— Слезы — признак человечности…

— Слабости! — прикрикивает Хёнвон, но тут же успокаивается, заглянув в мокрые глаза напротив.

Несмело потянувшись ледяными пальцами к лицу Хёнвона, Хосок вытирает его слезы под глазом подушечкой большого пальца.

— Значит, я слаб… — кивает он с улыбкой. — И мне это по душе. Хён, послушай, я не собираюсь говорить тебе, что не могу без тебя жить. Я могу, просто я не хочу. Это не каприз. Я говорю это тебе, потому что именно ты понимаешь, что значит — «не хочу».

Ветер несет мимо ног клубы закрученного снега, а бесцельное созерцание горизонта становится умиротворяющим. Боль в боку напоминает Хёнвону, что он еще жив. И он хочет чувствовать эту боль, чувствовать, что еще поживет, чувствовать, что есть незавершенные дела. Этот шрам всегда будет напоминать им обоим о пережитом. Это не хорошо и не плохо, это просто есть, как есть они сейчас здесь, молча сидящие в больничном дворе… Рядом… Вместе.

— Я обещаю тебе, когда ты поправишься, мы вместе отправимся куда-нибудь, — говорит Хосок фоном, замечая по легкой улыбке, что Хёнвон его слушает. Пусть даже не отвечает. Это сейчас и не нужно. — Ты был прав, мир такой большой и интересный. В нем двоим никогда не должно быть тесно.

========== Epilogue ==========

Тихое и мелодичное звучание приятной, расслабляющей музыки располагает к хорошему настроению. Улицы давно засыпало снегом. Он и сейчас валит не переставая, придавая работы коммунальным службам, которые уже ночью выйдут очищать улицы, даже несмотря на то, что сегодня самый светлый праздник Рождества.

Хёнвон кожей ощущает тепло, уют и запах этого дома, по которому все время сильно скучал. Даже его спасенный питомец постоянно крутится рядом, будто знает, кто его сюда принес. Пока Чангюн и Хосок пытаются разобрать большой стол, принесенный с чердака, в гостиной и уставить на него полагающуюся посуду, парень наряжает елку. Он аккуратно встает на небольшую банкетку, сначала немного балансирует, но все же на носочках пытается дотянуться до макушки высокой елки, по традиции начиная вешать игрушки и бантики сверху.

Хосок с опаской поглядывает на Хёнвона, готовый после каждого его покачивания схватить в охапку и не дать упасть, но каждый раз все обходится. Холодный пот постоянно высыпает на лоб. Чангюн лишь тихо усмехается и покачивает головой. Ему понятны эти переживания, но так нервничать нельзя. Хёнвон действительно сильный, и всем своим видом показывает, что ничуть не нуждается в помощи.

— Вы уж простите меня, что не подготовился к празднику, — виновато начинает Хосок, немного улыбается и кидает новую скатерть на стол. Чангюн закатывает глаза и цокает языком, впрочем, только потому, что его совсем не напрягает помочь накрывать на стол и помогать своему другу украшать комнату. Тот это делает с ярым энтузиазмом. — Я очень закрутился на работе перед выходными, а потому совершенно вылетело из головы то, что дома нету елки.

Последнее было произнесено с такой грустью, что даже Чангюну становится неловко. Он в очередной раз косится на Хёнвона, но тот улыбается и поворачивается с этой улыбкой к Хосоку.

— Ничего страшного, — сияет он улыбкой и спрыгивает на пол, после чего подвигает ближе к себе очередную коробку елочных игрушек. — Ты и раньше никогда этого не делал, считая это чистой воды баловством. Год назад я в первый раз заставил тебя поставить елку.

— Это верно… — вздыхает Хосок. Ладони его упираются в стол, а головой мужчина совсем сникает.

Неожиданное объятие за плечи, и чужие пальцы сжимают рукав хлопковой рубахи. Чангюн стоит рядом, тепло смотря прямо в глаза. Они редко улыбались друг другу, но сейчас обе улыбки были несколько виноватыми.

— Не заставляй меня чувствовать себя последней тварью, которая пыталась вас разлучить, — сочувственно прихлопывает парень по плечу и по-дружески сжимает его.

