На лоб девушки опускается узкая ладонь и отодвигает волосы назад вместо нее, останавливаясь на затылке. Мари откидывает голову назад, и к её губам тут же припадают чужие, в коротком, но таком трогательном поцелуе, почти касании. Лука подаёт ей руку, и они наконец-то направляются в сторону её дома.
Идут спешно, быстро перебирая ногами и борясь, с окатывающими их холодными воздушными волнами. Окрылённые обществом друг друга, совсем не замечают время от времени прибивающей усталости. Греются прикосновениями друг к другу, рассекая ночные улицы города, освещаемые одинокими фонарями, и бегут, бегут… До первого светофора, а там останавливаются и снова припадают в объятья. Маринетт зарывается в мех полурастёгнутой дублёнки парня, и журчащий шум в её ушах, кажется, глохнет.
Молодые люди добираются до нужного здания и с чёрного входа с оборотной стороны, попадают внутрь. По лестничному пролёту вверх, как можно тише, на полуносках. Они очень стараются не полететь вниз и не оступиться в кромешной темноте, но получается из рук вон плохо. И хотя хмель уже давно отступил, ноги так и норовят слететь на ступень ниже. После по длинному коридору до ближней комнаты. Девушка тянет за ручку светлой двери и, заходя внутрь, втягивает парня за собой. Дверь изнутри запирается на щеколду, и больше ничего не тревожит покойную тишину коридора.
***
С лёгкой руки девушки тёплый свет лампы разлился по всем поверхностям комнаты, разъедая густой мрак. Лука, повесив свою короткую дублёнку на высокую спинку стула, подошёл к Маринетт сзади и, когда она развернулась, стал медленно развязывать широкий пояс пальто. Он делал это как-то особенно сосредоточенно. Расправившись с последним тугим узлом, парень скользнул ладонями по ключицам девушки и чуть ниже, поддевая жёсткие плечики пальто, стягивая его. Вещь была откинута также на стул.
- Надо помыть руки, - прошептала Маринетт Куффену и, ухватив его за голые плечи, утянула в глубокий поцелуй и повела дальше к двери.
Щеколда ещё пару раз звонко цокнула, выпуская и вновь впуская их в эти стены. Лампа за ненадобностью была выключена.
Девушка полулежала, уперевшись локтями в постель, а Лука грузной тенью нависал над ней и совершенно не давал продыху. Нежно зацеловывал губы, щёки, и, опускаясь, с нажимом проходился языком по скулам , это выбивало из неё весь воздух. После подобного, в груди скатывался сладкий тягучий ком, который спускался всё ниже и ниже, прямо к животу и в пах. Ноги парня, уперевшись коленями в матрац, находились аккурат по обе стороны от Маринетт и она, уложив свои руки на бёдра Луки, стала их поглаживать, иногда залезая ближе к паху и, немного приподнявшись, окончательно устроила ладони на его заднице, то сжимая, то разжимая пальцы. Ей было бы даже страшно, но тревог в этом дне было и так достаточно. Девушка не знала точно, что делать, просто исполняла по наитию и, кажется, совсем отключалась мозгами от реальности. Её руки игриво поддели не тугой пояс полурастёгнутых джинс и нижнего белья, проскользнув дальше. Сжали упругие мышцы ягодиц, запуская волну крупных мурашек у парня. Он аж вздрогнул всем телом и лишь на мгновение зажмурился, откидывая голову назад. Если бы Мари только могла рассмотреть эту прекрасную картину во всём её великолепии. Но света и не надо было, что бы рассмотреть эти пылающие щёки, которые придавали ей только большей уверенности. Девушка резко скользнула руками вверх, задирая его майку и оставляя еле заметные следы от ногтей. Мягкая кожа так и напряглась, выкатывая мышечный рельеф. Со стороны Куффена послышался тихий стон с вторящим придыханием. Ему определенно нравилось. Нет, он был в полном восторге и заживо плавился, если не сгорал, в её руках. Тело ломало в мелких конвульсиях и мучительно хотелось ещё, а возбуждение разрасталось с такой скоростью, что думалось, будто внутренности не выдержат этого давления и тотчас же пойдут наружу. С этим непременно нужно было что-то сделать. Лука опустил свои руки девушке на шею и, съезжая ими вниз, уложил её на кровать. Его ладони остались покоиться прямо на груди Маринетт, немного сдавливая, дразня встревоженные нервные окончания, и припадая влажными губами к ключицам, слегка покусывая их. В теле девушки будто молнии метались, это было невыносимо пленительно и сладко. Вздохи становились все чаще и громче, а лицо по ощущениям было сплошь пунцовым, будто к нему прилила вся кровь и ударила ей тут же в голову. Его руки стали спускаться вниз по бокам и, поддевая край тонкой футболки, забрались под неё. Пальцы вновь побежали вверх уже по
голой коже, иногда оцарапывая её. Вместе с руками, задиралась всё выше и ткань одежды, собираясь крупными складками ближе к плечам. Парень уткнулся в открывшуюся горячую кожу между грудями и, оставив там пару прикосновений своими жаркими губами, двинулся языком вниз. Прошёлся по слегка выступающим рёбрам, по вздрагивающему животу, огибая впалый пупок. Сбитое дыхание обдавало кожу девушки, пока Лука спешно пытался расстегнуть пуговицу брюк Маринетт и, наконец справившись с ней и расстегнув молнию, без сожалений стянул их вместе с нижним бельём. После, уперевшись одной рукой в постель по правую сторону от девушки, он приподнялся и потянулся другой рукой к заднему карману своих джинс. Что-то звучно зашуршало во вставшей тишине. В слабом свете окна, Мари разглядела источник звука, квадратная упаковка, кажется всё-таки, не очень похожая на упаковку презерватива.
