Да, друзей.

Мама была бы очень рада с ними познакомиться, — кольнуло тоской.

Он привёл их к ней на могилу, как-то раз.

Точнее даже не он привёл, а они сами пришли, их никто не просил. Но Сакура принесла с собой чайный набор на пять чашек, и Наруто прихватил целую дюжину благовоний своего домашнего приготовления, пахнущих корицей, апельсинами и ромашками. Саске в тот раз не поговорил по душам с мамой, но друзья поговорили за него. Рассказали ей всё-всё-всё: что он хороший, но иногда угрюмый, и периодически тот ещё теме, но очень старается, и добрый, и на него можно положиться, и «вы хорошего сына воспитали Учиха-мама-сан» голосом Наруто, и «мы за ним приглядываем» серьёзным тоном от Сакуры; а потом и сенсей пришёл с букетом маргариток, мама их очень любила, взлохматил волосы Саске и сказал со всей честностью, глядя на могильный камень, что таким сыном можно и нужно гордиться.

И вот как после этого не называть их друзьями? Какая перед ними дорога, если только не вместе?

А если Итачи придёт, не дождавшись, что я за ним побегу, — мрачно подумал Саске, — у меня есть призыв, который только и мечтает свершить над ним страшный суд.

Сказать по правде, ему свои звери не очень нравились, по крайней мере, пока. Он им, впрочем, тоже. Не сошлись по кровожадности. Тем не менее, была между ними глубокая связь… глубочайшая… которую пока не хотелось рассматривать. Сакуре, — считал Саске, — повезло. Её главное испытание было пройдено ещё до подписания контракта, потому что если призывник не понимает овец, то ничего не получится. А моё испытание может длиться всю жизнь… потому что никто не знает, стану ли я одним из них, пойму ли их.

— Чё? Сдулся, зайчонок? — вырвал низкий хриплый голос большой тени откуда-то из ночного мрака.

Ух, бестия.

— Нет, — проскрежетал Саске. — И я тебе не зайчонок, Тошиаки.

— А кто ж ты тогда?

— Я — Саске! У-чи-ха Сас-ке.

— Зайчонок Учиха Саске, — серьёзно кивнула тень.

— Да иди ты к чёрту!

— Как только порежешь меня катаной, так сразу.

Тень сделала шаг вперёд, и свет, исходящий из окон, отразился от бурой шёрстки здоровенного, двухметрового, накачанного как с картинок старых журналов для одиноких женщин, человекоподобного зайца. На морде под левым глазом виднелся шрам. А на цветастом поясе зверя висел зазубренный тесак.

— Грешники сами себя не порежут, — оскалился Тошиаки.

— Сначала над ними будет правосудие, — упрямо ответил Саске, — а потом посмотрим.

— Не зазевайся только, когда будешь казнить, — хрипло рассмеялся заяц. — Я чую, — выпуклые жёлтые глаза нехорошо блеснули, — что скоро быть крови.

Ну вот и почему мне достались такие безумцы, — вздохнул Саске. Причём, Тошиаки из всего призыва ещё не был ни самым опасным, ни самым чокнутым; выше среднего, скорее. У зайцев между собой строгая иерархия: чем больше зверь положил «грешников», тем он выше, мощнее и человекоподобнее. Только самые дети-зайчата похожи на обычных лесных зверушек, за счёт того, что ещё не успели полакомиться «неправедной» кровью. Психи, в общем.

Впрочем, одна из овец Сакуры, — маленькая такая, беленькая, похожая на плюшевую игрушку, помогающая своей хозяйке скрытно обмениваться информацией с кукольником из Суны, — по имени Юки-чан, сказала как-то Саске в утешение (после жалоб сокоманднице), что зайцы не всегда были такими кровожадными и, засим, немного чокнутыми; что когда-то очень и очень давно, задолго до существования кланов, была великая война за человечество; и что сторон конфликта было две — богиня-кролик и два её сына. И призывные животные, которые существовали уже тогда, потому что на то была воля более высших инстанций, чем эта могущественная семья, заключили союз — кто с матерью, кто с сыновьями. И зайцы, как и остальные адекватные звери, встали на сторону нового поколения. Но вот братья зайцев, кролики, настолько братья, что и призыв у них был один на двоих, поддержали мать, поскольку она им благоволила. И началась гражданская война между ними, в результате которой зайцы перебили волшебных кроликов, стёрли с лица земли. И именно поэтому отчасти потеряли рассудок, разрываемые горем и правильностью совершенной справедливости, потому что богиня-кролик должна была проиграть любой ценой.

