– Вроде да, – ответил Джек, гремя посудой. Похоже, он решил кипятить воду в кастрюле. Моя бабушка тоже так делает, когда сжигает очередной чайник.

– А как мы подогреем воду? – спросила я, наблюдая за тем, как Джек наливает в кастрюлю воду из-под крана.

– Карманным кипятильником. Всегда беру его с собой, чтобы быстро и в любом месте заварить рамён.

Вместо слов я одобрительно похлопала ему. Джек театрально поклонился прямо передо мной, и я ощутила приятный запах ментола, исходящий от его волос. Интересно, они черные, как и у большинства корейцев, или крашеные? А глаза? Темно-карие или просто карие?

В нос ударил резкий цитрусовый запах. Джек уже порезал лимон и кинул по дольке в кружки.

– Откуда у тебя черный чай? – спросила я, стараясь не фантазировать о его внешности.

– Друг привез из России. Мне понравился.

Я улыбнулась. Вода быстро подогрелась, и вскоре мы уже пили сладкий черный чай с лимоном. Впервые заграницей я почувствовала себя как дома. Темнота, близость приятного человека и родной вкус чая с лимоном создали вокруг меня домашний уют. Возвращаться не хотелось даже в свой номер.

– Пить надо с ложечкой, – сказала я, когда Джек вынул чайную ложку из своей кружки.

– Но она же мешается, – не понял он.

– А ты прикрывай глаз, когда делаешь глоток. Это русская традиция.

– Странная традиция, – хмыкнул Джек.

– Согласна. Даже сами русские ее не понимают, но неуклонно ей следуют и не вынимают чайной ложки из кружки. Такой даже анекдот есть.

– Расскажешь? – с неподдельным интересом попросил Джек.

– Приходит советский разведчик в парижское бистро, заказывает чашку чая, сидит, пьет, – начала я пересказывать любимый анекдот моего деда. – Тут подбегает к нему официант и говорит: «О, мсье русский шпион!». Разведчик сконфужен, спрашивает: «Как ты узнал, что я – шпион?!». «О, мсье положил сахар в чашку, размешал ложечкой, да так с ложечкой в стакане и пьет!». Ну, в следующий раз разведчик, умудренный опытом, заказал чай, положил сахар, размешал, а ложечку вынул. Сидит и пьет чай без ложки. Тут опять к нему подскакивает официант: «О, мсье – русский шпион!». «Ну что за дела?! Как ты, гадина, узнал?». «О, мсье положил сахар в чашку, размешал ложечкой, аккуратно ложечку вытащил, изящно взял чашечку, а правый глаз прищурил, чтоб туда ложка не попала!».

Я приготовилась к тому, что Джек ничего не поймет и начнет задавать вопросы. Все же менталитеты у нас разные, как ни крути. Однако он так рассмеялся, что по номеру загуляло эхо от его громкого смеха, такого заразительно и легкого, что я тоже позволила себе немного посмеяться.

Отсмеявшись, он сделал глоток чая и еще раз сдавленно хохотнул, тряхнув головой. Снова внос ударил ментоловый запах, но уже не такой сильный. Наши плечи почти соприкасались, и я чувствовала между ними незримое напряжение. Захотелось дотронуться до Джека, провести пальцем по его лицу, узнать, какие у него скулы и какой формы губы.

– Ты допила? – вдруг спросил Джек.

Поняв, что это намек на то, что мне пора возвращаться к себе, я тут же загрустила. От хорошего настроения не осталось и следа. При мысли, что мне придется вернуться в темный пустой номер, на моих глазах навернулись слезы.

Джек спрыгнул со стула и поставил кружку в раковину.

– Я не хочу уходить. – Я даже не поняла, как это сказала. Будто бы за меня это сделал кто-то другой. – Не хочу…

Джек медленно обернулся и уставился на меня. Что он видел? Тоже очертания, как и я? Что он чувствовал? У него в груди тоже что-то шевелится и тянется ко мне?

– Тогда не уходи, – выдохнул он, глядя в мою сторону. – Я этого тоже не хочу.

Сердце заколотилось как бешеное. Мне стало жарко, шея и спина покрылись испариной. Облизнув пересохшие губы, я протянула ему почти опустевшую кружку и попросила:

– Можно еще чаю?

– К черту чай, – бросил он и, шагнув ко мне, порывисто обнял и прижал к себе.