Парень отогнул одну из сторон упаковки и достал салфетку*. И снова спустился к её промежности, а Маринетт откинула голову на подушку и решила: “Пусть”, - самое главное, что чувствует она себя прекрасно. Цепкие пальцы сжали её бедра и, потянув, согнули ноги девушки в коленях. Лука раздвинул их и уместил салфетку прямо на промежности, удерживая ее большими пальцами с двух сторон, и изворачивая язык, прошёлся им единожды по внутренней стороне губы. Куффен, как мог из своего положения, старался разглядеть лицо девушки. Что чувствует, довольна ли? Ответы на эти вопросы он так жаждал найти в разворачивающейся перед ним картине. У самого внутри всё страшно горело и дымилось, а стоячий член настолько сильно упирался в грубую ткань и тёрся, что, казалось, он сейчас заплачет. Но дело терпело, и парень продолжал делать то, что задумал. Ещё раз прошёлся с нажимом по большим губам и скользнул к малым, огибая каждую складку, мимолётно задевая клитор. Пока в это время, Маринетт прогибалась под ним, ужасно напрягаясь от возбуждения каждой мышцей. Её так сильно ломало, от каждого движения Луки, где-то в животе, будто, что-то стреляло и после снова разливалось пылающим полотном, скручивая все внутренности. Изо рта невольно вылетали сдавленные стоны, утопающие в гуле глубоких выдохов и вдохов, а глаза иногда понемногу слезились, словно их тоже обдавало общим жаром тел. Она накрыла свои губы тыльной стороной ладони, всё-таки громкие звуки сейчас были очень не уместны, как ни жаль. Устраивая голову чуть выше на подушке, она силится разглядеть парня получше, уж очень ей хочется увидеть его сейчас. Но всё, что она способна углядеть, это его сверкающие глаза смотрящие прямо в ответ. Язык парня, теперь уже целенаправленно, накрыл клитор и самым кончиком обвёл его пару раз по краям, после спускаясь прямо ко входу во влагалище. Сделав несколько круговых движений, извиваясь им, почти пульсируя, входит внутрь и этот разлитый внутренний огонь, кажется, наконец достигает горла девушки. Теперь ей по-настоящему приходится буквально затыкать себе рот, это похоже на агонию, но так хорошо ей определённо давно не было. Маринетт в порыве подаётся бёдрами вперёд, немного приподнимается над кроватью, и язык скользит ещё глубже, лаская стенки влагалища. Лука пододвигается ещё ближе и своими губами касается половых губ. Слегка двигает ими, в такт языку, сжимая и разжимая. Глаза девушки отчаянно закатывались, свободная рука все сильнее сжимала угол подушки и так, наверное, могло продолжаться очень долго. Но парень вдруг вышел и, прочертив широкую мокрую дорожку вверх, мягко накрыл бусину клитора своими тонкими губами то втягивая ее сильнее, то осторожно проходясь по ней языком. Ноги Маринетт сводило чуть ли не судорогами. Она наконец оторвала руку от несчастной подушки и с силой вцепилась ею в волосы Луки. В глазах темнело от оглушающих фейерверков в голове, а этот пылающий ком равномерно разливался по телу волнами удовольствия. Где-то рядом с влагалищем всё пульсировало и изливалось. Задранная футболка противно прилипала к телу и ощущалась такой лишней, мешающей, но сил снять её не было от слова совсем. Лёгкие сбивчиво гоняли тягучий воздух туда-сюда, горло от этого ощутимо пересохло.
