— Что, Пуфик? Да, этот песик грозно рычит, но нам нечего его бояться. Он нас не укусит. Ты же знаешь, дорогой: чем страшнее собаки рычат, тем они трусливее. — И она, так как виконт по-прежнему загораживал ей дорогу, изо всех сил наступила ему на ногу, так что он подскочил и издал явственный стон.

— Да, Пуфик, — засмеявшись, Гвен звонко чмокнула болонку в черный нос. — Не ты один хочешь поднять лапку под каким-нибудь кустиком. Вот и ищейка лорда Корби, похоже, мечтает о том же. Но пойдем скорее, милый, а то что-то здесь псиной пахнет.

И баронесса величаво направилась к дверям на террасу, уверенная, что виконт провожает ее взглядом, полным бешенства.

Она спустила Пум-Пуфа на землю, и собачка радостно устремилась к заветным кустам. Однако вскоре баронесса обнаружила, что настырный Лайс по-прежнему следует за нею, причем в двух шагах позади. Что ж, он сам напросился! И на прекрасных губах Гвендолин змеей выползла мстительная улыбка.

Навстречу как раз шли три старые девы — дальние родственницы Рокуэлла, известные сплетницы. Гвен резко остановилась, так что Лайс чуть не налетел на нее, и ловко подхватила его под руку. Он оцепенел от этой наглости, мускулы под сюртуком налились и стали железными. Неужели он осмелится сейчас оттолкнуть ее? Но нет. Это будет тема для разговоров во всех салонах Лондона не на один день, и он это прекрасно понимает.

Гвен почувствовала, как он перевел дыхание и едва заметно расслабился, и прижалась к его боку теснее, крепче сжав локоть.

— Идемте же, виконт, — нарочно громким голосом, с бархатистыми, завлекающими интонациями, сказала она, улыбаясь ему самой обворожительной улыбкой. — Вы помните то место, — где мы недавно так мило с вами отдохнули? Фонтан, беседка… Было чудесно, не правда ли?

На бледных щеках Лайса проступили два розовых пятна. Гвен явственно услышала, как он скрежещет зубами, и громко рассмеялась. Старые девы прошли мимо молча, обменявшись с нею и Лайсом учтивыми поклонами. Но, едва отойдя шагов на десять, сплетницы начали бурно обсуждать увиденное. До баронессы донеслось: «Мандервиль и Финчли! Что бы это значило?..»

Лайс хотел было выдернуть свою руку, но по пути им встретились две гуляющие пары, с которыми им также пришлось раскланяться.

— Что вы себе позволяете? Как вы осмелились?!! — сквозь зубы процедил Генри.

— Не дуйтесь, дорогой, — насмешливо протянула баронесса. — Я всего лишь пытаюсь облегчить вам задачу. Ведь, когда вы, виконт, ходите за мной, это может выглядеть подозрительно.

— Какая забота!

— Цените, дорогой. Цените!

Генри зло дернулся от этого ее «дорогой», и замолчал.

Гвен наслаждалась его мучениями, заставляя его гулять по парку под руку с ней. Она забавлялась, видя удивленные лица людей и чувствуя, как Лайс напрягается каждый раз, как здоровается с новым встречным.

— А теперь мне хотелось бы посетить библиотеку, — объявила она.

— Что вам там делать? — презрительно кинул виконт. — Уверен, вы открывали в последний раз книгу еще до своего замужества.

— Увидите, — загадочно улыбнулась Гвен, упиваясь создавшейся ситуацией.

Естественно, Лайс не станет отталкивать ее и привлекать к себе ненужное внимание. Расчет был верен: ему пришлось покорно сопровождать ее до дверей библиотеки, куда он неохотно шагнул вслед за баронессой.

***

Гвен опустила на пол и погладила недовольно косящегося на Генри Пум-Пуфа и принялась неспешно бродить мимо полок с книгами, рассматривая корешки. В библиотеке, весьма кстати, они были одни. На это она и рассчитывала.

— Виконт, — мурлыкнула она. — Ваши мучения тут же прекратятся, стоит лишь вам оставить меня в покое.

— Не надейтесь. Ваши штучки вам не помогут, — отрезал Лайс.

— Это обещает быть забавным. А скажите, дорогой, спать мы сегодня отправимся тоже в одну постель или же вы вновь поставите у моих дверей того молоденького конвоира?

