— Мне показалось, что я сейчас посмотрел плохой сериал, где актеры не знают своей роли.

— Почему ты извиняешься за своих родителей?

— Потому что мне показалось, что тебе было некомфортно.

— Я помню, ты вчера говорил, что любишь их.

У него как будто был ответ на каждое мое слово, и меня это немного нервировало. Тогда я подумал, что Хёнвон такой же взрослый, которому подростковые проблемы кажутся мелкими и малозначительными.

— У меня там все довольно непросто, если ты еще не заметил, — сознался я и немного смутился.

Я смотрел на носки кед, пинал гравий на дорожке, пока мы медленно шли к границам нашего участка. Хёнвон же сунул руки в карманы и заметно старался сократить свой шаг, чтобы идти со мной вровень.

— Твои родители довольно милые, — заметил он и улыбнулся, пропуская меня первым на главную улицу.

— Вчера отца не устроили мои разбитые колени, а сегодня то, что я пытаюсь заговорить с тобой. Ему не нравится, когда я спускаюсь к завтраку в халате… Но ведь кроме нас там все равно никого нет!

Я услышал тихое хмыканье, а за ним мягкий смех. Лицо Хёнвона в этот момент было таким привлекательным, даже его чуть отекшие щеки и мешки под глазами показались мне чем-то таким уютным и словно родным.

— Он переживает за тебя, — Хёнвон пожал плечами, слегка тронул меня за локоть. Я понял, что он хочет пойти в другую сторону. — Наверное, ты не все рассказываешь им о себе, а потому тебя пытаются вот таким странным способом вывести на чистую воду.

Я приостановился, скривил губы на бок, изображая задумчивость, а после передернул плечами и зашагал дальше вниз по дорожке, ведущей к главной улице.

— Но я рассказываю им все.

— И как давно ты открыт?

— В каком смысле?

Мы оба остановились и переглянулись. От былой улыбки на лице Хёнвона не осталось и следа, а над моей головой так и вовсе повис знак вопроса.

— Забудь, — махнул он ладонью, которую лишь мельком для этого вынул из кармана. — Я не собирался лезть в твою жизнь.

Я вздохнул, подставил лицо встречному ветру, дующему с моря, и понял, что вот-вот заплачу. Похоже, у меня был талант портить отношения с людьми, даже не начав их.

— Чувствую, это лето будет долгим, — проговорил я тихо. — Надо было оставаться на большой земле и платить за квартиру втридорого за летний период.

— Если хочешь, то можешь приходить в гости. Не обязательно искать повод занести почту, чтобы по-дружески поболтать.

— Но я не искал повода.

— Я знаю, — и тут меня раздражающе потрепали по волосам. — Я просто предлагаю тебе дружбу. Ты можешь сетовать на жизнь, рассказывать, что тебя беспокоит, что радует, а я могу научить тебя рисовать.

Я сощурился, расплылся в улыбке, а затем протянул руку, ожидая, что Хёнвон ее пожмет. Мимо нас пробежала толпа ребятишек, и кто-то случайно толкнул меня. Вылетев из смятых кед, я подался вперед, протянутой рукой случайно обняв Хёнвона за пояс. Он же бережно обхватил меня за плечи и рассмеялся.

— У тебя много терпения, да? — рассмеялся я в ответ, пытаясь скрыть свое смущение. — Я не самый способный ученик, тем более, что я никогда не пробовал держать в руках кисть.

— А мы начнем с карандашей.

— Тогда завтра в обед встретимся возле булочной?

Мы попрощались, и Хёнвон скрылся за деревянными дверьми продуктовой лавки. Не знаю, заметил ли он мое покрасневшее лицо, но я был настолько счастлив, что совсем не думал об этом. На радостях я подбросил кеды в воздух, не поймал ни одну, быстренько собрал их и зашагал по каменной улочке босиком. Такой свободы мне не хватало целых девять месяцев.

Весь день я старался игнорировать отца, который пытался без дела зайти ко мне в комнату. В конце концов мама позвала его на какое-то важное дело, и от меня отстали. Я слышал его возмущения, слышал, как он хотел поговорить со мной, но, вероятно, мама помнила, чем закончился наш такой разговор год назад. А закончился он моей истерикой. Я тогда выбежал из дома в дождь глубокой ночью и просидел на пирсе до самого утра. Под крики чаек, скрывающих мои всхлипы, я побрел домой. Больше к этому разговору мы с отцом не возвращались. Скорее всего, мама объяснила ему, что так разговаривать со мной еще рано.

