Но если разобраться по существу, то разве обслуживая реакторы строящегося города Антарска — предвестника лунных городов-техносфер и будущих космических строек. Разве Маркс, оставаясь на земле, а, вернее, под землёй, не участвует в космической экспансии человечества? Хотя бы немного.

Куда только не приводят мальчишек детские мечты о звёздах. И в подземные города и на просторы полей.

Программист и роботехник Кидония Соколова приехала в Антарск за… настоящей мужской работой. У родившейся в семье потомственных военных и имеющей пятерых братьев девушки ровно два выхода. Или до старости оставаться малышкой-милашкой, любимицей отца и братьев. Или вечно рвать жилы, постоянно доказывая родителям и, прежде всего, самой себе, что у неё стальной характер и что она может не меньше, а может быть и больше остальных. Следом за братьями идти в армию, значило плыть по течению. Кида выбрала более сложную, как ей казалось, судьбу. В конце-концов в армию берут всякого, годного по состоянию здоровья. А попробуйте попасть в Антарск хотя бы на одну единственную вахту!

Вы скажите, что программист или роботехник сегодня не профессия? Сегодня, в эпоху рассвета кибернетики, когда даже кухарки начинают использовать в повседневных делах алгоритмы роевого интеллекта. Когда продвинутые домохозяйки делают выписки из учебников по практическому применению методов нечёткой логики. А школьники младших классов реализуют методы мягких вычислений?

Может быть раньше, лет пятьдесят назад термин «программист» звучал гордо и ещё назывался профессией. Так же как когда-то, совсем давно, быть писарем значило иметь редкую и полезную специальность. Прошло время, и писать-читать научился буквально каждый. Профессия «писарь» исчезла за ненадобностью. Также, через сколько там лет, отмерла избыточная и больше не нужная профессия «программист».

Писари исчезли, но остались писатели и, на чей-то взгляд, даже в избытке.

Программистов больше нет. Но есть конструкторы алгоритмов. Есть сетевики-узловязы. Есть пастухи киберов.

Конструкторы разрабатывают алгоритмические системы, творят, создают основы. Узловязы плетут сеть, связывая между собой миллионы людей и миллиарды миллиардов устройств. Пастухи объединяют множество кибернетических единиц в общую совокупность и управляют ею. Словно из первобытного хаоса, из десятков и сотен тысяч отдельных киберов, автоматов и полуавтоматов, процессоров и чипов, возникает упорядоченная структура. Соколова была пастухом.

Сколько кибернетических помощников трудится вместе с людьми поддерживая, развивая и расширяя подземный город? От огромных строительных роботов до крохотных ремонтников-паучков. Если у вас есть один кибер, то пастух вам не нужен. Если киберов десять или сто, то можно обойтись и своими силами. Но если киберов у вас тысячи и тысячи, то вам крайне необходимы специалисты по управлению искусственными помощниками человека. Пастухов в Антарске было два десятка человек.

Что до последнего члена неразлучной троицы, Алексея Смирнова, то задай ему кто-нибудь вопрос: «Зачем ты, Алексей, прилетел жить и работать на великую полярную стройку?», Смирнов бы молча покрутил пальцем у виска. Это Антарск, дубина! Какой бы нормальный человек отказался…

И, это, конечно, неважно, но ещё Алексею всегда хотелось увидеть северное сияние.

Его называли шатун. Бродяга. Скиталец.

Он был мифическим персонажем фольклора стройки.

Кто-то столкнулся в редко посещаемом техническом туннеле с невидимым для системы роботом-проходчиком устаревшей конструкции. Робот не отзывался на команды. А когда человек попытался подойти ближе, убежал прочь. Из года в год этот «кто-то» был знакомым или знакомым знакомого рассказчика, увы, успевшим улететь на большую землю буквально недели назад.

Кто-то когда-то наткнулся на процарапанные во льду примитивные рисунки. По тем или иным причинам рисунки не сохранились. Обнаружил рисунки знакомый знакомого рассказчика, разумеется, тоже успевший откочевать на большую землю.

Кто-то ещё из сонма безымянных свидетелей покинувших Антарск видел, как маленький паукообразный робот-ремонтник выкладывает из болтов и гаек надпись на льду «кто я?». В глубоких туннелях под городом натыкался на выпиленные изо льда геометрически идеальные октаэдры, икосаэдры и прочие «дры».

