В этот миг, привлеченный шумом, из-за дома вылетел Третьяк, с обнаженным клинком, левой рукой тщетно пытающийся завязать гашник[82]. Это подкрепление, знать, и решило дело. Любомир, ругнувшись еще пару раз для порядка, убрался восвояси.

— Не бойся, прекрасная девица! — высокопарно заявил Третьяк сдавленно хихикавшей весинке. — С нами ты в безопасности.

— Ага, — не замедлил подтвердить Некрас. — Сами не обидели, так другим и подавно не дадим.

Золотые проблески в зеленой листве недвусмысленно намекали, что скоро развезет дороги…  И Ростислав испытал некоторое облегчение, когда посланные разведчики донесли, что противник стягивает к Мологе все свои наличные силы. Здесь, если будет на то воля богов, можно будет разбить его одним ударом и закончить войну. Ростислав приказал прекратить продвижение вперед, рубить засеки, укрепляться и ждать врага, чтобы дать решающее сражение. Нетерпеливому Новгородцу пришлось согласиться. Место они сейчас занимали — лучше не найти.

Вечером в Остромировом шатре сам Новгородский князь, его брат Гостомысл и Ростислав Белозерский в последний раз уточняли детали завтрашнего сражения. Вроде бы все было решено и не пораз обсуждено, а Остромир чего-то горячился, по тысячному разу вываливал одни и те же возражения. Зачем же ты, хотелось спросить Ростиславу, меня звал, если желаешь делать все по-своему. Но не спросил. Не стоило ссориться. Отчего-то Ростиславу вспомнилось, как Остромир в день встречи доверительно шепнул ему на ухо: «А девка, которую ты мне подарил, о-го-го! И уже непраздна». Остромир Грозный мог быть никудышным полководцем, но у него были сыновья.

— Все, други, — закончил Остромир. — Всем спать, завтра много придется потрудиться.

Ростислав шел по стану, среди догорающих костров. До рассвета, а значит, и битвы, оставалось всего несколько часов. Где-то уже спали, завернувшись в плащи, вперемешку белозерские и новгородские воины. Где-то еще сидели у огня, разговаривали, запоздало приводили в порядок оружие.

Вадим клевал носом, но не уходил, слушая в полудреме негромкий разговор. Тут же рядком да ладком, сидели неразлучные варяги, с которыми в последнее время Некрас странным образом приятельствовал.

— … Теперь твой черед! — услышал Ростислав, подходя. И Хаук начал рассказывать, неспешно, время от времени приостанавливаясь, чтобы перевести на чужой язык сложные обороты.

— Я поведаю вам об Асбьерне Красноглазом, стяжавшем себе великую славу, и потерявшем ее из-за женщины. У Асбьерна, сына Харальда, действительно были красные глаза, белые волосы, словно бы он уже родился седым старцем, и кожа белая, словно сливки, которая не загорала, даже когда он целый день греб под палящим солнцем, и справедливо будет сказать, что это был единственный его недостаток. Был же он чрезвычайно силен, и ловок, и отважен. И в родных фьордах, и в дальних странах гремела его слава как непревзойденного воина. Такова была его удача, что всего двадцати одного года от роду возглавил он дружину из славных мужей, мало в чем уступавших своему вождю, и был он жаден до добычи, щедр и ласков к своим воинам, те же считали Асбьерна лучшим из вождей. Кроме того, он мог слагать висы, и преуспел во всех благородных науках. А драккар его назывался «Белый волк».

В то же время неподалеку построила свой вик[83] дружина иного вождя, Буи по прозвищу Прекрасный, поскольку он отличался необыкновенной красотой. Было бы ложью сказать, что этим и ограничивались его достоинства. Некоторые даже считали его непревзойденным удальцом, но говорили это только те, кто не был знаком с Асбьерном.

В это же время неподалеку жила со своими родителями прекрасная дева по имени Хельга, которой и суждено было сделаться причиной несчастья. Случилось так, что Асбьерн увидел деву и полюбил ее всем сердцем, и даже пожелал сделать ее своей женой, хотя она и не принадлежала к знатному роду. Конечно, отец девы с радостью согласился и почел за честь породниться со столь славным воином. А Хельга не посмела возразить, хотя сердцу ее был мил совсем другой.

