— А это кто? — прозвучал призрачный, напуганный голос Тобирамы.
Неуверенный кивок головы на спящего мальчишку заставил тихо рассмеяться обоих подростков, только Мадара пытался сохранять уничижительный взгляд, чтобы не рассмеяться в голос. Как же он обожал эту растерянность на лице своего некогда любовника; именно в эти бесценные моменты успешный, богатый мужчина вновь превращался в ребенка, которого в школе забивали в угол, пугаясь его необычной внешности. На это можно было смотреть вечно.
— Фу, как грубо, — делано скривил лицо Мадара. — Это твой ребенок.
— Но мой… — растерянность на лице возрастала в геометрической прогрессии. Умом Тобирама понимал, что ребятишек двое, только вот в мозгу это никак не умещалось. Он упорно переводил взгляд то на одного, то на другого, не понимая, что происходит, от слова совсем. Мужчина поднял взгляд на своего омегу, прижимающего ладонь ко рту в попытке не смеяться, и елейно улыбнулся. — Как это понимать? У нас что, двойня?
Изуна украдкой взглянул на брата и словил на себе успокаивающий взгляд. Все оказалось даже проще, чем они себе представляли. Точнее, о сложностях думал только Изуна, зачем-то рисуя себе страшные картины, что, узнай Тобирама о втором ребенке, так тут же выгнал бы его, не желая кормить лишний рот. Все же он еще глупый подросток, которому пора бы уже начать мыслить трезво и по-взрослому. К счастью, на это у Изуны всегда было твердое плечо — его старший мудрый брат, обещающий поддерживать во всем.
— Лучше, Тора, — подмигнул Изуна, не прекращая по-лисьи улыбаться. — Это близнецы: девочка и мальчик.
— Мальчик… Девочка, — загадочно произносил Тобирама несколько раз и даже потер пальцами глаза, пытаясь убедить себя, что они его не обманывают, или хотя бы в том, что в них не двоится от подскочившего напряжения. Мужчина рассматривал детишек, как картинки «найди десять отличий», которые продаются в аэропорту для убивания времени, но отличий так и не находил, кроме цвета ленты. — Близнецы… И оба мои…
Присев на корточки и поочередно взглянув в глаза двум своим самым любимым людям, Изуна положил им ладони на колени.
— Я запомнил ваш спор и решил поддаться, чтобы угодить обоим, — голос мальчишки звучал очень тепло, расходясь приятными вибрациями по всему телу, даже Кагами склонил голову, вслушиваясь в его слова. — Я не хочу, чтобы вы и дальше спорили или ругались, ведь я вас обоих очень сильно люблю.
Тобирама едва не плакал и старался не смотреть на своего омегу, ведь только такого стыда ему и не хватало. Крепко стиснутый по рукам и ногам кулек у него на коленях попробовал завозиться и зажмурился, смешно сморщив крошечный носик. Мадара несильно толкнул приятеля в бок, потому как мальчишка на его руках сделал то же самое. Малыши будто обладали сенсорной способностью чувствовать настроение друг друга; такое нередко встречается у близнецов. Нужно было отнести малышек в кроватку и покормить. Мадара явно чувствовал, что сегодня именно он этим займется, а заодно и научит этому Тобираму. Изуне нужно было дать время, чтобы выдохнуть и расслабиться после недели, проведенной в больнице.
— Тоби, пойдем в комнату, — шепотом попросил он, вставая с дивана. — Нужно уложить малышек, а то мы с тобой будем сидеть в первом ряду, когда концерт начнется.
Тобирама не сразу понял, что речь идет о крике проснувшихся детей, а потому сначала изучил Мадару недоуменным взглядом, а затем улыбнулся и тоже поднялся на ноги. Бросив на Кагами, которого никак не коснулась эта тема, почти презрительный взгляд, мужчина заметил, как тот привычно сжался, обняв себя за плечи. Но Мадара быстро тронул за локоть и развернул лицом к лестнице; сейчас не самое время для привычных переглядываний.
— Ты покажешь мне, как их уложить? — спросил Тобирама, двигаясь непривычно осторожно и смотря себе под ноги.
— Конечно, пойдем, — кивнул Учиха. — Маленьким детишкам надо кушать, а большим поговорить, оставь их.
