Несмотря на то, что все конечности ощутимо подмерзали, на обратном пути молодые люди замедлились. Мари старалась хорошо смотреть себе под ноги, чтобы не растянуться плашмя по земле и крепче обвивала своими пальцами ладонь парня. Совсем немного шершавую, с выпирающими сухожилиями на тыльной стороне и, если она ничего не путала, с парочкой ранок на большом пальце. Барабанящий шум улиц заполнял её с ног до головы.

- У тебя все хорошо? - спросил Лука.

Вопрос прозвучал так неожиданно, что девушка сначала растерялась и не нашлась в словах.

- Да… Все у меня как обычно.

- Может, что-то случилось?

- Что ты имеешь в виду?

- Не могу знать, что имею ввиду, поэтому и спрашиваю.

Маринетт наконец отняла взгляд от дорожки и устремила его то ли в себя, то ли вперёд, отправляя блуждать по встречающимся голым деревьям. Их извилистые, чернеющие ветки, аки костлявые руки, устремлялись в разные стороны, словно пытаясь загрести в свои скребущие объятья прохожих. Это было бы жутко, не будь в ее собственной голове вещей пострашнее. Путь у них долгий. Она рассказала и о том, что не выспалась и о кошмарах и о многом другом, обходя темы, касающиеся обратной стороны её жизни, которые на самом деле девушке совсем не хотелось бы упускать. Наоборот, ей очень хотелось рассказать о том, как она боится не справиться, оказаться бесполезной в самый нужный момент, о всех тех амбициях и надеждах, которые она возложила на себя, нисколько не понимая, способна ли она вообще их вывезти, привести в жизнь. Осуществить и остаться при себе, не рассыпавшись от этого огромного давления. Маринетт очень хотелось узнать лично у кого-нибудь мнение о действиях Леди Баг. Всё ли она правильно делает? Хорошо ли справляется? Как же девушке хотелось утешиться, услышать на все эти вопросы ДА, услышать и понять, что она - МОЛОДЕЦ. Несмотря на то, что мастер Фу и Тикки ей об этом не раз говорили, все ещё не верилось. В одно ухо влетало и через другое вылетало. Маринетт просто представить не могла, как ещё вбить эту простую мысль себе в голову.

А Лука все слушал и слушал этот немного несвязный словесный поток. Внимал каждой сказанной фразе и чувствовал что-то большее за всеми этими словами. Что-то, что вряд ли ему удастся услышать, по крайней мере, сейчас. Ему было безмерно жаль, что девушка не может рассказать о всех своих тревогах. Луке хотелось, чтобы она взахлёб рассказывала о волнующем и насущном, чтобы доверилась ему полностью, чтобы говорила как можно более открыто. Но всё, что он мог - это идти и, крепко сжимая ее руку, смотреть и вслушиваться в этот нежный голос.

Делая очередную паузу в своём рассказе, Маринетт, отпустив ладонь Луки, обняла его за предплечье и, наклонив голову, попыталась устроить её на плече парня, которое оказалось высоковатым для неё. Но какое это имело значение, когда сердце Куффена уже от этого малого жеста заходилось в бешеном темпе, закручивая невозможный водоворот из разных эмоций и ощущений, выделывая невообразимые финты и, кажется, было готово замереть, если бы всё так и продолжалось. Но Мари совсем затихла, а они как раз подошли к выходу из этого темного лабиринта дворов.

- Надеюсь, я не слишком докучаю тебе своими разговорами, - сказала девушка, разворачиваясь лицом к Луке.

Боже мой, он сейчас просто растечётся по этому грязному неровному асфальту и, просочившись в промежутки между ним, прорастёт каким-нибудь самым прекрасным цветком и никак иначе, ведь собрать себя обратно он уже не сможет.

- Что ты, нет, нисколько, - растягивая слова, тихо отвечает он и медленно, почти неосознанно, тянется своим лицом навстречу ей.

