— Почему у тебя все время содраны колени? — он попытался дотянуться до моей ноги, но я успел сесть за стол, чтобы он уже точно не достал до меня.

— Я подросток, — усмехнувшись, предположил я, принявшись набрасывать еду на тарелку. — Это нормально, пап

— Почему тебе всегда нужно все знать? — в благодарность за то, что мама вклинилась в наш разговор, я сжал ее ладонь. — Если ты соскучился, то скажи ему прямо. Уверена, он по тебе тоже скучал.

— Жутко, пап, — подыграл я. — Мне так тебя не хватало.

— Дошутитесь, — буркнул он и сделал глоток красного вина, которое было неотъемлемой частью каждого его ужина. — Расскажи, чем ты занимаешься целый день. Мы тебя девять месяцев не видели, а ты даже на каникулах умудряешься пропасть.

— Сегодня было много посылок, а потом я немного задержался у Хёнвона, едва успел на почту, а после пешком прогулялся по городку. Как видишь, никакого разврата.

Сколько бы ни проходило лет, отец не старался понимать моих шуток. Улыбалась мне только мама, а вот отца иногда даже перекашивало от злости. Он старался это скрыть, просто сильнее сжимал ножку бокала, но мы уже достаточно изучили его поведение.

— У Хёнвона? — спросил он словно самого себя.

— Это тот парень, реставратор, — напомнила ему мама, а я кивнул ей.

— Я помню, милая, — отец снова смерил меня оценивающим взглядом. — Именно поэтому у тебя разбитые колени?

— Ну да.

Мне показалось, что меня хотели еще о чем-то спросить, но отец замолчал, разом осушил свой бокал и приступил к полной тарелке с ужином. Я переглянулся с мамой, но она тоже не поняла такого поведения. Мы синхронно пожали плечами.

Я настолько отвык от своей комнаты, что поначалу засыпать там было как-то не по себе. Чудилось, что я тут лишний, мешаюсь, подслушиваю, трачу много воды. Я даже старался умываться тихо, чтобы меня никто не слышал. В тот вечер мама зашла ко мне, когда я только-только удобно улегся под одеяло.

— Можно к тебе? Ничем не занят? — ее странные вопросы часто меня смущали. И даже если я ничего такого не делал, то все равно пытался вести себя максимально непринужденно.

— Держу девственницу под кроватью, — пошутил я и, свесившись с края кровати, заглянул под простыни. — Ты ее напугала.

Мамина улыбка казалась мне измученной, немного уставшей, и я наблюдал ее уже вторую неделю. Такой загадочной мама была только наедине со мной, будто хотела что-то мне сказать плохое. Я увиливал от разговора, но тогда пригласил ее присесть ко мне на кровать.

— Ты не злись на отца, он просто за тебя переживает.

— Да все в порядке, — я нехотя вылез из-под одеяла и уселся рядом. — Почему я должен на него злиться?

— Понимаешь, бывают такие люди, которым тяжело показывать эмоции. Он рад, что ты вернулся, счастлив тебя видеть, но почему-то изо всех сил старается казаться сухарем. Он всегда таким был.

Я подвинулся еще ближе, обнял маму и уронил голову ей на плечо.

— Мам, если ты будешь каждый вечер так приходить и извиняться за него, то я начну на тебя обижаться. Он правильно просит не ходить в столовую в полотенце, не тратить напрасно воду и всегда выключать свет в ванной, как только я оттуда выхожу.

— А еще не хлопать холодильником, — быстро перебила меня мама и усмехнулась. — Я же не об этом сейчас говорю.

Я всплеснул руками, а потом забросил их за голову и упал на подушки.

— Почему вы сегодня все говорите загадками? Эту фразу я сегодня уже слышал. Что вы от меня хотите?

— Я всего лишь хотела сказать, что отец иногда перегибает палку. Если вдруг от него будут звучать обидные фразы, то не воспринимай их всерьез.

— Хорошо, — я закатил глаза и картинно вздохнул. — Попробую посмеяться над ним. Мам, все хорошо, иди, пожалуйста, спать, а то ты очень много думаешь.

Не думаю, что она послушала меня, но кивнула, приложила ладонь к моему лбу, наверное, по привычке, а затем вышла и закрыла за собой дверь на защелку. Я бы даже мог сказать, что мне ее жаль, она слишком близко все принимала к сердцу. Слишком сложно было ей объяснить, что я уже взрослый и могу не реагировать на каждое резкое слово отца.

