— Я понимаю, что все для тебя случилось очень неожиданно, — и в голосе было искреннее сочувствие, а горячая, вспотевшая ладонь легла Изуне на колено. — Но я помню, ты говорил, что рад этому.
— Я действительно рад, — снова покосился Изуна на малыша.
Они оба синхронно кивнули, словно приняли неизбежное. Мадара даже задумался, а каково будет Кагами, да и ему самому, когда они будут держать на руках собственного ребенка.
— Тогда не переживай ни о чем, — потрепал он брата за острое колено. — Пошли, я помогу, а то Тобирама наверняка уже нервничает, раз подглядывает в окно.
— Дара, ты знаешь, кто это со мной сделал?
Слова так хлестко ударили мужчину по ушам, что все тело пошло колкими мурашками. Мадара и в страшном сне не мог себе представить, как сейчас назовет имя того, кто это сделал, а потому понуро свесил голову, тихо прошептав:
— Увы, да…
На что Изуна яростно замотал головой, хлеща себя по спине длинным хвостом волос. Парнишка зажмурился и прикрыл ладонями уши.
— Не говори мне, прошу, — шептал он дрожащими губами. — Я не хочу этого знать.
Мадара схватил его за локоть, заставляя посмотреть на себя. Вот только заплаканных глаз им сейчас и не хватало для полного счастья. Изуна боязно разлепил веки, но продолжал жмуриться, будто сейчас эта информация окажется для него больной пощечиной.
— Из, это не Тобирама, — попытался успокоить Мадара и даже улыбнулся. — Успокойся и выдохни, я говорю тебе правду.
Изуна действительно сделал глубокий вдох и выдохнул так шумно и много, что у Мадары зашевелились волосы на макушке. Оба улыбнулись, и это было почти победой над нависшим депрессивным настроением. Нужно было уже показать сокровище второму родителю, а то тот, того и гляди, сам выбежит, не выдержав долгого ожидания.
— Большего мне и не нужно, — ответил Изуна твердо и, переложив драгоценный сверток себе на колени, открыл дверь.
Едва ли не хлопнув себя по лбу от собственной растерянности, Мадара выбежал из машины и, хватаясь за нее руками, побежал к двери, чтобы помочь брату выйти. Изуна благодарственно улыбнулся и выкинул ноги наружу, тяжело вздохнул, пытаясь скинуть с себя физическое напряжение. Домой идти нужно, это неизбежно — будь что будет.
— Братик, приготовь мне комнату, — устало улыбнулся он. — Похоже, что меня сейчас выгонят, и я перееду обратно к тебе. Помнишь, ты обещал, что примешь меня.
Мадара криво усмехнулся и показал большим пальцем через плечо, намекая на то, что на них пристально смотрят из окна. Похоже, что в доме напряжения было не меньше. Сколько же у Тобирамы терпения, что он всего лишь выглядывает в окно вместо того, чтобы пригреть на руках новорожденного.
— Никто тебя не выгонит, — заверил он твердо. — Ты в этом не виноват, ты же сам мне это говорил. Заходи первый, а я тебе помогу, чтобы было не так страшно.
Земля уходит из-под ног, подумал Изуна, пока шел к двери. Действительно, немного пошатывало, и парень сильнее хватался за родной кулек, маленький носик в котором смешно шевелился, пытаясь вдохнуть душного летнего воздуха. Парнишке нужно было сориентироваться, и на это ушло некоторое время.
Теперь мы действительно семья, успокаивал себя Изуна, шаг за шагом приближаясь к дому. Он обернулся, увидел брата и его ободряющую улыбку. От этого стало чуточку легче. Мадара прав — в этом нет ничьей вины, все будет хорошо. Парень дернул себя пальцами за ворот рубахи, которая совершенно неожиданно стала давить на горло. Он взглянул на свое отражение в тонированном стекле двери и понял, что выглядит лучше, чем думал. Но по сравнению с предстоящим разговором, это его мало беспокоило. Изуна тронул кнопку звонка и передернулся от звука, раздавшегося в доме. Только бы хватило сил сделать то, что должен. Следующий час будет самым решающим в его жизни, потребуется целый ряд тонких маневров, подумал он про себя, даже не заметив, как дверь открылась, а на пороге стоял любимый супруг с болезненно-бледным лицом.
