На улице так смурно, так серо. Ватные тяжёлые облака стройными рядами застилают все небо и плывут так низко над землёй, что, кажется, будто верхушки зданий сейчас же раскроят это сплошное полотно, и оно провиснет кусками мокрого паролона, потащившись по затуманенным улицам города. Небо проливается на землю холодящим дождем, который реденьким потоком хлещет по тротуарам и сквозь кожу пробирается к самым костям, сводя их, заставляя волну мурашек взбудоражить сознание. Кап-кап, кап-кап. Солнца почти не видно, только мутный не греющий шар слегка рябит из-за облаков. Уже не так рано, и машины, на пару с общественным транспортом, рассекают улицы Парижа. А люди все спешат-спешат, толпясь на светофорах. Они быстро перебирают ногами по залитым дорогам, придерживая свои широкополые разноцветные зонты, надеясь как можно скорее добраться до своего места назначения.

***

Шум. Топот, говор, тарахтение моторов, глухой стук капель. И громкого звона будильника в этом фонящем водовороте звуков нет. Это очень настораживает и раздражает Маринетт. Ни туда и ни сюда. Может она его вообще не поставила? Как знать? Чтобы покончить с этой дилеммой надо, наверно, не мяться и встать. Но её вдавливает, буквально вжимает в кровать. Тонкое пуховое одеяло вяжет по рукам и ногам. Видимо, точно такой же пух забивает и её пустующую голову. Такая мягкая на ощупь подушка хватает Маринетт и настойчиво тащит к Морфею.

Так далеко-далеко… Но оглушительному звону суждено с треском разбить все надежды на дальнейший сон. Она аж вскакивает, сбросив одеяло и сбив простынь. Стоило сделать будильник потише. Девушка выпрямляется, и всё тело ужасно ломит, а в правой щиколотке так стреляет, наверное, она уснула в очень неаккуратной позе и прижала ногу. Мари разминает руками затёкшее место и, собрав всю волю в кулак, направляется к двери. Накидывает халат и, пройдя по коридору, вваливается в дверь ванной. Да, зеркало над раковиной выдаёт не самую лестную картину. Вопрос о том, кто на свете всех милее, лучше отложить. Но кто же виноват, что она так и не восстановила свой режим? Алья, забалтывающая её на ночь глядя всякими разговорами? Идея для новой прелестной кофточки, которая так и не покинула мысли Маринетт, настаивая на своей реализации? Или же вновь и вновь всплывающие угрозы мирной жизни граждан, обязующие её к вмешательству, давящие на совесть, и терзающие голову перед сном? Впрочем, сейчас это не так важно. Умывшись, она ещё раз смотрит на своё отражение. Ей думается, что синяки даже оттеняют тусклый блеск синих глаз. Настоящая гармония.

Также неспешно девушка добралась до домовой кухни и, на скорую руку заварив кофе, вернулась к себе.

Кофе вышел на редкость горьким. Надо было класть сахар не наугад. И разбавлять надо было. Но какая разница, если язык уже обожжён? И правда, что уж теперь. Прихлебывая свой напиток, она припоминала, состоявшийся накануне, диалог с Альей. Каждое десятое слово на устах её подруги было - Адриан. Он то, он сё. Не скоро ещё имя парня перестанет так часто всплывать в их разговорах. Но Алью нельзя ни в чём обвинить. Эта гипертрофированная любовь, такая долгая гиперфиксация, её саму стала отпускать лишь недавно. Не далее, чем полгода назад, Маринетт и помыслить не могла, что эта привязанность способна потухнуть. Она так сильно держала девушку в своих тисках, временами чуть ли не душила. Столько приятных, греющих душу эмоций, приносила за собой эта влюблённость. Каждый раз при виде Адриана ее сердце так трепетало, словно птица, пытающаяся пробиться через грудную клетку. Оно заходилось в невообразимом ритме, а дышать становилось так тяжело! Разговоры с ним, его взгляд, направленный на неё, его улыбка, жесты, мягкий и звонкий голос… Всё это было такой чарующей негой. Маринетт утопала в ней. Она хотела как можно больше Адриана Агреста в своей жизни, она так хотела его, желала созерцать постоянно непрерывно, и чтобы он глядел на неё точно так же. Но, очевидно, желания эти были односторонними. Каждый раз, видя как на парня вешается Хлоя, Мари просто взрывалась от негодования. Ей было так больно видеть, как эта нахалка отбирает ЕЁ место, и Адриан этому совсем не препятствует. На глаза наворачивались слёзы, плечи уныло опускались, а в горле застревало всё, что ей так хотелось сказать. Она намекала, как могла, так старалась, но из раза в раз натыкалась на выстроенную стену будто бы нарочного непонимания, своеобразного отвержения. Немного погодя у него появилась Кагами и видеть это стало совсем невыносимо. Тогда-то, чувства Маринетт и разбились окончательно. Это не было приятным облегчением, скорее больше походило на болезненный процесс экзорцизма. Но со временем этот дьявол покинет её окончательно. Раз закончились слёзы в подушку, угасло возмущение, и прошла эйфория, значит, и эта треклятая любовь когда-нибудь закончится. А пока неприятный осадок всё ещё мутит воды в душе девушки.

