Волнуюсь, вдруг сигнал не пройдёт, воспроизвожу в памяти план здания, вспоминая, сколько стен мешает пробиться и суммирую толщину бетона. Многовато, но надежда не хочет сдаваться. Хлопок, лёгкая вибрация, кажется, слышу звон стекла, хотя, скорее всего бьющееся стекло в моём подсознании.

Замечаю по бегающим теням, что охрана начинает суетиться. Если это так, то сигнал прошёл и дал команду моим бойцам. Остаётся ждать, пока парни пробьют оборону и ворвутся внутрь, и готовиться поддержать их. Краем уха слышу, что цена за Глеба дошла до полутора миллионов, а эта сумма в долларах заоблачна за человека. Страшно представить, что угрожало детям за такие деньги.

За дверьми уже слышится грохот и выстрелы, оставшиеся охранники бегут туда, а у меня совершенно нет ничего под рукой, чем бы я начал расчищать территорию здесь. Над столами набирает обороты шум, сначала шипящий, но всё быстрее переходящий в испуганный гомон. Боитесь твари! Бойтесь! Живыми вам отсюда не выйти!

Дверь разлетается в щепки, и на пороге появляются первые бойцы. Вскакиваю, переворачивая стол, сбрасываю маску и ловлю свой любимый нож, побывавший не в одной глотке.

— Вырезать всех. В живых оставить только детей, — бросаю бойцам и всаживаю нож в сидящего рядом ублюдка.

Мимо пролетает пуля, задев по касательной плечо. Боли не чувствую, только злость сильнее. Красная пелена затянула глаза, пропуская только пульсирующее сердцебиение мразей. Рычание, крики, визги, мольбы о пощаде и треск костей, сопровождающий реки крови.

Я не волнуюсь, как выгляжу в глазах сына, пробивая к нему дорогу через трупы. Пусть видит, как отец должен мстить всем, кто посмел обидеть его детей. Бросаю на него взгляд и встречаюсь с огнём во взгляде. Кулачки сжаты от злости, губы побелели от напряжения, корпус подался вперёд, заняв защитную стойку. Мой сын! Ещё чуть-чуть, и будет рвать врагов зубами, стоя ко мне плечом к плечу!

Через несколько минуть наступает тишина, прерываемая редкими детскими всхлипами и тяжёлым дыханием парней. Прорываюсь через ограждение сцены и подхватываю своего маленького мужчину на руки. Насрать, что пачкаю его белую рубашку кровью, что, возможно, пугаю своим напором. Сжимаю, покрываю щёки поцелуями, не могу оторваться, как будто не видел целую жизнь.

— Всё хорошо, сынок. Всё хорошо. Сейчас сестрёнку заберём и будем выбираться отсюда, — обещаю ему, шаря глазами за ширму, отгораживающую сцену.

— Не буду больше сватать за тебя дочерей, — появляется из-за перегородки Шахим, бережно неся испуганную Киру. — У меня выгодное предложение. Шадиду, моему младшему, исполнилось пять. Кира станет ему хорошей женой.

— Не рано? — забираю у него дочку и прижимаю к себе. — Не уверен, что Ника поддержит договорной брак, да ещё в таком возрасте.

— Просто не мешай детишкам общаться, а там посмотрим, что выгорит, — ставит точку друг. — Сейчас надо поторопиться на самолёт, пока полиция с гвардией не очухались.

Уже в самолёте узнаю, что группа Шахима устроила несколько отвлекающих взрывов в другом конце города, сравняв с землёй склады конкурента и один игорный дом, поэтому одиночному выхлопу у казино никто не предал значения, позволив нам спокойно взлететь в воздух. Из потерь семь бойцов, лежащих в грузовом отсеке. Трое Шахима и четверо моих. Они отдали жизни за спасение детей, и их семьи получат хорошее вознаграждение.