Зайцы, в отличие от Саске, не могли сделать выбор «не убивать» в отношении своих братьев.

И, глядя на то, к чему это привело, даже какая-то жалость брала, глядя на них. Потом отступала, конечно. Гордые звери не принимали к себе слезливого отношения.

— А ты почему оставил пост? — спросил Саске.

Тошиаки, один заяц поменьше и два ещё совсем малыша с самого начала всей этой интригующей ситуации бдели территорию клана Учиха денно и нощно. Никто не входил и не выходил без их ведома; они так напугали Иноичи, когда тот пришёл во второй раз, чтобы осведомиться «как идут дела», что тот даже изменил мнение по поводу призыва своей дочери (взявшей пример с команды 7), поскольку, оказывается, есть и покровожаднее. А ещё они уже кого-то убили. На вопрос «кого именно» Тошиаки только оскалился и заявил, что «вот этих безликих» господин сенсей разрешил. В результате, один из зайчат обрёл дар человеческой речи, чем оказался крайне доволен, а ошарашенный Саске понял, что действительно может спать спокойно.

— К тебе гость, — оскалился Тошиаки. — Я на него малютку чутка натравил, шо б мальчонка побегал. Это полезно, не смотри на меня так, господин-Учиха-зайчонок-Саске. Ща они поиграются, и жди тогда.

— Это ты на кого Мачи спустил?

— Э-э-э, — заяц совсем по-человечески почесал лапой за ухом. — Забыл, как зовут.

— Са-а-аске! — вопль издалека. — Са-а-аске, ёпт твою налево!.. Я ж с бумагами!

— Отставить преследование союзников! — авторитетно гаркнул Учиха в простирающуюся темноту, надеясь, что этого будет достаточно. Тошиаки только ухмыльнулся, скрестив лапы на груди. Подождал, ещё подождал, а потом, топнув ногой, оттолкнулся ввысь — и был таков. Видимо, отправился доносить приказ.

…Спустя целую вечность перед террасой появился запыхавшийся и чуть пожёванный Киба. Акамару устало ковылял рядом.

— Ну, чувак! — заявил Инузука, пряча щенка в своём капюшоне. — Они у тебя, конечно, это самое. Авантюристы!

— Энтузиасты?

— Во, точно. Фу-у-ух! — выдохнул, опершись на колени. — Еле отбились. Не, не пойми меня неправильно! Это весело! Мы так между своими боремся каждую первую субботу месяца! Но я всё-таки на этот раз с бумагами, чесслово.

Саске проводил гостя внутрь, предложил зелёного чая, но Киба согласился только на воду, потому что перед экзаменом в понедельник надо было хорошо выспаться.

— Тем более, — добавил Киба, откинувшись в кресле возле письменного стола, — что мне, между прочим, ещё по лесу потом пару дней шататься. Я как раз от Ино, мы там согласовывали.

— И что решили?

— Ну, Шика и Чоджи не в курсе, — пожал плечами Киба. — Что уж тут поделать. Раз не догадались, значит, от них ничего не зависит. Это честно. Шино что-то подозревает, например, но он, скорее, из интереса просто согласится с моими, кхм, «предложениями», потому что Абураме шарят за скрытность, а любопытства им не занимать. А вот Хинате даже нет смысла ничего рассказывать.

— А как же ваша сенсей? — даже удивился Саске.

— Так она же специалист по гендзюцу, кто её знает. Но вряд ли. Иначе пришлось бы вводить в курс дела и Асуму-сана, а он, ну, не скрытный. И скандал бы был. В общем, о чём я: в лесу Ино возьмёт за уши своих и вероятно, если получится, законтачит с песчаниками для безопасности. На всякий случай. А мы с моими пойдём в обход вообще всех, но держаться слишком далеко тоже не станем; буду ориентироваться на запах Хокаге. Если почую неладное, отправлю Акамару к Ино, а она дальше сама знает свои инструкции. Если нет, то даже и рассказывать не нужно.

Логично, — подумал Саске.

— Так, а что с бумагами?

— А, точно! — спохватился Киба. — Ты же мне на днях давал почитать, что вы там нашли из полицейских архивов, чтобы в курсе дела быть. Мне кажется, вот это, — он полез за пазуху и, с поразительной осторожностью, даже с нежностью, вытащил оттуда старую толстую записную книжку, — случайно в папке оказалось.