Современные жители Норвегии с природой обращаются как со стеклянным шаром – очень бережно, аккуратно, но со знанием дела. По пути во фьорд мы насчитали с десяток ажурных мостов через него – на тонких опорах, висящие практически в воздухе на одних канатах, но впечатления хрупкости, как ни странно, не производят. Может, потому что органично вписываются в пейзаж так, что кажется, будто их держат сами скалы.

Удивил на въезде? Входе? Вплыве? Короче, в начале фьорда стоял на берегу небольшой одноэтажный домик и перед ним пристань. Дом с трех сторон окружен массивом скалы, и понятно, что добраться туда можно исключительно вплавь. Присмотревшись, мы поняли: это не еще одна норвежская дача, это рыбный ресторан, а близ него кругами сетей на воде раскинулись лососевые фермы. Тут мы просто вздохнули: слишком высок класс для нас тогда был, да и сейчас, пожалуй, тоже, в таком экстравагантном месте откушать.

Интересно, что если рассмотреть внимательно скалу, то видно, как движется по ней время – она вся испещрена полосами, какие-то более темные, какие-то более светлые, как годичные круги на спиле дерева, только здесь, по-видимому, считать надо тысячелетиями. Очень много строгих геометрических форм – да что там, сам Прекестулен очень правильной кубической формы, и скалы вокруг, от которых слоями откалывались куски, там с выемкой-прямоугольником, тут с квадратным скосом, здесь с неровным ромбом расщелины. И вместе с тем неупорядоченный хаос битого камня и обтесанного мягкостью воды и воздуха массива скалы сочетаются между собой в самые причудливые образы. Иногда можно увидеть лицо старухи-ведьмы, нос горного тролля, что он высунул из грота поглядеть на незваных гостей, рога горного козла. Впрочем, сами козлы в Люсе-фьорде и так присутствуют в большом количестве.

Одно из развлечений для туристов – это подъехать поближе к водопаду, набрать там чистейшей воды, чтобы ею вдоволь напиться, причастившись к жилам норвежской земли и ее водяным артериям, и заодно покормить рогатых. В среде небольшой экосистемы, состоящей из самца, самочек, неопытных молодых чаек, еще не донца сменивших детское пестрое перо на взрослый серо-белый мундир и ворон, строгая иерархия. И главный – отнюдь не козел и не чайки, как можно было бы предположить. Верховодят в шайке вороны.

Одна такая пернатая гопница у нас на глазах разинула клюв, накаркала на козла, туристов и чаек и без малейших сомнений в собственном превосходстве отгоняла от сухариков и кусочков хлеба всех, кого могла заподозрить в покушении на еду. Козел смотрел диким глазом – а они, глаза в смысле, у козлов и так-то инфернальные, с горизонтальным зрачком, а тамошний козел еще и дичился – и мужественно заслонял мохнатым боком жмущихся к нему самочек. Больше всего страдали чаята – их ворона нещадно щипала за хвосты, крылья и лапы, то есть за все, до чего дотягивалась. Суровая скандинавская ворона!

Стул проповедника с воды выглядит смешным небольшим кубиком где-то на высоте этажа двадцатого, если не больше. И еще более смешными выглядят фигурки людей, которые туда забрались и смотрели на нас – плавучих счастливчиков. Впрочем, кому какое удовольствие, мы вот звери исключительно лесостепные, предпочитаем передвигаться по ровной или пересеченной местности, но главное, чтобы не приходилось в горку лазать или кубарем под нее катиться.

