Я несмело отвечаю на его поцелуй, боюсь испортить момент, боюсь, что всё закончится и разрушится, и я снова проснусь с искусанными в кровь губами. Но момент не заканчивается, и по телу разливается тепло, когда сонбэ углубляет поцелуй. Слишком близко, слишком влажно и слишком возбуждающе. Робко касаюсь его мокрых губ языком и не могу сдержаться, чтобы с наслаждением не прикусить их, как будто хочу отомстить ему за все те долгие мучения, что я испытывал.
Сонбэ позволяет мне разорвать поцелуй и снова прикусить его верхнюю губу, тут же провести по ней языком, извиняясь за несдержанность. Мои дрожащие руки путаются в его волосах, когда он подхватывает меня под бёдра и вжимает в стену душевой.
Поцелуй снова разрывается, и я слышу, как громко бьётся сердце сонбэ, ощущаю слишком сильные прикосновения его пальцев. Он прижимается губами к моей шее и глубоко вдыхает носом запах мятного геля для душа, и я готов поклясться, что слышу его приглушенный рык.
Моё тело мелко дрожит, и я рассеянно цепляюсь за плечи сонбэ, уткнувшись носом в его шею. Моя дрожь словно передаётся ему, и я чувствую, насколько сложно ему сейчас контролировать себя, чувствую, как дрожат его руки, сжимающие мои бедра. Не могу сдержаться от всхлипа, который выходит слишком громким для нас обоих.
— Ты говорил, что тебе нужно домой? — внезапно спрашивает сонбэ мне в шею, а я не нахожу сил на ответ, только на слабый утвердительный кивок. Его пальцы касаются макушки моей головы и слегка массируют кожу. — Можно тебя подвезти сегодня?
— Сонбэ… — я наконец могу говорить. — Вы весь мокрый, сонбэ…
— Мы одни… Зови меня хёном, — всё так же произносит он, не отрываясь от моей шеи. Не спешит меня отпускать, буквально держит на весу, игнорируя напряжение в мышцах. — Я весь мокрый…
— Я подожду вас… — я торможу с ответом, потому что слабо представляю, как обратиться к нему иначе. — Хён… Я… Буду ждать вас… Тебя на улице…
Он уходит быстро, будто его тут и не было, а я еще долго не могу прийти в себя. Стараюсь собрать себя в кучу и сделать так, чтобы ноги не разъезжались в стороны. Если я не утонул и не заснул в раздевалке, то все происходящее было на самом деле. Бью себя по щекам и наспех умываю лицо под душем, после чего так же быстро ретируюсь. Не хочу, чтобы он меня ждал, уж лучше я подольше подышу свежим воздухом и постараюсь принять тот факт, что несколько минут назад мы были ужасно близки.
Не больше, чем сон, думаю я, стоя на парковке возле его машины. Прошло уже черт знает сколько времени, а его все нет. Начинаю думать, что пора просто развернуться и уйти. Возможно, я нафантазировал себе, и сейчас он придет, с непонимающим видом посмотрит на меня, хлопнет по плечу и уедет.
Рассматриваю толпы народа, уходящего из комплекса, уже полностью отчаиваюсь кого-либо дождаться и вдруг вздрагиваю от легкого прикосновения к спине. Кажется, я даже вскрикиваю и немного покрываюсь испариной.
— Я заставил тебя ждать? — спрашивает он довольно профессиональным тоном и, не дожидаясь ответа, берет мою спортивную сумку и кидает ее вместе со своей на задние сиденья, после чего услужливо открывает мне дверь. — Нужно было решить одно дело. Расскажешь, как добраться?
Мне уже не кажется, что иногда он совершенно не ждет моих ответов, думая, что я готов на все, что он скажет. А самое паскудное в этой ситуации, что он прав.
Добрую половину дороги жду, пока он заговорит первый. Не он ли говорил, что, раз мы одни, то можно говорить открыто и не соблюдать субординацию? Однако хён молчит, а мне просто не с чего начать разговор. Я и так своим поступком сказал слишком много личного. Думаю, что он просто поиздевался надо мной. Хороший повод уйти. Я надолго запомню, как меня лихо опрокинули в самых светлых чувствах.
Он все еще крепко сжимает руль, когда останавливает машину возле моего дома. Задерживаю внимание на его руках, на перекрученных жилах и венах на предплечьях, на длинных пальцах, нервно выбивающих дробь по торпеде, и чувствую, что снова сжимаюсь в комочек нервов. Чувства никуда не исчезли, они и не собирались исчезать, это же не насморк, чтобы пройти.
