— Гар, ты далеко от дома? — кричу в трубку, сжимая её до треска.

— Часах в десяти, — спокойно отвечает. — Если гнать, уложусь за шесть. Что-нибудь случилось?

— Связь отрезана, так что несись туда. Сразу отзвонись.

Сбрасываю вызов и командую срочно вылетать. Места себе не нахожу. Это уже не предчувствие, а состоявшийся факт. С семьёй случилась беда, а меня не было рядом. Не помню, как переживаю перелёт, дорогу до дома и въезд в подорванные ворота. Дальше перед глазами, затянутыми кровавой пеленой, проносятся кадры. Бойцы, выносящие из дверей трупы и складывающие их во дворе, где лежат те, что стояли по периметру территории, Вагон с огромной дырой в груди и застекленелым взглядом, Пава с перерезанной глоткой и выколотыми глазам, Зося с посиневшим от удушья лицом и с задранной ночнушкой, заляпанной кровью, Хавчик с простреленной головой, раскинутый возле крыльца.

— Ника! Кира! Глеб! — врываюсь в каждую комнату, воя, как раненный зверь.

— Их нет, Мир! Мы всё проверили! — кричит Гар, оттягивая от детской кроватки. — Положили всех, кто был в доме, но твоей жены с детьми нигде нет! Их забрали!

Бью его в морду, смыкаю на шее пальцы, трясу и вбиваю в стену. Он лжёт! Их не могли украсть! Они просто куда-нибудь спрятались!

Вероника

Выныриваю из темноты в пучину боли. Голова раскалывается, глаза, словно кислотой залиты, тело ломит, как после костедробильной машины, а руками и ногами пошевелить невозможно. Пытаюсь открыть глаза и узнать, куда чёрт забросил мою бренную тушу, но от яркой лампочки вспарывает резь. От бесполезного движения руками простреливает током, а о ногах нет смысла вообще говорить.

Поелозив и справившись с резью, обнаруживаю себя лежащей на жёсткой кровати, скорее всего сбитой из досок и покрытой коврами и разноцветными тряпками. Малейшее движение вызывает тошноту и рвотный рефлекс, с которыми бороться не в состоянии. Слегка перегибаюсь и освобождаю желудок на пол рядом с топчаном. Медленно проворачиваю шестерёнки в голове и вспоминаю всё, что произошло ночью.

Дети! Кира, Глеб! Хочется надеяться, что их спасли, не позволили похитить, отбили в последний момент. Даже представить страшно, что они могли попасть к чужим. Дёргаюсь, делаю попытки встать, но связанные за спиной руки и стреноженные ноги не дают подняться и занять сидячее положение. Пока я борюсь с беспомощностью, щёлкает замок и открывается дверь. На пороге появляются военные ботинки с толстой подошвой и высоким голенищем, чёрные штаны с грубой отстрочкой и множеством карманов, кобура с пистолетом, с другой стороны охотничий нож, тёмная футболка и знакомое лицо в чужеродной комнате.

— Я знала, что вы меня найдёте, — подрываюсь, собрав оставшиеся силы, сваливаюсь на пол, отбивая бок и скулу, подтягиваюсь, принимая полу сидячее положение. — Как дети? Их успели отбить? Мир уже знает о нападении? Он вернулся?

Мой словарный запал затыкает удар в лицо и звон от него в голове. Непонимающе моргаю и вскидываю взгляд на спасителя. А спаситель ли он? Перекошенная злостью рожа, сумасшествие в глазах, звериная дикость, вселяющая страх.

— За что? — выдавливаю, сглатывая металлический вкус во рту. — Мир верил тебе, приблизил. Я доверяла тебе детей. Что же ты за мразь?

— Столько вопросов, обвинений, — смеётся тварь. — Давай по порядку, принцесса. Против тебя я ничего не имею. Ты и твои ублюдки расплатитесь за муженька. Знаешь, я давно мечтал наказать Захратова, строил планы, пытался его убить и пришёл к выводу, что самое лучшее наказание — это вы. Дамир будет вертеться похлеще, чем в аду на сковородке, когда начнёт получать ваши фотографии.

Он подходит, подтягивает за шкирку, от чего шёлковая сорочка издаёт треск, и кулем сваливает на кровать, отвешивая пощёчину, от которой усиливается гул в ушах. Поверить не могу, что вляпались в такое, что сами впустили зло. И кто… Доверенное лицо, приближённый к семье.