Тобирама вздохнул, явно намереваясь что-то сказать, но Мадара машинально остановил его и в очередной раз указал на лестницу. Они определенно сейчас казались самыми тесными союзниками. Даже Кагами, пытаясь оттянуть время перед тяжелым разговором, так и смотрел вслед. Мальчишка поежился, представив, что когда-то эти двое делили постель, а рядом стоял Изуна, который до сих пор находился в счастливом неведении. Тяжело, когда столько посторонних мыслей живут в такой юной голове, не имея возможности выйти наружу.
— Вот что ты на моего мальчишку до сих пор скалишься? — пробормотал Мадара шепотом и повернулся в сторону лестницы, оставшейся позади. Он и не думал, что кто-то из подростков пойдет за ними, но все же лучше им не слышать этого разговора.
Тобирама как будто опешил, и хотя вопрос вроде бы не сложный, ответить на него оказалось почти невозможно. Учитывая, сколько раз Тобирама сам себе его задавал, можно было и с ума сойти. Сложно было свыкнуться, что теперь эти двое вместе, но и мальчишка сам за это время очень изменился.
— Не знаю, — пожал он плечами и толкнул ногой дверь в спальню. — Привычка, наверное. Не включай свет. Я специально занавесил окна, чтобы было темно.
Голос Тобирамы отдавался эхом в просторной комнате. Мадара слушал с недоумением, как будто смысл слов не доходил до него. После недолгой паузы он неуверенно отступил на шаг и легонько толкнул дверь, чтобы та захлопнулась. Глазам пришлось привыкать к полумраку.
— Избавляйся от своей привычки, ведь он вздрагивает от одного твоего взгляда, — растягивая слова, отвечал Мадара, пристально наблюдая, как приятель крайне бережно кладет девчушку в кроватку. — Понимаешь, зайка, я не хочу, чтобы он нервничал.
Сначала Тобирама в очередной раз хотел пожалеть Кагами и выразить слова сочувствия Мадаре, что тот с ним возится, будто с бесполезной куклой. Вместо этого мужчина просто замолчал, и уже он наблюдал за приятелем, за его выверенными движениями, будто тот каждый день возился с малышами. Стало тихо, даже не слышно разговора с первого этажа. Тобирама понял, зачем Мадара оставил подростков наедине. Прямо на него пристально смотрели черные глаза, поблескивающие в темноте, пришлось быстро опустить взгляд в пол.
— Не может быть… — проговорил он и покачал головой, пытаясь осмыслить сказанное.
На этот раз Мадара внимательно вгляделся в озадаченное лицо Тобирамы, в бледные щеки и острый подбородок, выделяющиеся на фоне мрака комнаты.
— Любовь и вера творят чудеса, — кивнул он сам себе и отступил на пару шагов от кроватки, намереваясь сесть в кресло; Тобирама присел на край кровати и надул щеки, чтобы шумно выдохнуть, но вместо этого только яростно почесал пальцами голову, взъерошив волосы.
— В любви и согласии, да, — вспомнил мужчина собственные слова, которые когда-то сказал Изуне. Взгляд его быстро метнулся к закрытой двери, а ноги так и хотели сорваться с места, чтобы узнать, все ли в порядке там внизу. — Они ведь сейчас не раздерутся там и волосы друг другу не выдергают?
Мадара с усмешкой закатил глаза и закинул ногу на ногу, глянув на закрытую дверь.
— Они взрослые мальчики, — отмахнулся он. — Как-нибудь разберутся. Вспомни, сколько мы с тобой ругались… Даже дрались.
— И не только, — перебил его Тобирама, вздыхая, будто вспоминая что-то давно ушедшее.
— И не только, — согласился Мадара и, схватив небольшую подушку под шею, бросил ее в приятеля; тот улыбнулся, они явно подумали об одном и том же. — А потом, Тоби, я доверил тебе своего ребенка и сегодня держал на руках твоего. Разве не к этому нужно стремиться?
Тобирама нервно теребил мягкую подушку, перекатывая в ней маленькие шарики. Он ощущал некое волнение, которое возникло, стоило ему впервые увидеть малыша, а затем их оказалось двое… А теперь, выходит, что их еще и трое. Жизнь и профессия научили его, что не надо торопиться ставить крест на человеке. Жизнь непредсказуема, никогда не знаешь, что ждет тебя за поворотом.
— Надеюсь, им хватит времени до того, как сюда явится Хаширама, — улыбнулся Тобирама, словно разом откинул от себя все плохие мысли. Мадара озадаченно склонил голову набок, и Тобирама продолжил, едва заметно пожав плечами. — Он любитель всех затискать… Ненавижу эту его привычку.
