— Ничего, кроме угля, — Минхёк нервно рассмеялся.

Я подошел ближе. Действительно, ничего кроме горы старого угля, поднимающейся к самому потолку. Что-то пробежало мимо ног.

— Похоже, что тут крысы, — я попытался взглянуть под ноги, но взгляд мой зациклился на углу подвала. Там лежало что-то поинтереснее крыс. Я увидел разодранные кожаные сапоги, вылинявшие джинсы, наконец, кисть руки, около которой было явное копошение. — Черт! Больше я тебя не послушаю! Пошли отсюда! Там труп!

Сам закричал и сам же встал как вкопанный, обратив внимание на подвальное окно, в которое мы только что просочились. Оно слишком высоко, чтобы до туда достать рукой.

— Забирайся на уголь, открой окошко, затем подашь мне руку, — скомандовал Минхёк, а сам, держа рогатку на вытянутой руке, направился в угол, где лежало тело. — Ты прав, он даже воняет уже. Вон и крысы его растащили.

— Заткнись!

— Пошел! — крикнул Минхёк, когда подошел обратно и толкнул меня в спину. Я распластался на угле. Острые края ткнулись в ладони и тело. Сверху уголь посыпался мне на руки.

Почему-то мертвое тело напугало меня даже больше, чем живой наркоман. Едва соображая, что делаю, я карабкался на кучу угля, соскальзывал, снова поднимался. Окно наверху захлопнулось и почернело от угольной пыли. Света в подвале стало еще меньше. Чтобы открыть окошко, нужно было отодвинуть хлипкую задвижку, но руки предательски не дотягивались каких-то несчастных сантиметров двадцать. Я безуспешно пытался уцепиться за оконную коробку. Футболка задралась до самых ключиц, я скользил вниз. И в доказательство тому я закричал вновь. Куча осыпалась, став еще меньше. Последний шанс открыть окно исчез.

— Вот черт! Прости, я упал, — я попытался отряхнуть тело и одежду, руками, такими же черными, что смысла не было совсем. — Как же теперь быть?

— Сможешь меня поднять? — он хлопнул меня по измазанному плечу. — Я сяду тебе на плечи.

Я присел, дав возможность приятелю залезть на закорки. Ноги тряслись, когда я поднимался, руки скользили по шершавой стене в попытке держать равновесие.

— Встань на носочки, я не достаю, — Минхёк кряхтел и даже потянул мышцу в подмышке, пытаясь достать до замочка. Не смог, слишком высоко. — Старайся, Вон-а.

— Мин-и, я прошу прощения конечно, но чем ты об мой затылок трешься? — пальцы на ногах сводило от веса, но я старался стать выше, хотя уже и хотел скинуть приятеля.

— Это очень интересный вопрос, но давай я тебе отвечу на него чуть позже. Например, когда мы выберемся.

— Ты идиот… — несмотря на то, что Минхёк все еще пытался тянуть руку, я стал приседать. — Пошел ты, знаешь куда… Давай теперь ты меня подними.

В этом был смысл. Минхёк согласился, ведь он был крепче меня. Он посадил меня на плечи и быстро поднялся, да так, что мне пришлось вцепиться в его волосы, слабо понимая, что это не спасет меня от падения. Пришла моя очередь тянуться до щеколды.

— Прекрати щупать мою задницу, — сквозь зубы шипел я и даже один раз стукнул приятеля по руке.

— Да я не щупаю, а держу тебя… — поспешил оправдаться Минхёк и переставил ладони на колени.

— Вот и держи.

— Вот и держу…

Я таки смог дотянуться до замочка, но от волнения не сразу сообразил, что тяну его не в ту сторону. Потом надавил как надо, и задвижка с ржавым скрежетом поддалась, вышла из паза. На руки, словно молотый перец, посыпалась угольная пыль. Окно откинулось наружу, повернувшись на петле. Снова посыпалась пыль, теперь уже на лицо. Я подтянулся на руках и угрем выскользнул наружу, вдохнув сладкий, свежий уличный воздух, ощутил, как прелые листья трутся о лицо. Я развернулся на руках и коленях, увидел овал грязного лица в прямоугольнике подвального окна, через которое каждый октябрь загружали уголь, необходимый для отопления дома в зимнюю пору.

