Мы вместе достигаем вершины удовольствия, и когда это происходит мои внутренние мышцы цепляются за него одновременно в агонии и блаженстве. Это так хорошо, что даже больно. Каждая частичка меня напрягается, прежде чем взорвется экстазом.

Эд приподнимает бедра, снова и снова толкая в меня член, затем издает звук, нечто среднее между ворчанием и рычанием. Что-то громко трескается. Может быть, дерево? Но я слишком поглощена тем, что происходит со мной, чтобы беспокоиться.

Обмякнув, я падаю на грудь Эда. Сейчас мы просто два человека, перепачканные потом и другими телесными жидкостями. Тем временем мой разум продолжает плыть, не желая возвращаться.

— Эй, — в конце концов, шепчет Эд. Его сердце бьется сильно и уверенно под моим ухом, а руки по-прежнему сжимают изголовье, вернее то, что от него осталось. — Клем, ты в порядке? О чем ты думаешь?

— Ты сломал спинку кровати, — я медленно поднимаюсь, все еще переводя дыхание, и улыбаюсь. — Круто. Давай сделаем это снова.

Оказывается, мы с Эдом ненасытны в постели, и каковы бы ни были проблемы в наших отношениях ‒ прошлых или нынешних ‒ секс не входит в их число.

Я просыпаюсь от того, что Эд ласкает меня между ног. Он лежит на боку позади, прижимаясь членом к моей заднице.

‒ Неудивительно, что я так хорошо спала, ‒ бормочу я.

‒ Что тебе снилось? ‒ Эд прикусывает чувствительную кожу моей шеи, прежде чем пососать затем лизнуть укус, и я извиваюсь в его объятиях. ‒ Скажи мне, Клем.

‒ Ты.

‒ Хороший ответ, ‒ Эд закидывает мою ногу на свое бедро, открывая меня для себя.

Это потрясающий способ проснуться. Я могу с удовольствием делать так каждое утро до конца жизни.

‒ Так хорошо? ‒ спрашивает он, покусывая меня за скулу. ‒ Скажи мне, если тебе слишком больно или что-то в этом роде.

‒ Все в порядке. Просто давай чуть полегче в этот раз.

‒ Я могу быть нежным, детка.

Он достает из ящика очередной презерватив, слегка отодвигается, чтобы его надеть, потом занимает прежнее место и медленно толкает в меня член.

Да, черт возьми! Я сжимаю в кулаках подушку.

Я не могу насытиться Эдом. Никогда не хочу им насытиться. Он так чертовски хорош в этом и неудивительно, что я слетела с катушек, думая, что он дарит такое удовольствие другой женщине.

‒ Мы должны бросить нашу работу и просто заниматься этим днями напролет, ‒ стону я.

Я дрожу, слыша восхитительный низкий смех Эда и чувствуя, как он не спеша проникает в меня своим чудесным членом.

Эд накрывает рукой мою грудь, теребит большим пальцем сосок, и одновременно страстно целует. Мои губы, вероятно, уже никогда не будут прежними. Кажется, мы не можем перестать целоваться. Затем он облизывает мою шею, прежде чем слегка прикусить мочку уха.

Мы продолжаем заниматься любовью. Именно любовью, потому что это слишком сладко и прекрасно, чтобы зваться просто сексом. Когда Эд опускает руку, находит клитор и кружит по нему, сводя меня с ума, я знаю, что осталось недолго. Он начинает толкаться сильнее, сломанная спинка кровати скрипит. Внутри меня все на пределе, стянуто так туго, что вот-вот лопнет. Поэтому, когда Эд уделяет полное внимание клитору, поигрывая на нем пальцами, я кончаю жестко и быстро. Волна чистого удовольствия накрывает меня и несет, несет… Эд крепко прижимает меня к себе и тоже кончает.

Это все, что мне когда-либо понадобится. Хороший секс позволяет легко забыть о невзгодах и сложностях в жизни. Когда тело поет, переполненное гормонами счастья, почти невозможно волноваться о чем-то другом.

Вот бы всегда так.

‒ Хороший засос, Клем, ‒ Лейф улыбается мне через стол.

‒ Черт, я думала, что прикрыла его, ‒ я откусываю кусочек тоста с маслом и черничным джемом. ‒ Придется позавязать платок.

‒ А я говорю тебе: гордись, не прячь.

‒ Спасибо, Лейф.

‒ Дай посмотреть, ‒ Эд оттягивает ворот футболки, осматривает свою работу и смачно ругается.

‒ Что?