Хосок мотает головой и, закинув одной рукой волосы назад, ответно обнимает. Хёнвон умиляется, видя такую картину. Его все еще иногда очень выводят из равновесия ранние разногласия между его другом и любимым человеком. Те часто спорят на разные темы, даже хватаются за руки, но чем больше проходит времени, тем меньше становится конфликтов. Порой кажется, что они лучшие друзья, особенно, когда выпивают вместе. Хёнвон очень надеется, что сегодня все будет так же, ведь им больше не о чем спорить.

— Я не идиот, Гюн-а, — устало улыбается Хосок, все же передернувшись от звуков, доносящихся с кухни. Похоже на то, как кто-то обжегся или порезался. — Я понимал, что рано или поздно все станет известно, как бы он ни сопротивлялся, и я очень рад, что у него, — кивает он на Хёнвона. — Есть такой друг, как ты. В глубине души, я знал, что ничего плохого ты ему не сделаешь и не дашь в обиду.

Но плохое уже приключилось. И сейчас, спустя всего несколько недель после выписки, последствия все еще очень заметны. Особенно в те моменты, когда Хёнвон вытягивается стрункой, вставая на цыпочки, а его свитер задирается. Радует одно — Хёнвон иногда не просто игнорирует это, а даже делает вид, что забыл, что за шрам у него на боку.

— Не представляешь, — смеется Чангюн и так же после очередного крика с кухни вжимает голову в плечи, испуганно оскалившись. — Я вот иногда вспоминаю, как мы с тобой подрались, и не понимаю, чего хоть делили-то…

Снова раздавшийся грохот и хлопок дверцы духового шкафа уже заставляет повернуться всех троих и озадаченно посмотреть в сторону кухни. Похоже, что ничего хорошего там не происходит в данный момент.

— Кихёна делили, — заливается смехом Хосок и пристукивает Чангюна между лопаток.

Чангюн подходит к шкафу, по-хозяйски роется в нем и находит бокалы, которые немедленно начинает уставлять на стол, протирая каждый салфеткой.

— Вот скажи мне, Хо, — и впрямь заинтересованно начинает он, глядя на мужчину, который поправляет подушки на диване. — Неужели не хочется отметить праздник на шумной вечеринке, облиться шампанским и напиться до потери пульса? Почему дома?

— Нет, не хочется, — небрежно отмахивается Хосок и выдыхает, плюхнувшись на диван и раскинув руки на спинке. — Я не любитель выпить. У нас в семье… Давай не будем об этом… — Чангюн кивает, поставив последний бокал. — Да и зачем нужны толпы людей в такой праздник?

— Наверное, ты прав.

Хёнвон тихо фыркает и слезает с банкетки, усаживается на нее и, закинув ногу на ногу, берет кота к себе на колени. Игрушек остается немного, а потому можно и немного передохнуть.

— Не любит он праздники. Даже собственный день рождения не любит, — грустно поправляет он. На что Хосок недовольно закатывает глаза и отворачивается. — Он считает, что это не праздник, а похороны при жизни. Говорит, что становится на год ближе к ожидаемому финалу.

А он действительно так считает, только вот никогда бы не подумал, что любимый мальчишка вот так выдаст небольшую тайну. Звук падающих на кафельную плитку столовых приборов снова не дает погрузиться в тоскливые мысли.

— Вы простите меня, — Чангюн делает свой голос неестественно низким и вычурно откланивается, едва сдерживая смех. — Но я пойду все же проверю, а гуся ли там Ки пытается приготовить, вдруг он уже собственную ногу зажаривает, судя по звукам.

— Передай ему, что если он будет себя хорошо вести, то мы дадим ему ее попробовать, — кричит ему вдогонку Хосок и заставляет тем самым улыбнуться Хёнвона. Тот подсаживается ближе и крепко обнимает, воткнувшись носом в плечо.

— Не грусти, — мурлычет он как всегда мило и трется щекой. — Ты же знаешь, что я тебя все равно очень люблю.

Хосок как обычно прикладывается щекой к родной теплой маковке и успокаивается. Больше ему ничего и не надо, ведь самый любимый человечек сейчас рядом.

— Я тоже очень тебя люблю, — тихо шепчет он и сгребает в охапку щуплое тельце. — Я счастлив, когда ты счастлив.

***

Время близится к полночи, праздник идет своим чередом, и градус алкоголя заметно повышается. Хёнвон то и дело одергивает Чангюна от очередного бокала вина, а затем и виски. Тот нехотя слушается, ловя на себе подстегивающие взгляды, особенно, когда дело касалось тоста. Парень прекрасно понимает, что вот-вот переборщит, но не может остановиться, равно как и все остальные.