Литмир - Электронная Библиотека

— Таково решение суда. Да не отвергнет его Великий Сварог. Суд окончен.

Боярин Мороз поднялся со своего места и направился туда, где собрались в одну группу Бирючи и князевы люди. Теперь он уже мог подойти к ним, не опасаясь обвинений в предвзятости. Туда же пошел и Ростислав. Гордая Милана плакала. Яросветиха обнимала ее, утешая. Забава подскочила к отцу.

— Что ты натворил! — голосок ее звенел от гнева. — Рассудил, ничего не скажешь!

— По ряду и покону рассудил, — устало ответил Мороз. — Самому тошно, дочка. А ничего не поделаешь.

— Ага, рассудило волк овечку! Тошно стало, аж хвост изо рта торчит!

— Твой отец прав, Забавушка, — вмешался князь. — Девочка Сычева, а мать ее своей волей ушла из рода.

— А ты! — тут же набросилась девчонка и на князя. — Ты-то что сделал, чтобы Милане помочь?

— Все сделал, что мог. И что должен был.

— Все всё сделали, а только дитя осталось без матери, а мать без дитяти! Эх, да что с вами…

С досады махнув рукой, Забава побежала прочь, куда глаза глядят…  Отрок Вадим, не спрося разрешения, помчался догонять сестру. Судья и князь посмотрели друг другу в глаза. Ну что они…  Каждый поступил, как должен был. Ростислав не мог сделать ничего другого, как только вынудить мужа Миланы к поединку: только так он мог добиться ее безусловного оправдания. Мороз тоже — все, что мог, это по требованию Миланы расторгнуть брак; отдать ей дитя против воли отца не мог. Каждый поступил правильно, а только никому не стало лучше.

— Милана, — заговорил князь, — своей волей отдать тебе Заюшку я не могу, но обещаю, сделаю все, что только можно.

Милана даже не повернулась к нему. Ростиславу ничего не оставалось, как идти восвояси. Он обернулся, ища глазами стремянного. Некрас догнал Забаву с Вадимом, и что-то им говорил, обнимая обоих за плечи. Только Данька так и осталась подле князя. Ростислав заговорил с ней:

— Ну вот, Данюша, и все. Не хорошо, ну так хотя бы не плохо. А ты волновалась.

Она ответила, совсем не про то:

— Княже, ты вот про что подумай. Кто оклеветал Милану?

Глава 9

Бойцы вспоминают минувшие дни,

И битвы, где вместе рубились они.

А.С.Пушкин

А тебе только повод найти, чтобы выпить.

90 % жен.

Этой весной в Новгороде была в моде песенка про белую лебедушку, которая не боится грозного орла. Девка, подаренная в свое время Белозерцем своему союзнику, была теперь в большой милости у князя и, не вспоминая прежнего своего имени, звалась Лебедью. Когда гневные раскаты Остромирова баса грохотали по всему высокому терему, всякая живая душа до последней дворовой псины искала уголок, где бы схорониться, только Лебедь да пара независимых кошек не боялись попасть под горячую руку Грозного князя. Оттого белозерская красотка постоянно ночевала на княжеском ложе; кошки, кстати, тоже. И ведь до чего дошло! Княгиня Новгородская и Словенская, родив к тридцати годам четырех детей, растолстела, подурнела и перестала бороться за место в сердце мужа и участвовать в гаремных войнах. Зато она самовластно распоряжалась новгородской казной, без спора выдавая серебро только на содержание дружины и мощение улиц, и до политики «наглых вертихвосток» не допускала. А вот младшая княгиня (просто княгиня, без титула) вознамерилась было поставить холопку на место…  В результате две бабы подрались, и кого же князь наказал за бесчинство? Правильно, к родителям была отправлена молодая княгиня.

* * *

Дотаивал последний снег, когда княгиня Любава вернулась в Белозерье. Как ни давно расстались муж и жена, а отчего-то не было при встрече того беспредельного счастья, как когда-то после разлуки, далеко не такой долгой. Невысказанная, но неотвязная мысль о наследнике и второй жене разъедала семейный лад, точно едкая кислота. И Ростислав с удивлением обнаружил, что последнее время вспоминал о своей Любаве даже не каждый день. Но и Любава с приездом изменилась. Приволокла с собой какую-то ворожею, которая с важным видом слонялась по терему, князя в грош не ставила и объясняла всем желающим и не желающим: «…  это потому что я пути знаю!» (невзлюбившая ее Милана ехидно осведомилась: «А мужика твоего не Путятой ли звали?»). Любава целые дни проводила с этой Путихой, творя какие-то таинственные обряды, мужа до себя почти не допускала и объяснять ничего не желала. Ростиславу оставалось только смириться и просто оставить жену в покое. Пусть делает, что хочет. Не то чтобы Ростислав сомневался в могуществе богов, способных сотворить любое чудо…  Просто он знал, что пути божественные неведомы, и смертному можно только просить, а закликать не удастся никакой ворожее. Словом, либо у княгини все получится, либо нет. В любом случае нужно просто переждать. И Ростислав на два дня закатился в Светынь — есть пироги и слушать песни.