Кто-то… Когда-то… Где-то…

Если пропала какая-то вещь, вчера точно лежавшая вот здесь, а сегодня отсутствующая, говорили: шатун взял поиграть. Если какой-нибудь глупый кибер ошибался или никак не мог понять, что хочет от него человек, старожил в сердцах восклицал: — Чтоб тебя шатун забрал!

— Знаете, что самое странное в легенде о блуждающем роботе? — поинтересовалась Кида во время обеда, в геометрической середине рабочего дня.

Они втроём облюбовали второй с краю столик, под пальмой в импровизированной кадке с раскидистыми, но пожелтевшими по краям листьями. Температура в столовой поддерживалась на уровне в плюс двадцать градусов и для пальмы этого, видимо, было недостаточно. Пальма вырастала из наполненного землёй массивного ящика со стёршейся маркировкой.

Кида скосила глаза на Маркса, но тот увлечённо расправлялся с салатом и, казалось, даже не слушал её. Соколова перевела умоляющий взгляд на Смирнова. Возвышающийся над девушкой на две головы, а над сидящим рядом Тихоновым на полторы, Алексей покорно спросил: «В чём странность?»

— В легенде упоминаются совершенно различные модели киберов. Проходчика с ремонтником не спутает даже слепой.

— Ну и? — вступил в разговор, доскребая остатки салата, Маркс.

— Либо у нас здесь прячется целая рота бродячих киберов, либо…

— Только не говори, что ты всерьёз воспринимаешь эту галиматью, — взмолился Маркс: — Соколова, тебе по должности не положено верить в бродячих роботов.

Пастух киберов задумчиво покрутила ложечкой в вазочке с взбитыми сливками. Слишком белые и слишком сладкие сливки со всех сторон облепили ложечку.

— Как раз как пастух, я не могла не заметить некоторые странности.

— Серьёзно?

— Положим мелких странностей хватает в любой сложной системе, — призналась Кида: — Обычно они никого не интересуют, пока система работает.

Алексей сказал: — Каждый сезон, кто-нибудь из новичков пытается отыскать шатуна и ничего не находит. Буквально каждый сезон.

— В этом сезоне кто-нибудь уже выходил на тропу охоты? — с любопытством спросил Маркс.

— Насколько мне известно — нет.

Ребята переглянулись.

Маркс улыбнулся: — Надо бы поддержать достойную традицию.

Кида наклонила голову: — Традицию безрезультатных поисков? Я не против…

— Вы серьёзно? — удивился Алексей.

Маркс с Кидонией переглянулись и хором ответили: — Нет! Но чем-то надо заниматься в свободное время.

Десятки километров технических коридоров. Пробитых штолен. Заброшенных ответвлений.

Есть такие, где царит минусовая температура, на стенах намёрз иней, а изо рта при дыхании вылетают облака пара. Есть коридоры и комнаты, заставленные всяким хламом чуть ли не со времён, когда на месте стройки располагалась военная база. Есть абсолютно пустые коридоры, только под потолком тянется жидкий пучок энергетических кабелей и одиноко моргает зелёным огоньком коробочка ретранслятора.

Маркс, Кида и Алёша сами не заметила, как превратились в ледяных диггеров — увлечённых исследователей подземелий Антарска. Свободное от работы и занятий в спортзале время они проводили в низких коридорах и узких штольнях. Формальным оправданием для похода по подземельям служили поиски блуждающего робота. Стратегия поисков была проста, как классический сибирский валенок. Спустившись ниже жилой и активной зоны, ребята останавливали каждого пробегающего мимо кибера. На случай если бы вдруг кибер не остановился или не прислал читаемый ответ, Соколову сопровождал десяток усиленных ремонтников последнего поколения. Юркие роботы вмиг догонят и скрутят любую другую модель. А если даже не смогут, то обольют и приклеят мгновенно застывающей пеной предназначенной для аварийного ремонта нарушений герметичности. Только из дня в день, все встреченные киберы вели себя умницами. С готовностью выдавали индивидуальные номера и подробно отсчитывались: куда бегут, откуда и зачем.