— Если бы я не предложил вам этот проект, профессор, вы бы и не узнали о них, — мерцающая голограмма Линца тоже отходит. — А вы хотели отказаться.
— Я до сих пор не уверена, что это законно. Я читала архивные статьи. Этот проект был признан негуманным и бесчеловечным, и закрыт ещё в двадцать втором веке. Но то, что они всё ещё здесь, среди нас! Это значит, он работает, а его вдохновитель — гений! Бессмертие! Это же… Представляете, что это значит?
— К сожалению, данные были намеренно уничтожены. Всё, что осталось — несколько… биенидов. Един-ницы. И те под покр-ровом секретных служб. Нам пов-везло, что из-за срока дав-вности контроль за данными ослаб и произ-зошла утечка.
— Бессмертие, — в голосе профессора слышно восхищение. А к телу начало выдавливать через сопла в капсуле прозрачный гель, приятно охлаждающий кожу. Двигаться — нельзя, руки и ноги надёжно зафиксированы на ложе. Но голова лежала на валике, поэтому разговор по-прежнему досаждал сознанию.
— Я попыталась выделить то, что вы назвали «наноэмульсией». Это оказалось довольно сложно, эти элементы встроились в его ДНК. Можно сказать, стали его частью.
— Я дум-мал об этом. В ис-следованиях было ук-казано, что для б-благоприятного симб-биоза необходима особая генная мут-тация. Поэтому в массы это изобретение не пошло.
— И слава богу, — голоса теперь звучали глухо, — я читала, что эксперимент вышел из-под контроля. Люди начали сходить с ума.
— Да, произ-зошла неприят-тная сит-туация. Отвр-ратительная.
— Там просто мясорубка была, так писали в отчётах. Хорошо, что сейчас Службы контроля такого не допустят.
— Помимо технологии мне нужен полный набор контролирующих фонем.
— Этого не обещаю. Память — очень сложная вещь. И вытащить из него такое — почти невозможно. Надёжнее будет взять того второго, «альфу». Вы, кажется, так назвали?
— Да, её предп-почтительнее. Предст-тавляете, насколько удачный тан-ндем для любых спецслужб? Бессмер-ртные, беспрек-кословно подчин-няющиеся солдаты? При этом не отличимые от люд-дей.
— Это вопрос этики. Но зачем они вам? Я думала, вас интересует только технология. Войны остались в прошлом веке.
— В пер-рвую очередь. Но и это тоже. А войны, он-ни всег-гда были. Но вел-лись по-раз-зному.
Женщина замолчала надолго. Вик наслаждался приятными покалывающими кожу ощущениями от прикосновений. Однако, спустя время гель перестал охлаждать и нагрелся вместе с кожей. Немного мутило.
— Зачем они вам? — отчуждённо спросил профессор.
— Эт-то моё дел-ло, Лара, дел-лайте своё. И тогда ваша сов-весть буд-дет чиста.
Тишина, и только гудит оборудование за головой. Хочется пить и снова мутит. БиЕНиД. Очень знакомая аббревиатура. От него во рту разливается кислота. Биологическая единица направленного действия. Вспомнил. Биологическая единица, вот он кто. Не человек. Единица.
— Слышишь? — Над головой склонился Линц. На этот раз в физическом воплощении. Он опустил взгляд на руку, наполовину погружённую в прозрачный гель, ощёрившуюся коннекторами, к татуировке.
— Век-ктор восемь, — усмехнулся Линц. — Вид-дишь? Я теп-перь всё про т-тебя знаю.
Губы едва ли разомкнулись, чтобы выдать сиплый выдох. Откуда он узнал? Неужели, они обнаружили Атума? Линц снова победно улыбнулся.
— Ждём твоего напар-рника. Твоё под-дразделение «Вектор восемь», статус «бета». Одни из последних… выж-живших бойцов проекта «Шершень». Так? Я в-ведь п-прав? И имя под-дходящее, да? Вик-ктор — век-ктор. А она? Вик-ктория? Она пр-ридёт за тоб-бой? Тв-воя «альфа». Вы ведь св-вязаны. Пр-рошло шестьдесят пять часов. Если не появится, чер-рез пят-тнадцать час-сов я пер-реправлю теб-бя на Терру. Там мои люд-ди разбер-рут тебя на ат-томы. И собер-рут снова. Мы всё уз-знаем.
И Линц склонился так низко, что почти коснулся кожи.
— Сколько ты жив-вёшь, Вик Вендетто?
И сам ответил.
— Слишком дол-лго. Пора под-делиться секретом с мир-ром. Ес-сли теб-бя успокоит, тв-воя жертв-ва будет не напр-расна.
— Я никому не жертвую, — прохрипел Вик едва слышно. Линц склонил голову, опасаясь, что не так понял.
