Сильнее прижав лезвие к коже, омега почувствовал неприятное жжение, даже слышал, как трескалась кожа. Кровь в голове пульсировала так жадно, что готова была хлестнуть наружу. Пальцы похолодели, как и воздух вокруг.
Резкий рывок за плечи. Кагами упал на спину и больно приложился затылком. В голове разом прояснилось, а из горла вырвался испуганный всхлип, когда он увидел заспанное лицо Мадары, смотрящее на него сверху вниз.
— Ты чего творишь? — прохрипел он сонно. — С кем ты разговариваешь, и почему ты ревешь?
Мальчишка не ответил, а только постарался сжаться комочком, подтягивая колени к груди. Небольшая рана на запястье измазала ноги, лицо и белый коврик. Резаная рана неприятно холодила и зудела открытым нервом, равно как и все остальное в худом тельце молодого омеги.
— Прости меня, Дара, — шептал он в свои колени, пытаясь ими же и утереться, а Мадара осматривал ванную на предмет возможно выпитых таблеток, но увидел лишь свою разбитую бритву и отскочившее из рук Кагами окровавленное лезвие. — Я не врал тебе, прости меня. Я не врал…
Мадара схватился за волосы, совершенно не понимая, что делать дальше. Мозг слабо понимал, где вообще он находится, а выпитое лекарство до сих пор бегало по венам.
— Я знаю, что ты не врал, — попытался он успокоить омегу, присев рядом и пытаясь обнять за дрожащие плечи. — Я уже знаю, кто это сделал, Индра мне все рассказал.
Кагами яростно замотал головой и едва не вскочил на колени. Он смотрел в растерянное лицо альфы и подвинулся поближе, положив голову тому на плечо.
— Я не врал тебе, — снова повторил он и уже почувствовал, как руки Мадары бережно обняли его за плечи. — Пожалуйста, Дара… Я могу уйти хоть сейчас, и ты больше никогда меня не увидишь, я никогда, слышишь, никогда не спрошу у тебя денег. Я все смогу сам, не знаю как, но смогу…
Мальчишка снова заревел и повис на шее, истошно всхлипывая, но Мадара все еще решительно не понимал, что ему хотят сказать.
— Куда ты собрался, и о чем ты говоришь? — тряхнул он головой, чтобы лучше соображать. — Что сможешь? Боже… Котенок, объясни мне…
Все еще вытирая слезы о чужое плечо, Кагами вздохнул и постарался успокоиться. Слезами он тут ничего не решит. Он решился заглянуть Мадаре в уставшие глаза.
— Прошу тебя, нет, умоляю, если ты этого не хотел или не ждал, то просто отпусти меня, — мальчишка ненадолго замолчал, видя, как расширяются сонные глаза, приобретая заинтересованный блеск. — Оставь его мне, не заставляй снова избавиться… Я… Я просто… не смогу.
— Избавиться? — переспросил Мадара и тут же замолчал, до боли закусив губу.
Казалось, что адреналин в крови вытолкнул все ненужное, разом освежив голову. Бедный ребенок всего лишь пытался поговорить о новом и, наверное, самом важном этапе его жизни, которого он ждал, как Второго Пришествия. А Мадара что? Сонно отвернулся…
— Котенок, это правда? — мужчина смотрел в зареванные глаза и ощущал себя настоящей мразью, которая из-за своего зацикливания едва не упустила свое будущее.
Кагами только кивнул и бросился на шею, жадно прижимая к себе крепкое тело любимого. Только сейчас он понял, что не хочет никуда идти и будет бороться за свое счастье. Это всего лишь гормоны и перемена настроения.
— Я тебя не обманывал, — бубнил он в плечо. — Я действительно не мог… Но, поверь, он точно твой, я ведь…
Судорожно вздохнув и едва сдержав всхлип, превратившийся в постыдный стон, Мадара прижал к себе Кагами так крепко, что готов был раздавить ему грудную клетку, а тот неожиданно засмеялся совершенно беззаботным смехом. Это ведь не сон? Он же сейчас не проснется?
— Я тебе верю, — прошептал он на ухо и дрожащими губами коснулся его. — Только он не мой… Он наш. Ты же моя птичка феникс.
Хихикнув и мазнув по поджатым губам намеком на поцелуй, Кагами наконец-таки увидел улыбку сквозь слезы. Мадара прав, это их общая победа. Сейчас оставалось только беречь то, чем Бог наградил его за все исповеди и мучения. Носить то, что по праву его, честно выстраданное в неравном бою с нелегкой жизнью.
— Я твой котенок, — ласково произнес он и теперь уже целовал по-настоящему.
