— Восстановить невозможно, — зачем-то сообщил незнакомец. Зачем? Она и так прекрасно знала. Да и зачем бы ей восстанавливать? Ей достаточно доверяют в Отрядах… Или уже нет? Ладно, наверное, уже нет.

Но послали же зачем-то этого человека её спасать? Собственно, кто же ещё его мог послать, такого искусного некроманта, имеющего сосущие амулеты — кто ещё мог их иметь, кроме тайной службы? Не стольгородцы же её к себе перетащить решили.

Вот только никто не мог знать о том, что она ещё жива. Никто не мог. Она не оставляла никаких знаков и посланий, не пыталась ни с кем связаться. Да, она пакостила тайной службе, обосновавшейся теперь в городе. Крупно пакостила — освобождала заключённых, подорвала два пороховых склада, анонимно отправила своему командиру всё важное и просто интересное, что нашла в бумагах службистов и губернатора, убила исподтишка сто шестьдесят семь — она считала — человек, и службисты теперь боялись даже ходить по улицам в одиночку. Однако связать это с ней вряд ли смогли бы. Она же умерла. Она старалась не дать понять никому, что жива.

Крысы разбежались мгновенно, как будто их и не было. Человек же подошёл к ней, заглянул ей в лицо с любовью, облегчением и каким-то усталым смирением.

— Ну? — спросил он строго, но было видно, что он просто не знает, что ещё сказать.

Хеля раньше никогда его не видела, а он вёл себя так, как будто прекрасно её знал. Он искал не её. Он искал Хелену Белозёрную, и от этого сделалось совсем горько.

— Я не Хелена Белозёрная, — просто сказала она. Наверное, надо было солгать, развернуться и убежать, но не хотелось совсем. В конце концов, он искал Хелю Белозёрную, и искал так, что аж нашёл её в этом состоянии почти бестелесного невидимого призрака, и он, наверное, заслуживал ответа. — Мы поменялись с ней телами. Я Хельгия Болотная, и я не знаю, где она.

Он коснулся её нитью магии, определил личность — действительно искусный маг, раз знал, как это сделать. И его взгляд заледенел. Так, что стало страшно. Показалось даже, что он сейчас её убьёт. Но вместо этого он лишь взял её под локоть, аккуратно, не показывая ни тени злобы и недовольства. Сказал:

— Понятно. Значит, вы поможете мне её найти.

Она лишь кивнула, что же ей было ещё делать. Посмотрела слегка вопросительно — он не представился.

— Узнаёте? — спросил он, заметив её взгляд.

Покачала головой.

— Неяндр Веяславович Хорогов.

========== Волот и знание, что Мирея спасла террористку ==========

— Это измена! — заорал Волот.

Схватил тяжёлый дубовый стул и со всей силой швырнул в Мирею.

Стул, естественно, не долетел. Рассыпался прахом прямо в воздухе. Прах тоже не долетел — просто исчез, как будто его и не было. Госпожа Марская не только не вздрогнула, а даже не изменилась в лице — всё также продолжала смотреть своими пустыми непроницаемыми глазами, и прочитать её взгляд было невозможно. Но ей однозначно было плевать на всё то, что ей Волот скажет и прокричит, что в её сторону кинет. Хоть он её казнить прикажет — она с такими же пустыми глазами уничтожит хоть всю столицу.

Ему вдруг сделалось не по себе. Вспомнилась тут же и истерика Лени — мол, приблизил к себе истинное чудовище. Тогда он думал: дурная ревнивая баба. И заткнул её оплеухой.

А теперь…

========== Марений Косов прилетает в Вольнов ==========

В славном, пусть и небольшом, городе Вольнове, названном так за веками повторявшиеся восстания, бунты, попытки вернуть или обрести какую-нибудь независимость, свергнуть царя, освободиться от контроля Ковена Магов или церкви, начать гражданскую войну или просто распустить смущающие верные родине умы сплетни, что местные излишне свободолюбивые жители делали, по слухам, постоянно, было возмутительно спокойно. Нарушить этот покой не могло даже местное управление тайной службы, хотя и очень старалось. Даже предсказания штатных ясновидящих выглядели возмутительно мелко. Новый волостной комендант, присланный в Стольгород всего полтора месяца назад, постоянно всем подряд доказывал, что это, мол, затишье перед бурей. Но доказывал он это в Стольгороде, сюда же доходили только письма, которые можно было аккуратно складывать в нижний ящик стола и отвечать размыто, не соглашаясь и не отрицая. Была бы буря — её бы предсказали. Да, конечно, они ошибаются, в количестве людей, например, постоянно, но разве способны все провидцы разом пропустить что-то масштабное?