Тянусь за своей сумкой между сиденьями. Выходит крайне неловко, и я трусь щекой о спинку сиденья, пока пытаюсь ухватиться за лямку. И снова никакого внимания к моей персоне. Тащу к себе тяжелый мокрый комок и внезапно замираю, когда чувствую дыхание хёна совсем близко. Прикрываю глаза и пытаюсь наощупь найти его губы своими, но сумку из руки не выпускаю, готовый стыдливо сбежать.
Даже не могу сказать, сколько проходит времени в таком интимном моменте. Мы просто едва касаемся губами и оба не решаемся сделать что-то большее. Обмениваемся дыханием, иногда приоткрывая губы, а затем снова смыкая их.
В какой-то момент меня начинает это злить. То ли это от того, что моя спина устала сидеть вполоборота, то ли от того, что я слышу его издевательское хмыканье. Высовываю язык и широко лижу его губы. В своем озлобленном жесте достаю даже до кончика носа, после чего тащу на себя сумку и дергаю за ручку двери.
Заблокировано. В панике поворачиваюсь и смахиваю челку со лба, а хён, как ни в чем ни бывало, тянется за своей сумкой и вынимает из нее, о Боги, мою награду и медаль.
— Ты ничего не забыл? — смеется он, а я так и хочу сказать, что по лицу твоему кулаком пройтись забыл.
— Вы вернулись за ней? — выдаю я и снова прикусываю язык, вспоминая, что меня просили обращаться не так.
Руки меня снова перестают слушаться, и я понимаю, что мне приятнее получить награду именно из его рук, пусть и ту же самую, пусть и второй раз за день. Дрожащими пальцами расстегиваю переполненную сумку и пытаюсь впихнуть в нее медаль, как мое запястье пережимает большая ладонь.
— Ты чего такое делаешь? — а голос его словно испуганный. — Так не поступают с золотом, чемпион. Давай я помогу тебе донести.
Плевать. Уже слишком плевать на то, что он предлагает. Мой чуть напуганный взгляд становится равнодушным, и я сталкиваю сумку ему на колени. Вот и все, что он скажет мне напоследок, ведь завтра я просто возьму и не пойду ни на какую тренировку. Я больше не смогу смотреть ему в глаза после того, что произошло сегодня.
Мы молча поднимаемся на лифте, а я молюсь, чтобы он ехал быстрее. Боюсь разреветься. Никогда не плачу, но первые слезы уже на подходе. Слишком гнусно и обидно. Открываю дверь и прохожу внутрь первым.
— Можешь бросить здесь, — машинально указываю куда-то на пол и прижимаюсь плечом к стене. — Спасибо, что подвез… И за то, что забрал мою медаль.
По звуку щелкнувшего замочка понимаю, что он ушел, даже не дослушав меня. Ну и правильно, так даже лучше. Надеюсь, ему было приятно поставить очередную зарубку на ремне. Скидываю ногами обувь, обреченно выдыхаю и, не успев повернуться к двери, вздрагиваю так, что даже на какую-то секунду обеими ногами отрываюсь от пола. Его руки хватают меня за талию и прижимают к себе. Жест властный, но не лишенный нежности. Всем телом чувствую, что хён совсем не спокоен, каким был несколько минут назад.
Его губы касаются моей шеи, затем еще раз, и еще… Роняю затылок ему на плечо. Ноги меня больше не держат.
— Может, ты не будешь прогонять меня так скоро? — сладким сиропом вливается его шепот в мои уши. Сильная ладонь едва сжимает пах, а я уже понимаю, что не дышу. — Я думаю, что мы с тобой не закончили.
Облизываю пересохшие губы и задерживаю язык в уголке рта. Страшно хочу повернуться, но сдерживаю себя и даже сжимаю кулак. Чувствую его руки у себя под кофтой, как он перебирает пальцами все выше и выше, пока не добирается до груди. Рвано вдыхаю и замираю.
— Хён, пожалуйста, — я понимаю, что говорю почти беззвучно, но не могу сделать свой голос хоть немного громче. — Я попрошу тебя не уходить.
Он поднимает мои руки вверх, а я не сопротивляюсь, позволяю кофте соскользнуть с головы и упасть на пол. Мне не в первый раз стоять перед ним в таком виде, но отчего-то именно сейчас я чувствую себя крайне незащищенным. Знаю, что он не причинит мне вреда, и готов даже просить об обратном.