А Маринетт просто стоит и смотрит в его голубые, почти синие глаза и, видимо, снова находится лишь в роли наблюдательницы. Конечности покоятся там где и прежде, ни одна мышца на лице у неё не дрожит, она плавает в этой прострации как в своём собственном море и упираясь подбородком в кожу его дублёнки, пододвигает лицо чуть вперёд. Их губы аккуратно, даже боязливо, касаются друг друга и, кажется, она все ещё спит, пока в человеке напротив заниматся целая буря, этот громыхающий шторм захватывает всё тело Луки и он подаётся ближе увереннее, несмотря на то, что руки всё равно трясутся от нахлынувшего напряжения, он протягивает их в сторону Маринетт и ждёт… Чего-то, пока точно не ясно. А она, кажется, наконец просыпается. Смыкает свои губы на нижней губе парня и отпускает из крепких объятий его предплечье. После накрывает ладони Луки своими и, потянув вверх, устраивает их на своих плечах. А он ужасно млеет, забывает как двигаться и утопает в происходящем. Земля чуть ли не проваливается прямо под ногами, ладони крепче сжимают плотную ткань под собой и плавными движениями продвигаются ближе к горячей шее, скрытой толстым горлом свитера. Если его пальцы не расплавятся раньше, чем он коснётся её кожи, Лука точно уверует во всё, что угодно. Руки девушки ложатся ему аккурат на бёдра и частично съезжают на спину, когда она делает небольшой шаг вперёд и доверительно подаётся телом к телу. Двигает губами все активнее и наклоняя голову немного в бок, проезжается по и так влажным губам Луки своим языком. Он, не отставая, перекидывает свои руки за спину Маринетт и, скользя холодными пальцами вверх, зарывается в волосы на затылке, слегка поглаживает и прижимается к ней ещё ближе. Так можно было бы и задохнуться, но, несмотря на всю чувственность момента, умирать никто из них не собирался. Куффен проехался губами по щеке девушки и прижался к ней своей, насколько бы не было это неудобно, жадно глотая воздух. Они молча стоят и слушают свист проносящихся по близлежащей дороге машин и одинокие шаги прохожих. Что тут говорить? И так все ясно, слова излишни.

Переведя дыхание, он ещё раз осторожно целует её в губы и, взяв за руки, выводит из переплетения домов на центральную улицу, прямо на свет фонаря. Маринетт охотно идёт за ним и неуверенность, щекотавшая нервные окончания всё это время, отпускает Луку. Она согласна, это главное.

Эндорфины ударяют в голову, и настроение преодолевает отметку превосходно. Чувства заполняют их от пят и до самой макушки. Разум мутится и дурнеет, пуская по телу разряды тока, а сердце топится в этом океане ощущений и бьётся так осязаемо, как никогда прежде. Они почти бегут в направлении, по которому сюда пришли, правда, куда теперь держат путь, доподлинно не понятно. В обнимку, обмениваясь почти незначительными ласками, они доходят до поворота, который должен отвести их вновь к набережной. Но надо ли им туда? Может, как и задумано, они дойдут до дома Маринетт и там… Что? Расстанутся? Просто попрощаются и разойдутся в разные стороны? Или все же…

- Тебе сегодня обязательно возвращаться домой? - продравшим горло, немного охрипшим голосом спрашивает он.

- Я уже предупредила родителей, что буду, - говорит девушка, и разочарование ощутимо разливается где-то глубоко внутри.

- Но, - продолжает она, - кто сказал, что ты не идёшь со мной, - и, обхватывая лицо парня своими руками, целует губы напротив очень напористо. Скользит языком по чужим зубам и, поддаваясь ближе грудью, достает им нёбо.

- Только, в таком случае, нам надо сначала дойти до меня, взять некоторые вещи, - говорит он негромко и отводит взор куда-то в сторону.

Вот дурачок, улыбается, ещё и подбирает слова. За кого он её принимает, думает Мари про себя и, подхватив того под руку, поворачивает в сторону набережной.

***

Тучи над Парижем сгущаются ещё сильнее и тяжело набухают, полнятся, темнеют. Как бы им не попасть под дождь. И где Лука только ходит? Сказал, что одной ногой здесь, а другой там, но парня не видать уже минут десять, а она вынуждена просто сидеть и ждать его на пустой холодной скамейке, которая стоит прямо напротив корабля. Маринетт кутает руки в рукава пальто и прячет в карманы, уперев взгляд себе в колени. Из-за влажной погоды ее волосы совсем распушились и теперь отчаянно лезли в глаза. Надо бы их поправить, но вытаскивать кисти из этой тёплой конструкции так не хочется.