Но самым запоминающимся из всей поездки для меня оказались не сам фьорд, его море, скалы, козы или Прекестулен. Больше всего на меня произвела впечатление психология человека. Представьте, что вы заплатили достаточно ощутимую сумму денег, не помню уже точно, но что-то около тысяч двух-двух с половиной рублей в пересчете на нашу валюту, и приготовились наслаждаться скоростью, морским ветром, солеными брызгами, небесной синевой, пробивающейся через мрачные старые скалы с их яркой зеленью, а рядом с вами стоит человек и бурчит. Всю дорогу бурчал, зараза такая! Я поневоле узнала, что он одессит, что тетя Валя делает драники и клецки, которые намного лучше хваленых норвежских лефсе и ньокки, что одна скала от другой особенно не отличается, на козлов можно посмотреть и в зоопарке, вода из водопада просто вода, и «Видал я за эти деньги виды и получше. Вот в Альпах скалы! А это… Так себе». А, и еще он постоянно всем мешался под ногами, выбирая самые удобные ракурсы, чтобы щелкнуть их на свою мыльницу. Спрашивается, если тебе так все не нравилось, зачем же ты, странный человек, так несся к правому борту снимать, каким еще боком к тебе фьорд повернулся? Загадка века. Ничего плохого не хочу сказать ни в сторону одесситов, ни в сторону соотечественников, ни в сторону любой другой расы, нации или этноса, но почему-то такого рода ворчание в попытке соизмерить затраченные деньги, время и эмоциональный эффект, я встречала по большей части у славян. Хотя, может, и китайцы с японцами так же негодуют, просто я слов не понимаю? Сойдя на берег с катера, я мысленно пожала плечами и решила просто выкинуть недовольного субъекта из головы, но, как видите, он до сих пор вспоминается как неотъемлемая часть путешествия.

Закончили мы посещение Ставангера посиделками за уличным столиком норвежского кафе, неспешно потягивая коричневый местный эль под жареную рыбку с ломтиком лимона. Зачем, если нас и на лайнере неплохо кормят? А потому что интересно, чем лакомятся потомки славных сынов Одина. Ведь каков самый главный смысл любого туризма? Набрать как можно больше еды, унести как можно дальше, туда, где красиво, и съесть! А если еду с собой носить не надо – то обязательно стоит дегустировать ее там, куда ты пришел. Чайки, которые летели вслед круизному лайнеру, были с нами солидарны, подвывая под «Time to say goodbye» и перекусывая на лету булочками из буфета.

Гулять по Осло – отдельный сорт отборного мазохизма. Потому что с виду это город-столица, а по факту смотреть в Осло оказалось решительно не на что. Такие же, как и везде в Норвегии, невероятно красивые бело-деревянные яхты, огромное множество прекрасных спортивных машин, пара крепостей, парк с фонтаном, интересная слоеная городская архитектура со зданиями, больше похожими на кубики конструктора, чем на то, к чему мы привыкли, да городская ратуша с двумя башнями из темно-бордового кирпича.

Возможно, мы не там искали, когда еще в Воронеже прорабатывали маршрут прогулки по Осло, но самыми привлекательными для нас оказались музеи, а не сам город. А музеи там не в столице, а немного поодаль, и добираться туда надо на водном транспорте. Не потому, что по-другому нельзя, можно и автобусом, просто на катере – круто, и он уходит от пирса мэрии, а автобусную остановку еще искать надо.

Сели мы на катер, и через пятнадцать минут оказались практически в пригороде. Одноэтажные домики, утопающие в зелени и цветах, тихие улочки, по которым неспешно прогуливаться одно удовольствие, и через два дома у третьего обязательно стоит «Тесла». К первой машине мой дражайший супруг отнесся как полагается – с благоговейным остолбенением. В смысле стоял и старался восхищенно не дышать на диковинку – они в России тогда только-только появляться начали, и то в Москве, а тут – вот она, на улице стоит, смотри, сколько влезет. Тесле к третьей-четвертой, правда, Лапа уже стал вспоминать, как дышат нормальные люди, и перестал хватать меня за рукав и тащить смотреть очередную электрическую машинку гениального Маска. И мы начали подмечать детали: норвеги очень любят неброские цвета. Серый, черный, реже – белый. Часто прямо к машине из дома выведен провод с защищенной от воды розеткой, то есть им нормально поставить машину на ночь на зарядку. А во дворе часто стоит и вторая машина, гибрид или обычная бензиновая, видимо, на Тесле хорошо по городу на работу ездить, а если надо куда-то дальше – они уже на батарейку на колесах не полагаются.

Побегав от Теслы к Тесле, в итоге мы пришли к музейному комплексу. Музейный полуостров Бюгдой – просто кладезь для таких музеелюбов как мы. Я и Лапа не можем пройти мимо, когда в одном месте нам предлагают и музей Фрама посмотреть, и музей драккаров, и музей Кон-Тики, и что-то еще там точно было, но успели мы только к викингам и на Северный полюс.