— Тебя и не с-спросят. Проект «Шершень» зак-крыли в девянос-стые годы двад-дцать втор-рого века и уничт-тожили все следы, исследования, даже физ-зически стёр-рли все плоды эксперимента. Потом, конечно, пытались повт-торить, но оказалось с-слишком сложно, ничего не вышло. Идейный вдохн-новитель проек-кта, Давид Резник, погиб при стр-ранных обстоятельст-твах. Всё, чт-то нам ост-талось, лов-вить крупицы его замыс-сла. Им показал-лось, что это бесчеловечно! Зас-ставлять жить. Ты как счит-таешь?
Вик не ответил. Он задавал себе этот вопрос, как и та девчонка в каждом кошмаре. «Зачем, а главное, для чего?» Но у него не было ответа. Иногда появлялась Тори, и пара дней выпадала из памяти. Что-то происходило вокруг, менялось, и приходилось меняться вместе со средой. Но цели, нет, цели уже не было.
— Не знаю.
— Думаю, он х-хотел соз-здать ид-деального человека. А получил-лся ид-деальный боец. Почти. Дум-маю, это его расст-троило. Он хотел мир-ра, а пол-лучил войну. Но он был ген-ний. Созд-дал теорию биологичес-ского бессмертия. Смог об-бойти парадоксы генетики. И доб-бился успеха. Только не учёл од-дного.
Линц замер.
— Чего?
— Чел-ловек — это всего лишь чел-ловек. Нельз-зя ему игр-рать в бога. Сов-ввсем нельзя. Вы нач-чали сходить с ума. Один за д-другим. Не ср-разу, нет. Сначала был тр-риумф, а уж-же потом без-зумие. Пам-мять. Она похож-жа на мину з-замедленного действ-вия. И он-на взорвалась.
Линц отошёл к белоснежной стене бокса.
— Было мн-ного кров-ви. Вас, «Шершней» научили убивать, и н-не убив-вать тоже. Весь мир-р см-мотрел, как вы реж-жете др-руг др-руга, и уж-жасался. Вот тогд-да и закончил-лся этот пр-роект. Уш-шёл в заб-бвение. Но не в-вы. Вы пр-росто зат-таились. Но я наш-шёл.
Вик попробовал покачать головой. Провода, тянущиеся от модуля за обоими ушами, надёжно её фиксировали. Хотел ли он закончить свою жизнь? Скорее нет, чем да. Столько вопросов. Кто та девчонка? Она из прошлого, это очевидно, но кто же она? Архивы Атума не полны. Кто-то контролирует их. А Тори? Почему она может себе позволить помнить больше?
— Теперь я р-решу, что с т-тобой буд-дет. Жаль, ес-сли я не уз-знаю всех фонем. Тогд-да пр-ридётся дейст-твовать грубо. Теб-бе не понр-равится. Я не с-стор-ронник таких метод-дов. Но ес-сли др-ругого выхода нет…
Руки тоже надёжно зафиксированы. На мягкой подушке из геля тело не чувствовало, что находится в неподвижности… сколько он сказал? Шестьдесят пять часов? Это трое суток без малого. Так мало, и так много.
— Ты даж-же не представ-вляешь, ценность с-своего тела, — усмехнулся Линц.
— То есть откупиться не выйдет?
Ответа Вик не получил. Линц, заинтересовавшись чем-то в глубине лаборатории, отошёл.
Неужели, всё? Неужели, нет выхода? Снова подёргал рукой. Нет, захваты надёжно держат и ладони и ступни.
— Люд-дьми вас уж-же не наз-зывали. Но инклюзия есть инклюзия, — услышал Вик за головой приглушённый расстоянием голос. — Вас биенид-дов даже прир-равняли к гр-ражданам. Отгор-родились от вас тер-рминами. Биологичес-ская единица. Даже постав-вили на вас маркер-ры, тем самым обоз-значив цели для снайпер-ров. Пр-росто, пр-равда? Об-бщество так и не р-решило, кто вы, жертвы или чуд-довища. А пот-том появился Ар-рканум. И вопрос сн-нялся сам соб-бой. И я з-знал, что ис-скать надо зд-десь. Добрый д-день, профессор Росс.
— Добрый, — женский голос. Это та профессорша. Может, она отпугнёт Линца с его бесконечной болтовнёй? Не хватало ещё провести последние дни слушая этот бред.
— Вы пр-ришли пр-роведать пациен-нта?
— Это работа, за которую вы мне платите.
— Что ж, не буд-ду мешать.
И снова тишина, потом раздались мягкие шаги, и в поле зрения показалась темноволосая женщина в ослепительно белом комбинезоне.
Она подошла, проверила данные на голографическом экране, что тотчас развернулся, едва она коснулась панели. Женщина бросила мимолётный взгляд на застывшего пациента.
