Смерть сама.

А перед лентой, перед полотном, бежали ленты цветные, пёстрые — бежали от смерти самой крестьяне.

Мертвецы их не трогали — зачем им? Но крестьяне всё равно бежали.

Страшно.

Кроваво-красное платье, вышивка по подолу — чёрные цветы. Любимые цвета, любимый образ.

Платье молочно-белое. Как у невесты.

Красная и белая юбки развеваются на ветру. Две фигуры на городской стене кажутся маленькими, но это не так.

— Надо было его убить, — говорит белая фигура в пустоту. В воздух. В серо-чёрно-белые ленты.

— Это ведь ты убила его жену.

Без обвинения. Без осуждения.

— Надо было убить и его, — повторяет она.

Они не любят друг друга. Но сейчас эта ошибка — одна на двоих. И они молчат о своей нелюбви. Лишь одними взглядами — не молчат.

Впрочем, это не совсем верно. Аления ненавидит. Мирея презирает.

Впрочем, плевать.

Мирея поднимает руку. Кроваво-красные — в цвет платья — нити срываются с тонких белых пальцев. Несутся в ленты.

На лентах — искрами — цвет плетения Неяндра. Цвет энергии, сочащейся с площадки между башнями Рогатого замка.

Человеку не перебить силу древнего ритуала.

Но женщина на стене столицы — давно уже не человек.

========== Волот начинает войну с Госьвой ==========

— Нам нужна маленькая победоносная война.

Так Волот Дорогомилов поприветствовал высокое собрание.

— Зачем, — безразлично поинтересовалась Марская, даже не потрудившись придать голосу вопросительную интонацию.

Волот ненадолго задумался. Так, как будто ему показалась странной сама возможность такого вопроса.

— Потому что я так хочу.

— Хм.

— Госьва слишком свободная — и из неё лучше доходят новости, чем из других стран. Новости о свободе, которая для нашего народа губительна. Ну при войне и народ от идеи мятежа отвлечётся. Мы победим — и нас станут больше любить.

— По сути мы отправим не меньше половины войск, сдерживающих сейчас мятежников, погибать в никуда и низачем. А какой-нибудь Беловейский скажет, что это преступление против человечности, или человечества, или вроде того. И какие-нибудь прогрессивные студенты его радостно поддержат.

Снова — равнодушие, как будто вообще не её дело.

И да, теперь Волот знает: да, ей действительно плевать.

Она всё ещё возглавляет тайную службу. Её трогать попросту страшно. Странно осознавать, что тайная служба до сих пор выполняет свои обязанности. Даже когда он знает, что на самом деле ей плевать — всё равно странно.

Да что он с ней сделает? На неё даже попросту смотреть страшно.

Все остальные, конечно, смотрят на неё как на идиотку и как на самоубийцу. Не все из них, конечно, знают, что она тайная советница. И что они все умрут, если она этого захочет. Что нет у неё царя — ни в стране, ни в голове.

Аргумент у неё разумный. Но он уже решил, что будет война.

И — что она сделает, если он с ней не согласится? Не убьёт —ей плевать, да и он теперь бессмертен. Но иначе — что?

— Народ стерпит и не такое. Те же придурки из молодёжи — повозмущаются и вернутся к нормальной жизни. Те, кого за это не арестуют.

Марская — всего лишь — пожала плечами. И отвернулась. Ну да. Ей плевать.

— Ваше Величество, — с обожающим придыханием, — можно ли… вы позволите мне повести войска?

Аления тоже не хочет служить по началом у Марской. Она никогда не хотела — но всегда его слушалась.

Надо было назначить её тайной советницей.

Что будет, если назначить её тайной советницей, а Марскую отправить воевать в Госьву? Она же великая военачальница.

Нет. Не надо. Ей это не нужно. Тогда она его точно убьёт — забыв на мгновение, что он бессмертен.

— Позволяю.