Но что о прошлом, зачем лишний раз бередить раны. Кофе допит, обиды стёрты. Да и тем более, жизнь продолжается. Алья также заверила, что обязательно вытащит Мари из её каморки и к тому же достанет пива. Звучит обнадеживающе. День обещает быть вполне интересным.

Её внимание привлекло тиканье часов. 08:15…08:16…08:17. Господи! Девушка так бы и продолжила пялиться на циферблат. Она опаздывает, снова опаздывает! Все нужные книги и тетради были взграмождены на столе. Сразу целой стопкой они оказались такими тяжёлыми, чёрт бы их побрал. И вещей нет на стуле! Где же? В стирке, Маринетт, в стирке. Ей определённо стоит быть аккуратней. Но на стуле висят ещё какие-то брюки, из шкафа вываливается белая футболка, а под кроватью стоит старенькая пара кожаных ботинок. Влезая в эти вещи, она делает вывод, что лифчики в нашем обществе сильно переоценены и явно не стоят настолько драгоценного, особенно сейчас, времени. Она хватает портфель и, сбегая вниз по лестнице чуть ли не наворачиваясь из-за тянущей боли в ноге, которая решила о себе напомнить. Уже на рабочей кухне, она берёт пару бриошей, почти обжигаясь о поднос:

- Аккуратнее, только из печи! - оповещает её отец.

- Такие ароматные и мягкие, - подмечает Маринетт, надкусывая одну из булочек.

- Я побежала. Хорошего дня!

- И тебе, милая, - говорит ей уже вслед мистер Дюпен и возвращается к своим делам.

А девушка хватает своё кашемировое пальто и вылетает из родительской пекарни.

***

Дождь продолжает заливать тротуары. Она забыла свой зонт и так поздно спохватилась! Возвращаться за ним уже некогда. Её растрёпанные волосы бессовестно мокнут, а чёлка, огибая причудливый узор, собирается в кудри. Маринетт честно пытается обходить серые лужи, но их так много, что, несмотря на все старания, вода то и дело хлюпает под ногами и забрызгивает её брюки. Такими темпами ее бедная обувка развалится прямо на ходу. Она спешит, очень спешит и сливается с толпой таких же спешащих людей. Ускоряется шаг. А воздух такой тяжёлый влажный, трудно дышать. Кислород словно застревает в лёгких, оседает в них. Холод своими костлявыми руками пробирается под, казалось бы, длинные полы пальто. Маринетт кутается сильнее. Шаг и ещё шаг. Осталось совсем немного. Вот и широкое школьное крыльцо. Всего несколько ступеней, может быть, она даже не опоздает.

Хотя, ей нужно перестать думать, что она может сделать больше, чем есть на самом деле. Ведь это ненормально. В конце концов она разочаруется. Отчаятся и перестанет ждать вообще чего-либо от себя. Девушка потянула руку к большой лакированный ручке дверей школы и именно в тот момент прозвенел оглушающий звонок, оповещающий о начале учебного дня.

***

Шум и гам отскакивал от стен коридоров и эхом возвращался обратно. Постепенно здание школы охватывала звонкая тишина. Стихали разговоры, топот чьих-то каблуков сходил на нет. Последние опоздавшие спешно переодевались. Уже стоя в школьной раздевалке Маринетт наскоро обтёрла свои сплошь промокшие ботинки, будто бы это могло им как-то помочь, и скинула пальто, повесив его в свой шкафчик. Тихо ступая к нужному кабинету, девушка чувствовала, что продрогла. Наверное, надо было накинуть свитер, ну или хотя бы шарф. Так ведь и заболеть не долго, а этого она уж очень не любит. В таком случае, в чьи же руки тогда перейдёт та огромная ответственность, что лежит на ее плечах? Кто ещё сможет, кто справится, если не она?