— Вообще-то, они оказались в моей жопе, — рассудил логично Учиха. — Пиздец. Откуда ты все эти фразочки берешь, пикапер хренов? — хмыкнул он, сползая с парня и падая на подушку рядом, приобняв рукой любимое тело. Вытер влажный лоб об его плечо и раскинулся на постели, остывая.

Хаширама засмеялся в ответ, приподнявшись, бесцеремонно бросил использованный презерватив прямо в одну из пустующих чашек, стоявших на полу. Он взял ее с кухни, из уютного домашнего сервиза для чаепитий с гостями.

Тобирама невольно скривился от ужаса. Какого хрена! Он больше никогда не будет брать общие чашки на кухне! Он свою посуду будет держать в тумбе у кровати, под замком. Это уже слишком даже для Хаширамы.

— Знаешь, что меня бесит? — вдруг превратился в задумчивость брат. Мадара неопределенно хмыкнул, ленясь озвучивать риторический вопрос, и тут же последовало разъяснение: — Что так быстро происходит все. Мне не хватает времени прочувствовать тебя.

— Когда тебе стукнет тридцать, может, сможешь продержаться еще пару лишних минут, — парировал Учиха, лениво потянувшись и играясь с увесистым серебряным браслетом на своем запястье. — Ну… или мы можем трахнуться еще в какой-нибудь позе сейчас.

— Тебе не больно сидеть потом будет? — хихикнул Хаширама, явно увлеченный предложением. — Жалко твою задницу.

— А ты член не сотрешь об меня с таким-то усердием? — не растерялся Мадара.

Оба не торопились ни одеться, ни тем более пойти в душ и отмыться, расслабленно устроились в постели у Хаширамы, переплели ноги и руки и, возможно, могли болтать так еще несколько часов, пока опять бы не решили заняться сексом. Было похоже, что подобное им уже стало привычным. Прикосновения друг к другу были для них естественным и приятными.

— Пить хочу, — пожаловался Хаширама и вдруг резко поднялся с кровати, чтобы подойти к столу, на котором устроилась начатая бутылка минералки. Еще секунда, и он бы словил стоявшего у двери Тобираму. Сердце юноши ухнуло, падая будто на дно желудка, и от волнения затошнило. Младший резко повернул за дверь, прижавшись спиной к стене коридора и боясь даже вдохнуть, чтоб не выдать себя.

— И мне дай, — попросил Мадара, зашевелившись на кровати. Никто не заметил присутствия третьего человека.

Дальше Тобирама не слушал, в несколько больших шагов преодолел расстояние до своей комнаты и как можно тише закрыл за собой дверь, спрятавшись в привычном полумраке своей зоны комфорта. Аккуратно повернул защелку на двери.

Чертов придурок, Хаширама! Как вообще можно было заняться сексом и не закрыться изнутри? Мерзость какая, зачем он только смотрел на это все. Лучше бы сразу грохнул дверью со всей дури, выдав свое присутствие и осадив их пыл…

Юноша бросился в ванную, жадно умываясь холодной водой и делая несколько глотков прямо из струи, бьющей из-под крана. Он взъерошил влажной ладонью короткие светлые пряди волос, провел пальцами по шее. Кожа горела, словно у него случился солнечный удар. Сердце готово было разбить клетку ребер, загнанное возможностью быть пойманным на подглядывании. Но хуже всего было то, что в паху болезненно и сладко свело от желания. И штаны позорно топорщились на ширинке, выдавая стояк.

Тобирама положил дрожащую ладонь на собственный возбужденный член, уставился на него с неподдельным ужасом, словно эта часть тела не принадлежала ему. Подчинялась она точно совсем иным законам, расходящимся с логикой. Не могло это быть правдой, почему?

Ладно, это просто реакция тела… Просто стыд, участившееся сердцебиение, пульс подскочил, и, как результат, эрекция. Так это и происходит, если разобрать биологию.

— Просто нужно успокоиться, — произнес он своему отражению в зеркале. Оно глядело на него растерянно и пытливо. Успокоиться и выбросить из головы увиденное оказалось не так уж и просто. Совсем не просто. Очень сложно. Невозможно, говоря другими словами.