Просидев весь день дома, я наконец разложил свои вещи в комнате, немного прибрался и все это время думал, каким же будет мой завтрашний день. Я так и не признался родителям, что собираюсь брать уроки рисования, подумал, что это лишнее.

Следующим утром прошел дождь, потом он превратился в морось, а к обеду и вовсе прекратился. Цветы, вьющиеся по фасаду дома, всегда сильно пахли после дождя. Мне даже приходилось закрывать окно. Но тогда я так устал от жары, что лежал перед открытым окном на своей кровати в одних шортах, смотрел в потолок и предвкушал встречу. Я уже даже подумал, что нужно было назвать время чуть раньше, как вдруг дверь в комнату резко открылась.

— Не хочу знать, чем занимаешься, — выплюнул отец, подошел к окну и выглянул на улицу. — У тебя сегодня много свободного времени?

— Посылок и писем сегодня нет, мне уже позвонили с почты, — я даже не взглянул на него, продолжая изучать выросшие тени на потолке. — Я собираюсь пойти погулять. Ты будешь против?

— Давно ли у тебя тут появились друзья?

— Я могу гулять и один, — спокойно ответил я. — Я ведь уже привык, ты всех от меня отвадил.

— Хочешь сказать, что я мешаю тебе устраивать личную жизнь?

Я взглянул на часы, сел в кровати и потер лицо руками. Как хорошо, что мне пора было выходить.

— Какую личную жизнь, пап? Мне семнадцать, все в таком возрасте гуляют. Вот ты что делал, когда тебе было столько же?

Я заметил по лицу отца, что он немного оттаял и даже улыбнулся. Присел ко мне на край кровати, робко сжав пальцами мое колено.

— Я бегал за твоей мамой, — с усмешкой выдал он, и мы оба повернулись на дверь.

— А потом, спустя чуть больше года, он уже бегал в сетевой супермаркет за подгузниками, — вклинилась в наш разговор мама, и мне даже как-то неловко стало уходить.

А надо было. Я уже рисковал опоздать.

— Я понял, — рассмеялся я, вскакивая с кровати. — Вы сейчас боитесь, что станете бабулей и дедулей. Я вас умоляю… Не в ближайшие лет пятнадцать, окей?

Они посмеялись вместе со мной, наверное, решили, что это шутка. Не хотелось их расстраивать. Я быстро поцеловал обоих в щеку, попрощался и побежал на встречу с Хёнвоном. Мне нужно было успеть за три минуты.

Он меня ждал. Стоял под навесом, укрываясь от измороси, а в руках у него уже был пакет с логотипом той самой булочной.

— Я опоздал, — согнувшись пополам, я уперся руками в собственные колени и пробовал продышаться. — Прости. Дома, как всегда, интересно, куда и зачем я хожу.

— Надеюсь, ты сказал им правду, — улыбнулся мне Хёнвон и протянул булку в сахарной посыпке.

— Ну вот еще…

Я принял угощение, и мы пошли вдоль по улице. Точнее сказать, специально обогнули несколько улиц, прежде чем спуститься к нижней улице у самого каменного пляжа. Это было похоже на свидание. Меня постоянно спрашивали, не устал ли я, не хочу ли пить, куда хочу пойти, не пора ли домой. Дождь уже давно совсем прекратился, а я этого и не заметил. Почему-то здесь было особенно приятно прогуляться даже под лютым ливнем. Или это моя компания располагала к этому.

Хёнвон, как оказалось, не шутил, что хотел бы дать мне несколько уроков рисования. Спрашивать обо всех тонкостях я начал его уже прямо на улице. Мы пили холодный лимонад, сидя недалеко от его дома на большом валуне, вросшем в море, свесили ноги в воду и даже не вздрагивали, когда волны захлестывали нас по пояс. Это случалось редко, и лично мне было очень приятно от такой прохлады.

Мне нравилось слушать Хёнвона, особенно, когда я на что-то указывал или переспрашивал. Я решительно ничего не понимал, но пытался вникнуть, чем отличается краска, как лучше работать — сидя или стоя, дома или на улице. Иногда, чтобы пояснить, он нагибался ко мне поближе, и мне это тоже очень нравилось. Мне нравился звук его голоса, особенно, когда он раздавался совсем близко, вместе с его дыханием и почти шепотом. Он так любил свою работу и так много о ней знал, и все же, когда он вздыхал, речь его казалась хрупкой и осторожной.