Я охнула от нахлынувшей на меня волны ощущений. Его приятный запах с нотками ментола, его нежная кожа, теплые пальцы и щекотливое дыхание у моей шеи. Тихо застонав, я уронила кружку и сжала освободившимися руками его талию, которая оказалась намного тоньше талии Артема.

Джек шумно вдохнул и уткнулся губами в мое предплечье. Именно с этого места он начал путь к моим губам. Двигался медленно, щекоча мою кожу своим дыханием. Добравшись до моего подбородка, Джек судорожно вдохнул и замер, словно ожидая моего разрешения.

Я пробежалась пальцами по его рукам, плечам, груди и снова вернулась к прессу. Провела ладонями по плоскому животу, коснулась спины и сомкнула руки в замок вокруг его талии, которая была непривычно изящной, тонкой, но от этого не лишенной соблазнительных изгибов накаченных мышц.

Когда я расстегнула рубашку и коснулась его обнаженной кожи, из груди Джека вырвался полустон-полурычание. Я довольно улыбнулась и первая прижалась к его губам, которые оказались мягкими и чувственными, сохранившими кисловатый вкус лимона.

Руки Джека скользнули вниз по моей талии, схватили меня за бедра и приподняли. Я обвила его ногами как обезьянка и, хохотнув, тесно прижалась к нему, обхватив руками его шею. Усмехнувшись мне в губы, Джек чмокнул меня в нос и отнес в спальню, где из-за плотных ночных штор было еще темнее.

Нетерпеливо покусывая мою шею, Джек повалил меня на кровать и без стеснения содрал с меня платье.

– Эй, аккуратнее! – возмутилась я, услышав легкий треск швов. – Оно дорогое и золотое!

– Прости, – прохрипел он, целуя мой живот, от чего по всему моему телу побежали мурашки.

– Я думала, что корейцы – целомудренный народ, – заметила я, когда его губы стали опускаться ниже.

Его вибрирующий грудной смех разжег во мне еще больше желания.

– Меньше смотри дорамы, – посоветовал он мне.

Больше из наших ртов не вырывалось ничего, кроме стонов. Я просто сходила с ума от его теплых рук, свободно блуждающих по моему телу. Ощущение чего-то родного, домашнего так и не проходило. Казалось, что мой дом – это теплые и нежные руки Джека. Я почти убедила себя, что мы знакомы не пару часов, а почти всю жизнь. Жадно вдыхая его запах, перехватывая губами его жаркое дыхание, я молила про себя, чтобы этот момент никогда не заканчивался.

Не уходи, не уходи…

Возможно, я даже произносила эти слова вслух, а может, просто мои мысли были такими громкими, но Джек мне отвечал.

Я не уйду. Я с тобой.

В самый последний момент, когда ощущения близости достигли пика, я поняла, что внутри меня, под грудной клеткой, проснулась и потянулась к Джеку самая настоящая любовь. Любовь к человеку, который тоже был одинок в этот день. К человеку, который понял меня с полуслова и который тоже любит пить чай с лимоном, хоть и не имеет ничего общего с русским народом.

– У тебя здесь тоже что-то шевелится? – спросила я, перевернувшись на бок и коснувшись ладонью его груди.

– И отчаянно тянется к тебе, – прошептал Джек, накрыв мою ладонь своей.

Я прикрыла глаза и улыбнулась. Он обхватил мое лицо руками и провел большими пальцами по моим губам.

– У тебя красивая улыбка.

– Откуда ты знаешь?

– Я чувствую. Чувствую, что ты очень красивая.

Мои щеки загорелись. Снова стало жарко, но уже не от страсти и желания, а от его слов. Снова захотелось увидеть его лицо. Оно просто обязано быть таким же милым, как и он сам. Улыбка наверняка ангельская, глаза карие, искренние и добрые.

– У тебя солнечная аура, – сказала я, прижимаясь к нему и закидывая на него ногу.

– Почему? – усмехнулся Джек, зарывшись лицом в мои волосы.

– Ты теплый, мягкий и светлый как солнце.

– А ты невероятно пахнешь, – ответил он, делая шумный вдох. – Не могу понять, чем. То жасмином, то зеленым чаем…

– У меня цитрусовый шампунь. А подушиться сегодня я забыла.

– И хорошо, что забыла. Это было бы лишним.

Он стиснул меня в медвежьих объятиях, от чего я запищала и постаралась вырваться.

– Что? Сильно сдавил? – удивился он.