Говоря это, Гвен подошла к низенькой оттоманке и поставила на нее ногу. Так, будто это было самое обыденное дело, она подняла юбки и старательно стала поправлять шелковый чулок. Гвен исподтишка взглянула на Лайса: он смотрел на ее ноги, словно оголодавший волк на ягненка.

— Нравятся? Помните, как вы их целовали? — усмехнулась баронесса.

Лайс очнулся от созерцания ее прелестей и отшатнулся от нее.

— Шлюха! — выдохнул он.

— Но это тебе и нравится, не так ли? Я теперь знаю твой вкус, виконт Мандервиль. Тебя заводят шлюхи — и чем они грязнее, тем больше тебе хочется. Но я заговорилась. — Она одернула юбки. — Пум-Пуф, где ты, золотце мое? Пойдем, дорогой. — Она подхватила подбежавшего песика на руки. — Прощайте, милорд. Разнюхивайте дальше, сколько вам угодно. След, Лайс! Ищи!

И она, посмеиваясь, покинула библиотеку, оставив его, задыхающегося, возбужденного, до крови кусающего губы, ибо — увы! — он по-прежнему желал ее… И даже больше, чем раньше.

***

Немного придя в себя, Лайс решил, что пора навестить лорда Корби. Он оглянулся, ища свои перчатки, которые до этого положил на диван. На месте была всего одна перчатка, вторая исчезла.

Пропажа нашлась довольно быстро, под диваном. Дорогая перчатка из кожи тонкой выделки была безнадежно испорчена. На ней явно выделялись следы собачьих зубов, а в нескольких местах красовались дырки.

Генри от ярости скрипнул зубами. Если ему встретится эта маленькая гадящая тварь, он, не раздумывая, свернет ей шею. До чего же мстительная псина! Сразу чувствуется, что его воспитанием занималась баронесса!

53.

Ночь, проведенная в саду с Джеймсом, была незабываема. Ева таяла от его взглядов, слов, нежных прикосновений его рук и губ… Впрочем, говорили они немного, — девушку поражало, как хорошо просто быть рядом с ним, сидеть в его объятиях, и незачем придумывать глупые темы для разговоров, или притворяться заинтересованной, скучая про себя, или делать умное лицо, ничего не понимая в каком-нибудь споре…

С Джеймсом не надо было никого изображать, казаться иной, — он принимал ее такой, какой она была, и это было невыразимо легко и радостно.

Да, это было легко и радостно, — но, когда забрезжило утро, когда она рассталась с Джеймсом и вернулась к себе, когда сбросила промокшие от росы комнатные туфельки, — она не догадалась переобуться, спеша к любимому, — и, со счастливо бьющимся сердцем прилегла на постель, — тогда воспоминание о муже залило всю ее радость ведром ледяной воды.

Завтра! Завтра день, назначенный проклятым Джеком Громом!..

По спине Евы пробежала дрожь, когда девушка представила, что ей придется одной идти на рассвете на поляну к старому дубу. Когда-то, в детстве, в этом месте нравилось ей, там было так приятно играть в солнечные дни; но сейчас эта поляна внушала нестерпимый ужас.

Она вдруг подумала, что, возможно, Джек Гром будет поджидать ее в лесу, что он со своими дружками нападет на нее и вновь похитит, — и содрогнулась от ужаса.

Может случиться и такое. Это чудовище способно на все. И — главное — оно имеет на Еву все права! Этот негодяй — ее муж. И, если он захочет увести ее с собою, захочет сделать с ней, что ему вздумается, — ей придется уступить ему. Но нет, нет, лучше она умрет!..

Ева так и не сомкнула глаз, но утром мисс Берри застала ее отнюдь не разбитой или унылой. Не сказать, чтобы барышня была в превосходном настроении, но выглядела бодрой, собранной и уверенной, как человек, принявший важное решение.

Дафна была очень довольна и немедленно отправилась к леди Корби с сообщением, что Ева весела и спокойна.

— Наконец-то девочка взялась за ум, — томно протянула нежившаяся в постели мать Евы, — а то мне уже начинало казаться, что я плохая и деспотичная мать. Но разве это так? Как это дети не понимают, что их родители хотят им только добра, что они мудрее и лучше знают жизнь? Герцог еще просто молод, и, как все юноши, хочет развлечений. Но, когда у них с Евой появится наследник, его светлость сразу остепенится. Не правда ли, Дафна?