Парень устало распластался на прохладном гладком покрывале, прижался щекой к приятному ворсу ткани. От этого касания по коже побежали мурашки. Неужели даже этого достаточно, чтобы возбудить его еще сильнее? Если не ночные бдения над учебниками, то взросление со всеми его прелестями прикончит его.

В голове всё шло кругом, повторялось картинка за картинкой увиденное. Вот Мадара снимает футболку с его брата, бросает ее куда-то на пол, вот прижимается к груди Хаширамы, вот целует его живот, берет у него в рот, раздвигает свои ноги, насаживаясь на его член. Вот он стонет, жарко и несдержанно, кончая брату в ладонь. Неужели ему действительно было так приятно, без преувеличений? И не стыдно было отдаваться парню, подчиниться его силе?

Тобирама с долей дискомфорта осознал, что хотел бы ощутить нечто подобное. Хотел бы, как брат, иметь над кем-то такую власть. Трахнуть парня. Ведь дело было в ней, во власти, в умении подчинить себе? Захотелось овладеть чувствами и ощущениями другого человека, и даже нелюбовь к физическим контактам отступила на мгновение. Захотелось почувствовать чужое прикосновение, и это показалось совсем уж странным.

Парень повернулся набок, зарылся в подушки и покрывала, на ходу стаскивая штаны до колен, и жадно обводя пальцами пульсирующую головку члена. Желание заставило повторить движение снова и снова, прикрыв глаза, дышать шумно и дрочить самому себе, закусив губу. Раньше он никогда не думал о ком-то, когда трогал себя. Да и о чем-то конкретном тоже не задумывался, хотелось просто снять напряжение, вызванное возбуждением. Это было всегда быстро. И как-то грязно, отвратительно. То, что он увидел между братом и его парнем, не показалось ему грязным. Наоборот.

Чтобы известись до предела, достаточно было вспомнить выражение лица Учихи и то, как жадно он стонал, как двигался кадык на горле Хаширамы, когда он сглатывал и хватал ртом воздух, кончая внутри своего парня. Достаточно было представить это, чтобы самому тихонько заскулить и словить жаркий оргазм. Тобирама кончил, замерев на несколько мгновений. Это было непохоже на предыдущие разы, более насыщенно и полно. Он отодвинулся от мокрого пятна на простыни, брезгливо избегая прикасаться к собственной сперме.

Несколько минут лежал, глядя в потолок, присутствуя в комнате только физически — мыслями он все еще был там, в сцене секса Хаширамы и его школьного друга. В голове постепенно прояснилось, выровнялось дыхание. Он взял со столика у кровати маленький блокнот и написал аккуратным почерком отличника всего несколько простых слов.

«Я гей?»

Этого только ему не хватало.

Выведенные на бумаге чернилами слова заставили его осознать очевидное. Никогда, ни разу в жизни не возбуждала его ни одна девушка. Они, пожалуй, даже отталкивали, не то чтобы возбудить. Тем более так, как только что возбудил увиденный секс. Тобирама задумался… Нужно ли было стыдиться, ведь он видел, как родной брат трахал парня?

Хаширама был таким уверенным, сильным и красивым, знающим, чего хочет и как это получить. Он без особых усилий наполнял свою жизнь удовольствиями разного сорта. Просто говорил, что делать, и Учиха ему подчинялся, так ведь?

В чем была загадка, что же так разбередило его самого, Тобираму, он никак не мог взять в толк. Неужели он оказался ничем не лучше старшего, таким же… извращенцем?

Нет, отцу точно никак нельзя узнать, что в его семье оба сына — больные выродки.

Он поднялся и стащил с кровати грязное постельное белье, затем смял листок с начерканным вопросом-признанием, но решил для надежности разорвать его на десятки маленьких клочков. Собрал все бумажки в пригоршню и смыл в унитаз. Секреты, не только брата, но и свои собственные, он научился хранить хорошо. Чтобы жить спокойно, вообще стоило поменьше трепаться направо и налево.

И то, что так бесстыдно подглядывал, и что ему это внезапно понравилось, Тобирама тоже решил оставить секретом, позорным, мерзким, и таким жарко-откровенным.

***

— Тора, — аккуратно толкнул его в плечо Изуна. — Ты спишь уже?

— Нет, — резкий ответ и распахнутые глаза заставили парня вздрогнуть.