‒ Если, по-вашему, это значит не спешить, то я хотел бы посмотреть, что значит торопиться, ‒ Лейф ухмыляется, встает из-за стола и ставит кружку в раковину. ‒ И вообще, я не хочу знать, что там между вами происходит. А вот новая девушка в салоне довольно симпатичная.

‒ Я слышала, что ты пошел выпить с Шеннон, ‒ я улыбаюсь, на мгновение отвлекшись от реакции Эда на любовный укус.

‒ Мы хорошо провели время, ‒ говорит Лейф. ‒ Не так хорошо, как вы двое, но ведь не все могут так не спешить, как вы.

‒ Ха-ха.

‒ Я иду в душ, ‒ Лейф исчезает в коридоре, напевая себе под нос. Он, кажется, в прекрасном настроении. Думаю, у них с Шеннон действительно было приятное свидание.

Тем временем Эд все еще смотрит на отметину на моей шее, и это начинает меня беспокоить.

‒ Эй, что не так?

Эд слегка качает головой.

‒ Я никогда раньше не был так груб с тобой… чтобы оставить следы.

‒ Правда? ‒ я вздергиваю бровь. ‒ Хм.

‒ Что?

‒ Ничего, просто, когда мы только начали дурачиться на столе, ты казался немного дерзким и доминирующий. Не в плохом смысле. Мне понравилось.

По шкале от одного до десяти хмурость Эда ‒ девять с половиной.

Горди заканчивает жадно поглощать свой сухой корм и кладет голову мне на колено. Я не уверена ластится он ко мне или выпрашивает тост. Вероятно, второе.

‒ После всего, через что ты прошла: подверглась нападению и все прочие… ‒ Эд опускает голову. Теперь его хмурость тянет на одиннадцать баллов. ‒ Мне следовало быть с тобой помягче. Черт!

‒ Ты не сделал мне больно. Я же сказала, мне понравилось.

‒ Но мы не такие. Я никогда не оставляю на тебе синяки.

‒ Не были. Ты имеешь в виду, что мы не были такими. Может быть, я не единственная, кого изменило все, что произошло. Нам обоим, наверное, есть над чем поработать. Но до тех пор, пока мы работаем над этим вместе, имеет ли это значение?

‒ Клем, я причинил тебе боль. Ты что, не понимаешь этого?

Теперь я тоже хмурюсь.

‒ Нет, не причинил.

‒ Причинил. Доказательство прямо здесь, ‒ он указывает на мою шею.

‒ Мне уже причинили боль раньше. Я знаю, каково это, поверь мне. И это совсем не то.

Бедный Горди скулит, прислонившись к моей ноге, и я похлопываю его по спине. Ему не нравится, когда мы ссоримся. Что касается Эда, он просто качает головой, хватаясь сзади за шею. Обычно так выглядит человек, испытывающий стресс, поэтому рассказывать о синяках размером с его большой палец на моих бедрах, вероятно, не стоит. А жаль, они симпатичные.

Честно говоря, реакция Эда меня немного удивила, поэтому я спрашиваю:

‒ Ты никогда раньше не оставлял следов на женщине? У тебя никогда не было, ну знаешь, грубого секса?

‒ Может быть, много лет назад. Но… ‒ он ругает себе под нос, вставая из-за стола. ‒ Я крупный парень, и не могу позволить себе увлечься.

‒ Ты сдерживался со мной? ‒ ужасаюсь я.

‒ Я не сдерживался с тобой.

‒ О Боже мой!

‒ Клем, у нас не было никаких проблем в постели, ‒ его голос ровный и безразличный.

‒ Тогда это что-то новое в наших отношениях. Вот и хорошо.

‒ Не хорошо. Ничто из того, что остается на тебе отметины, не хорошо.

Я сглатываю, обдумывая это.

‒ Когда ты говоришь так, я чувствую, что у меня нет права голоса в нашей сексуальной жизни. Я была более чем согласна, и вчера вечером, и сегодня утром.

Морщины прорезают его лоб.

‒ Знаешь, мне интересно, не влияет ли то, что наша эмоции немного изменились, на то, как мы относимся друг к другу физически? Потому что выражать свои чувства из-за нашего разрыва и всего, через что мы прошли, горячим сексом, на который, кстати говоря, я полностью согласна, более чем нормально.

«Нужно позже проверить эту теорию в Google. Там много чего есть».

Эд по-прежнему молчит, поэтому я продолжаю:

‒ В конце концов, мы не можем ожидать, что все автоматически будет хорошо и аккуратно только потому, что мы проводим время вместе. И, наверное, для нас даже полезно выплескивать эмоции в постели.