* * *

Нежно-зеленая дымка окутала деревья, окружавшие лесную росчисть, легкие перышки-облачка проплывали по высокому-высокому яркому небу. А вдали, среди молодой пушистой зелени, проглядывались темные ели, с чуть снисходительной лаской взирающие на эту брызжущую веселой силой юность. Ратибор соскочил с коня, не без труда нагнувшись, забрал в ладони мягкой, чуть влажноватой, пахнущей весной земли, поднес к лицу, вдыхая запах. Вдруг захотелось разуться, босыми ногами пройтись по пашне…  Но неловко показалось перед мужиками, да и боязно; под старость сделался опаслив, застудишься сейчас — скрючит, не разогнешься.

А хозяйство доброе…  Сытые, гладкие кони, справная сбруя, новые блестящие лемехи, своим же кузнецом изделанные, легко взрезают буроватую лесную почву. И оратаи трудятся весело и споро, слегка даже — как же, боярин смотрит! — соревнуясь между собой. Доброе хозяйство, хотя особо и не гонялся никогда за зажитком, но и как всякому, хотелось — свое. Только вот оставить некому. Промотался всю жизнь по заставам, семьи как-то не сложилось, сперва было недосуг, теперь, на старости лет, и не станешь искать невесту — засмеют! Выпал из разжатой долони[59] ком земли…  А, пустое! Князю уйдет. Ростиславу — не жаль.

Взвалившись на седло, тяжко, но все ж без помощи, Ратибор тронул коня, не глядя на молчаливого стремянного, легким наметом по тропе вымчал на берег, к броду. Конь, сторожко тронув копытом ледяную воду, недовольно фыркнул. А Ратибору вспомнилось, как однажды, на этом самом месте, Ростислав сказал: «Здесь можно было бы построить мост».

Было это много лет назад, в самом начале Ростиславова княжения, и вот так же, конные, стояли они вдвоем на берегу. Юный князь, запальчиво, продолжая какой-то давний и, видно, не им выигранный, спор, говорил:

— И старый Бирюч говорит: не надо этого было нашим дедам, не надо нашим отцам, и нам не нать! Вот ответь, воевода, отчего старые люди всегда, всегда мнят: допреже не было, и ныне не надо? А если так, почто сам пошел за Мстиславом, оставался бы под Ростовым, как и было!

— Старые люди, — отмолвил тогда Ратибор с усмешкою (в сорок лет записываться в старики не хотелось!), — бают, что как богами дан был людям первый закон, так и должно жить, а перемены — суть отступление от сего закона.

— Вот-вот! — нелогично обрадовался юный князь. — Боги дали людям первый закон, научили земледелию и всяким ремеслам. А почто, если им не угодны перемены? Пусть бы люди жили, как отцы их и деды, зверинским образом. И почто тогда новые перемены допускают? Не может ничего не меняться, все меняется, сам мир так устроен. Вот даже река, и та меняет со временем свое русло, там подмывает берег, там наносит песок и ил. Тако же и люди! Деды наши еще могли вспомнить время, когда не было земель, в каждой веси старейшина почитался князем, и не могли между собой сговорить, и словене слабы были пред иными языками[60]. А теперь стали земли, княжества, и уже мы примучиваем[61] окрестные племена и берем с них дань. Хуже ли стало? И еще. Земли сложились весь к веси, род к роду, но не так, как миру было бы удобно, а…  так, как сложились. Потому и стали меняться, где отлагались, где объединялись, пока не стало так, как сейчас. Белоозеро вот сделалось независимым, а было под Ростовом, что никому не нужно было, кроме Глеба. Хуже ли стало? Мыслю, лучше! А скоро, наверное, при наших детях, и дальше пойдет, и уже земли объединятся между собой, и оттого еще осильнеют. Хуже ли станет? А вот этого не знаю. Если кому-то придется покориться, назваться данником, то не надо такого союза, сколько бы от него не прибавилось силы! А если объединяться как равным, ну, один назовется братом старшим, а иные молодшими — но чтобы братьями! — то так оно и лучше будет, не станем больше грызться между собой. Славяне же все, и словене наши, и кривичи, и радимичи, и дреговичи, и поляне, и древляне, и даже чехи и ляхи — все же братья, все единого корня! А только хорошо это будет или худо, а рано или поздно так станется, как и во всех других странах, у тех же немцев, как их там, франков.

вернуться

59

руки

вернуться

60

народы

вернуться

61

покоряем

16
{"b":"788819","o":1}