Преодолевая волнение, Тобирама сделал несколько глубоких вздохов, чтобы успокоить нервы. Он несколько раз одернул на себе рубаху и поправил брюки, будто малышу было дело до того, как он выглядит; неуверенным жестом пригласил Изуну пройти и, даже не захлопнув дверь, тут же метнулся в гостиную, поправить и без того убранный диван, чтобы омеге было куда сесть.
— Странно видеть тебя таким, — глупо и впопыхах оправдывался Тобирама, убирая ненужные подушки. — Я уже привык, что ты такой большой и неповоротливый.
Изуна аккуратно присел на диван, держа сверток на коленях; он готов был поверить во что угодно, только не в то, что его супруг смущается, боясь даже смотреть на собственное чадо, которое так долго ждал и терпел из-за него неудобства.
— Возьмешь? — омега неуверенно протянул руки, чтобы дать возможность Тобираме прикоснуться хотя бы к ткани, в которую был завернут малыш.
Мужчина долго мялся, потирал руки, даже взглянул в проем двери на прислонившегося плечом к косяку Кагами. Тот прикрыл глаза, подавая молчаливые сигналы к действию. Непонятно почему, но Тобирама привычно оскалился, однако не мог держать это гримасу долго, понимая, что на него смотрит Изуна, который ждет ответа. Тобирама вытянул руки, дав возможность супругу самому положить на них крошечное сокровище.
— Это девочка, да? — неуверенно спросил Тобирама, глядя на почти незаметную ленту розового цвета под складками конверта. Изуна кивнул и, словно открывая ящик Пандоры, бережно стянул чепчик, обнажив белые, почти прозрачные волосы на голове малыша. Кроха закуксилась и приоткрыла на долю секунды карий глаз, после чего снова уютно засопела. — Боже… Она такая легкая, просто невесомая.
— Ты счастлив?
Задавая этот вопрос, Изуна понял, что зашумело в ушах, и он не сможет услышать ответа. Вероятно, поднималось давление от волнения и жары. Да и ответ ему был не нужен, ведь вот он — его ребенок, видеть которого он сам безмерно счастлив. Еще с первых секунд жизни, парнишка попросил показать ему дитя; увидеть его внешность было крайне важно и страшно одновременно. Облегчение пришло тут же, когда омега увидел бело-красную кожу в кровяных потеках и просвечивающие белые волосы, от которых всю беременность живот чесался изнутри. Даже врачи удивились, что у черненького парнишки родился малыш-альбинос, но еще больше были поражены, когда тот рассмеялся и, уронив голову на подушку, часто задышал. Сомнений в отцовстве Тобирамы больше не оставалось.
— Шутишь? — произнес мужчина шепотом, блаженно всматриваясь в лицо крохотной девчушки с блестящими веками, обрамленными ресницами цвета снега. — Я теперь самый счастливый…
Изуна смущенно прокашлялся в кулачок и взглянул на друга, все еще стоящего в проеме, а затем они оба перевели взгляд на входную дверь, в которую аккуратно, бочком протиснулся Мадара, приложивший указательный палец к губам.
— Нет, Тора, пока еще не самый, — скромно хихикнул мальчишка и привстал, незаметным жестом приглашая брата сесть на свое место.
Тобирама будто пропустил эти слова мимо ушей, а может, и вовсе не вникал, только махнул свободной ладонью, насколько мог это сделать. Глаза жадно изучали мерно дышащий комочек, так ярко пахнущий детством и немного кипяченым молоком. Он действительно держит на руках кусочек себя?
— Одно то, что я уделал твоего брата в споре, уже дает мне повод радоваться, — хохотнул он, но сам понял, насколько неуместно это прозвучало. Однако все и так знали об этом пресловутом споре; никто не повел и мускулом на лице, только Кагами еле слышно усмехнулся. — Ты где, Мадара?..
Услышав презренное шиканье едва ли не у самого уха, Тобирама вздрогнул, увидев, что рядом с ним уже сидит старший Учиха, а Изуна, скрестив на груди руки, стоит напротив и улыбается в полный рот.
— Вот чего ты орешь? — довольно ухмыльнулся Мадара, перекладывая голубой сверток удобнее. — Здесь я. Даже не надейся, что потеряешь меня.
Тобирама смотрел на Мадару, будто в зеркало. Тот сидел в той же позе, что и он сам, точно так же держал кулек, с торчащим из него носиком-пуговкой. Глаза мужчины округлились, и Учиха, передразнивая, сделал то же самое.