— Ну ты и свинья, принцесса. Заблевала всё, как алкоголичка. Ладно, давай дальше развлекаться. Уверен, ты оценишь мою задумку. Тебя я отправлю в дешёвый бордель после того, как поиграю с тобой сам. Твой муженек стабильно начнёт получать горячие видеоотчёты, на которых тебя одновременно будут драть во все дыры, и бесится от беспомощности. А с ублюдками ещё круче получится. Через две недели закрытый аукцион, где лотами выставляют детишек. Девчонка твоя пока мала, много с неё не выручишь, а парень в самый раз. Таких мальчиков очень любят особенные люди.

Он говорит, а я не верю, что всё это слышу. Бред. О таком даже думать страшно не то, что говорить. Не понимаю, что меня переполняет — страх, брезгливость, злость, желание вгрызться в глотку и выдрать кадык. Это сон. Это не может быть явью.

— Я сделаю всё, что ты хочешь, буду послушной шлюхой, — молю своего палача. — Только верни детей отцу, не причиняй им зла. Они же маленькие. Они ни в чём не виноваты.

— Вы все виноваты, дрянь! — взрывается и впечатывает кулак в лицо, после чего левый глаз заплывает и перестаёт видеть. — Вы делали его счастливым, за что получите сполна! А ты и так сделаешь всё, что я хочу! Будешь кричать и истекать кровью, пока я вскрываю твою высокородную задницу!

— Я, жена Дамира Захратова! Чтобы ты со мной не сделал, куда бы не спрятал, Мир достанет тебя из-под земли и вырежет твоё гнилое сердце, а затем заставит его сожрать! Он будет долго отрезать от твоего гнусного тела по кусочку за свою жену и детей!

— Заткнись, тварь! — ещё удар, наполняющий рот кровью, за ним следующий, сгибающий пополам и забивающий дыхание. — Я буду рядом с ним, окажу посильную помощь в поисках семьи, подставлю дружеское плечо для слёз, а сам постараюсь насладиться его горем. Но хватит пустословить, пора выебать жену Захратова.

Он накланяется, разрезает верёвки на ногах, а я пользуюсь секундной заминкой, бью лбом ему в нос и добавляю коленом в область шеи. Понимаю, что это жалкое, смешное трепыхание, и получу в ответ гораздо больше, но сдаваться без боя я не намерена.

— Сука! — ревёт, набрасывается, раздирая сорочку и пропихиваясь между ног. — Могла избавить себя от лишней боли, проявив покладистость и фантазию! Сама напросилась!

Трусы отправляются в неизвестную сторону, оставляя на коже обжигающий росчерк, железная пряжка царапает внутреннюю сторону бедра, пока ублюдина избавляется от штанов, в живот упирается пистолет, которым со связанными руками воспользоваться не могу. Меня выворачивает от тошноты, страха и боли, выкручивает суставы от злости и потребности убить его собственными руками.

— Отойди от неё! — сквозь пульсирующий гул в ушах прорывается незнакомый голос. — Надо поговорить, брат. Сходи, сбрось свой пыл с девочками, а я пока побеседую с нашей гостьей.

— Но…

— Я всё сказал, брат! — прерывает попытки возразить незнакомец. — Ты в моём доме! Не забывай!

Дверь с грохотом закрывается, а мужчина восточной наружности ставит передо мной табурет, садится на него и с интересом наблюдает, как я нелепо отползаю к стене и подтягиваю ноги, чтобы скрыть наготу. Сидящий напротив протягивает руку, хватает разноцветную тряпку и накидывает на меня, закатывая глаза к потолку.

— Дааа, подставил меня дружок. Возвращал долг жизни, а подписал себе смертный приговор, — спокойно произносит мужчина. — Знал бы, кого крал, ни за что бы не ввязался в это дело.

— Так отпустите, — в душе разгорается надежда. — Дамир умеет быть благодарным.

— Нет, — мотает головой. — Вернуть тебя, значит ускорить свою смерть, и смерть своей семьи. Знаю, что Захратов всё равно найдёт меня, но избавляясь от сюрприза, выгадаю время, чтобы спрятать жён и детей. В бордель ты не поедешь, по крайней мере пока. Переправлю тебя уважаемому шейху в Саудовскую Аравию. Рабыней. Будешь правильно себя вести, дети останутся живы, попробуешь взбрыкнуть, лично сверну им шейки.