Минхёк полз по куче, пытаясь стать выше, чтобы зацепиться за руку, протянутую из окна, и на удивление, это получилось с первого раза. Я со всей силы потянул приятеля на себя, и тот, вылетев из окна на траву, сразу же скорчился от боли. На ржавом гвозде висела капля крови. Теперь при свете пасмурного дня стало заметно, насколько черной стала одежда, да и все остальное тоже. Лица выглядели смешно, виднелись только белки глаз. Мы рассмеялись, показав друг на друга пальцем.

— Тебе очень больно? — я заметил порванную штанину и царапину около пятнадцати сантиметров. Видел по лицу, сквозь слезы смеха, которые оставляли чистые дорожки на чумазом лице, что больно, но все же спросил.

— Да ерунда, — Минхёк не любил показывать своих слабостей, потому просто отмахнулся и встал на ноги.

Мы быстро добирались до дома, решив успеть до дождя, и я почти всю дорогу пытался успокоить своего лучшего друга, который любил из всего устраивать драму.

— Обещай больше так не грустить. Меня немного бесит, что ты расстраиваешься по пустякам. Ну подумаешь, потерял ты свои часы с суперменом, так то же не повод расстраиваться, — я стоял на крыльце, ногой держал дверь открытой, а плечом подпирал косяк.

— Я постараюсь. Действительно жалко их, — надул нижнюю губу Минхёк, а правой ногой чертил на дощатом полу полукруг. — Нуна ведь подарила на день рождения.

— Давай я тебе свои подарю? У меня, правда, электронные.

— Нет, не надо, — горько вздохнул он. — Ну ладно, до завтра. Может, вернемся туда и еще попробуем поискать?

— Возможно, — я уже развернулся, готовый зайти в дом, но решил еще раз окрикнуть приятеля. — Мин-и!

— Ай? — почти вздрогнул он и развернулся на пятках.

— Ты, это… — я заметно засмущался, а кончики моих ушей порозовели. — Если тебе будет грустно, то зови меня. Я даже если не рассмешу, то просто посижу рядом.

Минхёк искренне улыбнулся и сунул руки в карманы шорт с дырочкой на бедре, прямо по шву, из которой виднелось белье.

— Хорошо, — только и ответил он, густо покраснев.

— И еще кое-что, — продолжил я, стыдливо уставившись на свои потертые, лопнувшие на пальце кеды. — Если ты позовешь меня, а я не приду, то приходи сам. Потому что в этот момент, вероятно, мне самому нужна помощь.

Минхёк раскинул руки и, подбежав ко мне, крепко обнял, да так, что ноги мои оторвались от земли.

— Ты настоящий друг, Вон-а, я обязательно это запомню, — воткнувшись в плечо бубнил он. — Звучит как девиз для лучших друзей! А знаешь, что? — он сунул руку в карман и достал оттуда камень, который нашел на грузовом дворе во время нашей сегодняшней вылазки. Он так полюбился нам обоим, что мы своим ломаным детским почерком, взяв гвоздь, выцарапали на нем свои имена. — Оставь его у себя. Пускай он будет как символ нашей дружбы, такой же крепкий. И только когда он разобьется или потеряется, мы с тобой перестанем дружить.

— Хах, — улыбнулся я, взяв в руку камень. — Ты его забрал?

— Ага…

— Ну тогда сохраню обязательно…

♫♫♫

— И ты представляешь, Гюн-а, где-то в коробках он до сих пор у меня лежит.

Чангюн в каком-то эйфорическом восхищении смотрел на меня пустыми глазами и стискивал мою руку обеими ладонями. Он нашарил на столе стакан с коктейлем, по ошибке взял мой и допил его. Меня это лишний раз только умилило. Нам нужно было бежать в офис, потому что время, отведенное мне на отгул, совсем скоро заканчивалось.

Мы довольно быстро расплатились и поехали в офис на такси. Чангюн сидел возле меня, снова прижимаясь ко мне плечом, и я чувствовал, как его начинает немного знобить. Он теребил край расстёгнутой ветровки, закусывал нижнюю губу и постоянно царапал ногтями по своим коленям. Не долго думая, я перехватил его миниатюрную ручонку и сжал её в своей. Огладил большим пальцем тыльную сторону его ладони и, поддавшись какому-то порыву, поднёс её к своим губам. Чангюн повернулся ко мне, приоткрыв губы в удивлении и гипнотизируя меня невидящим взглядом. Я же так и сидел прямо, не глядя на него, просто прижал его ближе к себе за талию, а он уткнулся лбом в моё плечо. Так, без лишних слов, я показал ему, что буду рядом.