Рассказывают, что это была самая богатая и веселая свадьба, какую только играли в этих краях, и длились празднества целый месяц, и благородные ярлы, и славные викинги, и даже простые бонды[84] веселились на той свадьбе, прославляя доблесть и щедрость жениха и красоту невесты.

Было это в начале зимы, а весной, когда море очистилось ото льда, Асбьерн собрал свою дружину и отправился в поход, как и поступал всегда, жена же его осталась дома. А ярл Буи Прекрасный по какой-то причине не мог тогда выйти в море и оставался дома. И, как рассказывают, пленившись красотой Хельги, стал он домогаться ее любви, на что она охотно согласилась, поскольку давно любила его, за Асбьерна же вышла неволей. Про это знала одна только старая кормилица Асбьерна. И вот настал день, когда, милостью Одина, Асбьерн со своей дружиной благополучно вернулся домой с богатой добычей. Дети, игравшие на берегу, увидели вдали «Белого волка» и побежали сказать об этом кормилице, и она, услышав такую весть, скорее побежала на берег, хотя и была уже стара и немощна, и, как только ярл сошел на берег, поведала ему о случившемся. Асбьерн, услышав то, опечалился и сказал такие слова: «Верно говорят мудрые люди: если невеста плачет перед свадьбой, после будет смеяться. Только забывают добавить: плакать придется ее мужу». После того он пошел домой, где жена встретила его как ни в чем не бывало, и все домочадцы рады были его возвращению, он же ничего никому не сказал, поскольку замыслил хитрость.

На следующий день Асбьерн устроил пир, на который пригласил Буи с его дружиной. Когда же все гости насытились и мужи начали состязаться между собой в силе и ловкости, как принято в нашей земле, Асбьерн сказал так: «В одной из стран, куда ходили мы за славой и добычей, видели мы такую забаву: один воин подбрасывает обруч, а другой должен поймать его на острие стрелы, и это, скажу я вам, совсем не так легко, как кажется». Услышав это, Буи сказал, что нет в этом ничего сложного, и что он готов доказать это. Тогда Асбьерн велел своей жене снять золотой обруч, который был у нее на руке, чтобы использовать его для состязания, она же так и поступила.

Тогда Асбьерн первый раз подбросил обруч, и Буи не смог поймать его на острие стрелы. После бросил обруч Буи, и Асбьерн тоже не смог поймать его. Во второй раз бросил обруч Асбьерн, и Буи снова не смог его поймать. Буи бросил обруч во второй раз, и Асбьерн поймал его, и Буи сказал: «Уж третий раз все решит!». В третий раз бросил обруч Асбьерн, и Буи поймал его на острие стрелы. И тогда Буи в третий раз бросил обруч, и Асбьерн поймал его и, словно бы случайно, так повернул руку, что обруч соскользнул ему на запястье. Увидев это, Хельга закричала: «Развод!». Да будет вам известно, что в нашей земле существует обычай: если муж будет уличен в том, что надел украшение своей жены, жена его имеет право немедленно развестись с ним, и воистину обычай этот мудр, поскольку каждому подобает свое.

Так вот закричала эта женщина, потому что всякий человек, лишенный совести, спешит указать на позор другого, чтобы не вспомнили о его собственном позоре. И Буи тоже закричал: «Развод!» — и по тому многие догадались, в чем было дело. И люди Асбьерна схватились за оружие, также как и люди Буи. А Асбьерн сказал: «Да будет так! И все вы будьте свидетелями тому, что было». И такова была его любовь, что он в тот же час покинул дом, оставив жену свою свободной. Воины же его остались на месте, не желая больше служить вождю, потерявшему честь, и только четверо последовали за Асбьерном, сыном Харальда, по прозвищу Красноглазый. На следующее утро они поднялись на свой корабль, звавшийся «Белый волк», и было их слишком мало, чтобы идти на веслах, но удача их была такова, что в тот день был попутный ветер. Тогда подняли они парус и ушли в море, никому не сказав, в какой край направляются.