Проснулся я ближе к обеду. По понедельникам почту не доставляли, а потому у меня был полноценный выходной. Звонок в дверь застал меня в ванной, я даже хотел выбежать, но потом подумал, что отец снова будет ругаться из-за того, что я в непотребном виде предстал перед гостем, а потому терпеливо ждал, пока кто-то откроет вместо меня.

Этим кем-то оказалась мама. Наверное, отец был сильно занят, например, лежанием на диване в компании своего ноутбука. А я, набросив на себя свежую футболку и прыгнув в короткие шорты, тихонько подкрался к лестнице.

— Я и не думала, что ты сам придешь, — услышал я мамин голос. — Мы могли бы прислать к тебе Гюн-и, раз уж вы с ним подружились.

— Подружились?

И тут я едва не подпрыгнул на месте. Я даже не сразу понял, что надо бы обидеться на этот небрежный вопрос. Второй голос принадлежал Хёнвону, я был уверен в этом. Мне срочно нужно было выяснить, зачем он пришел, а еще сделать это так, чтобы меня не заметили.

— Он рассказал вчера, что задержался у тебя, — я снова прислушался к разговору.

— Ох, вы только не подумайте, я не хотел его задерживать. Чангюн-и упал и немного повредил колено, а я всего-навсего предложил ему помощь.

Обычно я ненавидел, когда меня так называли, но тут как-то пропустил мимо ушей. Больше всего меня коробило то, что они говорили обо мне, как о совсем маленьком мальчике. Я чуть присел и пытался рассмотреть их через перила лестницы. В руках у Хёнвона была картина, закрытая коричневой упаковочной пленкой.

— Все хорошо, не переживай, — я увидел, как мама тепло обняла его, как обычно обнимала только меня. — Ты быстро с ней закончил, мог бы и не торопиться.

— Я не торопился, я просто люблю свою работу.

— Может, тогда останешься на обед? Мы как раз собирались к столу.

— Нет нет, — он так вежливо откланялся, что я даже улыбнулся. — У меня еще есть дела, я просто принес вам картину.

Я так откровенно пялился на него, сидя на лестнице, что совсем не заметил, что разглядывают уже меня.

— Доброе утро, — помахала мне мама, и меня будто окатило ледяной водой. Хёнвон смотрел на меня, а мне хотелось провалиться под землю прямо на этом самом месте. — Ты не хочешь спуститься поздороваться?

Кашлянув в кулак и неуклюже поднявшись, я спустился к ним. Только тогда заметил, что футболка на мне надета задом наперед.

— Привет, — мы пожали друг другу руки. — Ты не сказал, что рисуешь нам картину.

— Картины пишут, — скромно поправил он меня и почесал свой затылок. — А эту я просто реставрировал…

— Ты зря отказываешься, — не успел я открыть рта, как из гостиной показался отец в запахнутом халате в клеточку и с очками на носу. — Оставайся на обед, наша мама отлично готовит, а ты ведь наверняка давно не ел домашней еды.

Мне иногда казалось, что отец будто специально действовал мне на нервы. Такое у него бывало и раньше. Стоило кому-то со мной заговорить, так он тут же вырастал за спиной, как гриб после дождя. Это означало, что он так деликатно просит меня скрыться. Я насупился и скрестил руки на груди.

— Я верю, что это правда, но вы зря так говорите, — вежливо улыбнулся Хёнвон и взялся за ручку двери. — Кто знает, может, это я вас угощу своим любимым персиковым пирогом.

— Тогда ловлю тебя на слове.

Мне стало тошно. Отец даже мне никогда так не улыбался, а уж тем более, не стукался кулаками. Похоже, я ревновал, но не понимал этого. И когда Хёнвон попрощался и вышел за дверь, я влетел ногами в свои кеды, смял им задники пятками и побежал за ним следом.

— Хён, подожди, хён! — я догнал его уже у самой калитки, почти вытолкал за нее и закрыл. Так я чувствовал себя свободнее, а еще знал, что из окна меня уже не видно. — Ты прости, пожалуйста, родители очень любят весь этот пафос и стараются показаться идеальными.

— О чем ты, Гюн-а? — посмеялись мне в ответ. Тогда я развернул его и кивнул в сторону его дома, предлагая прогуляться.