Не то чтобы местные службисты скучали или маялись дурью, всё же дел у них было достаточно, да и в неспокойных южных волостях всегда надо было соблюдать осторожность, но и ничем полезным, с чьей точки зрения ни смотри, они при этом не занимались.

Когда на порог местного управления свалилось что-то громко матерящееся, по самую шею в бинтах и кое-где в крови, отчаянно рыжее и через слово кашляющее, первым желанием поломойки и охранников было выкинуть это то ли в сторону городской помойки, то ли в сторону лечебницы для душевнобольных, главное, чтобы под окнами не шумело. Прибить на месте тоже очень хотелось, да только хоронить потом охранники ленились.

И ленились не зря, потому что когда генерал Косов встал, пошатываясь и придерживаясь за стенку, дал себя разглядеть и начал ругаться не просто так, а адресно и в адрес вполне конкретных медлительных сучьих отродьев, отродья были очень рады, что он всего лишь ругается. Правда, быстрее они от этого не стали, слишком были шокированы таким красочным (преимущественно красного цвета) появлением высокого начальства.

Его со всем почётом привели (скорее, принесли, хотя он очень старался несущих отпихивать) внутрь, где он немедленно, отмахнувшись от прибежавшего целителя и робких попыток хотя бы усадить себя на диванчик, озадачил всех новой гадостью: приказал как можно быстрее построить в воздухе ловчую цепь на три ряда, сплести сеть (не сказал, какую, только заговаривался и кашлял) и двигаться над Подрожными лесами строго на север, догнать стольгородских ловцов с тем же заданием и поступить под командование их… на этом слове Косов красиво осел в обморок и не ударился об угол стола только благодаря ладони, заботливо подставленной одним из палачей.

Его со всеми полагающимися почестями, плохо уживавшимися с полагающейся секретностью, отправили в городскую больницу, запугав до полусмерти тамошних целителей и выставив такую охрану, какой и сам царь, пожалуй, не дождался бы, и отправились выполнять приказ, додумав, как могли, недостающие детали. Косова пытались привести в чувства хоть ненадолго, но он был слишком измучен и, главное, истощён магически, и его состояние никак не удавалось перевести даже в безопасный сон.

За оставшийся вечер история успела обрасти такими подробностями, что и Отрядом Будущего, пожалуй, подобное в укуренных снах не снилось. Косова однозначно схватили и жестоко пытали (или, по мнению некоторых особо смелых служанок, подвергали постыднейшим издевательствам и попросту насиловали) ужасные стольгородские сепаратисты, пока бравые службисты во главе с самим тайным советником не отправились ему на помощь. В процессе все полегли в ожесточённейших боях, а некоторым особо коварным сепаратистам удалось удрать в Подрожные леса, и именно за ними в погоню освобождённый Косов, израненный, но не сломленный, послал всех, кого смог послать, не пожалев себя во благо родины. Сепаратисты, разумеется, подчиняли себе полчища жутчайших подгорных монстров, тайный советник, конечно же, будучи могущественнейшим чародеем, двигал горы и оборачивал вспять реки, и положил так всех монстров и большую часть сепаратистов, не некоторые трусливые гады умудрились удрать в Хесон и спрятаться там в горах, а некоторые такими изворотливыми не были и остались в своих тёмных лесах. А с ними, вроде как, и самый главный сепаратист, вот теперь и прочёсывают местность в его поисках. Тайный советник, конечно же, сравнял с землёй их тайное убежище и приказал жестоко пытать пойманных гадов (но с честью и не насиловать при этом!) (а жаль!!), и сам же отправился руководить поиском. Некоторые отдельные сплетники так активно разносили подробности постыдных издевательств в сепаратистских застенках, запугивая молоденьких девушек и юношей всякими похотливыми чудовищами, и так громко жалели, что тайная служба среди палачей подобных извергов не держит, что вскоре все были точно уверенны, что несчастный Косов спасся от ужаснейшего бесчестья. Или не спасся. О последнем шептались по углам молоденькие девушки, в основном мечтающие его по этому поводу утешить. До полуночи эта эпическая история была полностью сформирована, обкатана на не поддающемся подсчёту количестве доверчивых слушателей и, по мнению рассказчиков (то есть, почти что всего города), не имела ни единого недостатка. В домах, тихо и со своими, высказывались, конечно, куда менее героические версии (а может, и куда более, но героические с противоположной стороны).