— Уж думал я, не спросишь ты, — хмыкнул Шино. — Ничего конкретного неизвестно мне. Но в безопасности она, цела и невредима… передать просила это через человека одного. На всякий случай.

— Где она?

— У меня подозрения есть, но говорить о них не могу я. Не моё это дело, как оказалось.

— И тебе совсем не интересно?!

Шино блеснул очками.

— Не в том дело, интересно мне или нет. А в том, что… тайна происходит в Конохе. И непричастные к ней за бортом оказались. Любопытно ли мне? Да. Очень. Но секретные задания потому и секретные.

Шикамару выдохнул. Ну… Если учесть, что он уже ни на что не рассчитывал, то даже эта информация была ценной.

— Как ты это переносишь? — само по себе вырвалось. — Находиться в этом… в этом вакууме, в этом подвешенном состоянии, когда ничего от тебя не зависит? Ты ведь тоже стратег.

— Тяжело, — удивительно лёгким тоном ответил Шино. — Но, рано или поздно, тайны всплывают. Годы спустя думать я буду, что находился близко достаточно, чтобы что-то подозревать. Это не так плохо. Большая часть людей всю жизнь свою в густом тумане проводит, ничего не зная, ни о чём не догадываясь. Периферия — это тоже престижно. Главное, я считаю, уникальную позицию зрителя в первых рядах осознать и принять её. От нас ничего не зависит сейчас … И в этом позора нет. Лично я привык давно.

А Шикамару… Шикамару не привык. Он всегда был негласным лидером команды 10. Его слово, так или иначе, оставалось последним, решающим. Раньше. А сейчас Ино оказалась отдельно, на ней висел какой-то важный секрет, которым она не могла поделиться ни в лесу, ни сейчас. Чоджи спрятали в клане, наверное, то ли ради безопасности, то ли для личностного роста… И одиночество было непривычно. Неприятно. Чуждо. А Шино, если подумать, всегда был один даже со своей командой; характер такой.

— Мне стоило послушаться Ино в лесу, — неохотно признался Шикамару.

— Возможно, — ответил Абураме. — Но причастности твоей это не изменило бы. Я послушался… Пусть и не её. Но не привыкать мне. Периферия — удел моего клана, наш косвенный талант и наше же косвенное проклятие. Нара свойственно на шаг назад быть. Вероятно, жизнь преподносит урок всего лишь, что не каждую тень упавшую можно предугадать.

— Угу, — недовольно буркнул Шикамару. Он-то всё проморгал, прошляпил. А в Конохе что-то происходит, что-то кипит… дымок виднеется, но ни бурления не слышно, ни пузырей не видно, и даже непонятно, в какой кастрюле всё происходит. И без нарочитого введения в дело не догадаешься.

— Подожди, — вспомнил Шикамару, — ты сказал, что последовал за кем-то в лесу. У тебя был выбор, и ты решил довериться пойти за кем-то без объяснений… Но за кем?

Шино тонко улыбнулся.

— Ну разве могу ответить я.

Значит, Абураме подозревает, что что-то действительно серьёзное происходит. Ну, впрочем, ладно. Сам виноват.

— После книжного хочешь сыграть в шоги?

— Карты уместнее в ситуации данной, считаю я.

— Без ставок?

— Мы сыграем без.

Справедливо, — вздохнул Шикамару. Но было всё-таки приятно, что не один он такой. За бортом. Вне игры. И что этот период закончится, как кончились те славные деньки, когда Асума-сенсей был прав абсолютно во всём, когда казалось, что можно просто плыть по течению. Ино выдернула из этого состояния миссия в страну Волн. А Шикамару дёрнуло только сейчас.

Может, мама права, и мальчики действительно взрослеют в чём-то медленнее девочек.

В книжном удалось купить самую первую книгу Джирайи, которая не порно. Шино долго разговаривал с продавцом, чтобы тот вынес последнюю оставшуюся копию. А потом они вдвоем выпили чаю за партией в карты.

И тяжесть в груди немного ослабла.

Комментарий к 10. Шикамару

Вы замечали когда-нибудь, что подростки взрослеют неоднородно? Что идёт эдакая гонка, в которой никто не соревнуется, но она есть? И что друзья отдаляются друг от друга, когда один становится взрослее другого, а потом сходятся вновь?

Ну, Шикамару ощутил на себе последствия отставания. Но он хороший и со всем справится.

С Наступающим вас :3

========== 11. Данзо ==========

Последние три дня глаз Шисуи нестерпимо болел. Остальные Шаринганы ему вторили.