Тяжелый и насыщенный на эмоции день пришел к своего логическому завершению. Начинался новый этап совместной жизни.
========== 12. Родные люди. ==========
Утро взорвалось снами и расплескалось на белой подушке, июньское солнце едва ли доставало до мальчишеских плеч, неприкрытых одеялом. Прохладный, кондиционированный воздух слегка облизывал лицо, разбавляя летнюю духоту влажной кровати.
Кагами просыпался неохотно, на седьмой неделе беременности он уже начинал чувствовать себя так же лениво, как Изуна, который постоянно хотел спать. Мальчишка ощущал щекотание под одеялом, но тяжелые веки все еще оставались закрытыми; сон совершенно не хотел отпускать разнеженного омегу в лапы субботнего дня. Кагами помнил, что именно сегодня его друга должны выписать из больницы вместе с малышом, а потому с вечера ворочался во сне, представляя эту встречу.
Горячие ладони в очередной раз легли на талию и почти незаметно подтянули ближе. Парень чувствовал мягкие губы, трогающие потную кожу на животе, сцеловывающие мурашки и погружающие в приятную истому, в семейный уют.
— Дара, что ты делаешь? — потянулся Кагами, но глаза так и не открыл, ему это и не нужно было, чтобы узнать точно, кто его трогает. Учебный год закончился, а потому Мадара теперь только по выходным так нежно будил своего омегу.
— Говорю: «Доброе утро», — улыбнулся Мадара и стер очередной мокрый поцелуй с пока еще узкой талии.
Мальчишка сонно приоткрыл один глаз и потер его кулаком, но все же нырнул рукой под одеяло, чтобы пригладить чужие длинные волосы, запутавшиеся даже в белье.
— Я еще сплю, — капризно протянул он, тут же ощутив, как пальцы сжали его запястье и прислонили ладонь к губам.
Кагами улыбнулся так широко, что сам смутился. Он понимал, что Мадара не мог его видеть, но все равно постарался придать лицу больше серьезности, однако щекотание кончика носа о живот заставили поежиться.
— Я разговариваю не с тобой, — с наигранной серьезностью ответил Мадара и, осторожно прижавшись, скользнул головой обратно на подушку, накрывшись одеялом по плечи.
Почувствовав легкое дыхание с запахом мятной пасты, Кагами внезапно погрустнел, понимая, что его любимый сейчас опять убежит, оставив его одного. Сейчас как никогда хотелось больше времени проводить вместе, чтобы разделить все радости и капризы периода беременности. А еще мальчишка боялся, что в любую минуту что-то может пойти не так, и ребенок вновь будет потерян. Мадара ругался на каждую депрессивную мысль, которую выдавал Кагами, а затем успокаивал, и нередко так они и засыпали даже в гостиной, сидя на диване. Омега ткнулся лбом в чужой и тяжело вздохнул.
— Он еще совсем маленький…
Не дав договорить, мужчина отозвался суровым рыком и, накрывшись одеялом с головой, жадно приложился лицом к мальчишескому телу. От Кагами вкусно пахло, теперь в его запахе присутствовала нотка детскости, как пахло от Изуны, когда тот был еще младенцем. Иногда Мадаре казалось, что брат так и не избавился от этого запаха. Мужчина упорно мазал поцелуями по животу, спустил линию белья, нарочно мокро лизнув по гладкой зоне паха.
— Ой! — Кагами попробовал выскользнуть из объятий и поерзал; глаза наконец широко распахнулись. Мадара глухо смеялся и, не обращая внимания на ужимки, настойчиво целовал ароматную кожу, нагретую сном. Руки омеги легли на затылок мужчине и чуть сжали волосы в нелепой попытке оттянуть голову назад. — Дара, там не нужно целовать, это совсем низко…
На такую детскую наивность оставалось только рассмеяться, но не со зла, а совсем по-доброму. Мадара и не думал оскорблять чувства своего мальчика, он лишь вернул ему белье на место и снова прилег рядом. Заправив волнистую прядку волос за ухо, мужчина коснулся большим пальцем румяной щеки, смотря прямо в выразительные глазки.
— Почему ты думаешь, что мне противно касаться тебя? Я что, похож на мазохиста? — Учиха улыбался и не прекращал водить рукой под одеялом, оглаживая чуть липкое от пота тело Кагами. Тот зажимался как мог, особенно, когда руки альфы касались утреннего стояка и протискивались между сведенных бедер. — Котенок, я в приятном восторге оттого, что этих интимных мест касаются только мои руки и губы. Разве тебе было бы противно трогать любимого человека? Может, тебе противно трогать меня?