Данзо сжал зубы, вкалывая себе обезболивающее, и ничего об этом не подумал.

Решительно ничего.

Утилизировав шприц, знакомыми простыми движениями закрыл бинтами глаз и спрятал руку в своей юкате. Подобрал палку.

Пустая комната, настолько серая и непримечательная, насколько нравилось — иначе говоря, практически голая — смотрела на своего хозяина в готовности услужить.

— Агент.

Из тени левого угла выступил силуэт, силуэт преобразовался в фигуру, и фигура почтительно опустилась на одно колено.

— Да, мой господин.

— Доложи обстановку.

— Казекаге подтвердил наши планы. Всё по-прежнему.

— Хорошо. Свободен.

Фигура послушно превратилась в силуэт, а силуэт стал тенью.

Будь это в характере Данзо, он бы фыркнул. Хирузен… столько лет твоим костям, а всё ещё наивен. Думал, прижал меня. Думал, поймал меня. Думал, отобрал Корень… Какая нелепая глупость, твоё доверие. Данзо отдал ему треть бойцов, тех самых, на языках которых не было печати; они были периферийниками, мелькали между тьмой земли и светом солнца. Клеймить их, ещё давно решил Шимура, опасно. Даже не опасно, а неразумно — задача подобных агентов состояла в заметании бюрократических следов. У многих даже имелись документы; поддельные, разумеется. Остальные две трети Корня остались у своего хозяина.

Сенджу создали кости и органы Конохи, но именно ученики Тобирамы наполнили тело кровью — в прямом и переносном смысле. Данзо знал систему, потому что участвовал в её непосредственном создании, в её эволюции. У Хирузена не получилось бы отобрать чужую власть в любом случае, потому что двое знают правила игры.

По крайней мере, теперь двое.

Шимура не скорбел и пяти минут по Кохаку и Хомуре. Если они позволили себе непростительную оплошность расслабиться — их полезность достигла своего предела. Врагов много. Врагов непозволительно много — в прошлом, настоящем и будущем — их много всегда и во все времена. Тот, кто забывает об этом — высшей степени глупец. Даже у баловней судьбы рано или поздно исчерпывается запас удачи. Намиказе Минато был таким. Ни одна компульсия на нём не задерживалась — невероятная природная предрасположенность.

И умер глупо, на полувздохе. Ни один король не жертвует собой ради спасения нации, потому что нация без короля — всё равно что тело без головы. Пришёл, успел принять реформы, а они посыпались без чёткого руководства, и на их обломках наконец-то удалось построить своё детище, своё наследие. Хирузен достаточно для этого ослаб, выпустил вожжи из рук.

Четвёртый должен был из надежды стать реальностью; должен был доказать примером, что даже нищий безродный сирота может достичь больших высот и удержаться на них, встать на ноги и расправить крылья. Он должен был стать примером человеческой эволюции, главным аргументом для старейшин кланов и столичных аристократов. Но Четвёртый не вовремя вспомнил свой юношеский максимализм и абсолютно бездарно, поразительно безответственно погиб. Он должен был пожертвовать боевыми стариками, дать им шанс сгореть, а не сгнить. Он должен был вспомнить, что без короля партия проиграна. Как над этой бездарной смертью глумились другие Каге… Как они слетелись мухами на едва зарытую могилу… Как они вынюхивали, прощупывали, не раздавить ли окончательно Коноху в такой интересный момент позора… Хирузен не справлялся, раздавленный горем, а Данзо смог их всех усмирить. Живые корни похоронили вражеских разведчиков, лазутчиков и шпионов, расползлись, клеймя территорию, и Коноху снова стали уважать и бояться.

Но какой ценой, Намиказе Минато, нам обошлось твоё безрассудное мальчишество?

Данзо в первые месяцы после атаки Кьюби часто вспоминал Четвёртого. Говорил с ним. Журил. Ну и чего ты добился своей глупой жертвой, Намиказе? Нет что бы приказать мне, или Хирузену, или тем же Хомуре и Кохаку стать жертвой Шинигами. А так, посмотри, вот они, твои слепые, глухие, необразованные слуги, твоя тупая паства, неспособная ни критически мыслить, ни принимать решения. И что нам с ними делать? Нет, ты ушёл, тебе и ворочаться в гробу. Стадо не может оставаться без своего пастыря. А мы другие, Намиказе. Нам начхать на идеалистичные душевные терзания, они лишние. Стыдно тебе сейчас, или упрямишься? Так вот сгорай от стыда в желудке Шинигами. Король — это не солдат. Будет тебе уроком.