Но та не взяла, опасливо покосившись на подругу и мотнув головой.
- Тогда ты, - Максим перевел взгляд на Марину.
Она удивленно воззрилась на него:
- Да тебе что, деньги девать некуда?
- А чего их девать, когда их и так нет? А на эти - что купишь? Две пачки сигарет?
- Не, ну ты чудной, - неловко улыбнулась Марина. - Спрячь, пригодятся. Мы же пошутили.
- Поздно, девчата, - решительным тоном возразил Максим, - обратного хода нет. Не берете на вино, тогда купите мороженое.
Но они молчали, раскрыв рты и удивленно глядя на него. Вот так прохожий, бывают же такие... И рука не поднимается взять.
- Ах, так! - воскликнул Максим, насупив брови. - Ну, тогда я поступлю с вами, как Парис с богинями Олимпа: я дарю эти десять рублей прекраснейшей из вас!
С этими словами он положил пятерки на асфальт, прямо к ногам двух остолбеневших служительниц Бахуса. Обе тотчас нагнулись и протянули руки... Потом в том же полусогнутом положении внезапно замерли, подняли головы и округлившимися глазами уставились на Максима.
Расхохотавшись, он помахал им рукой и ушел прочь...
Когда Марина опомнилась, денег на асфальте уже не было. Рядом стояла Люська и торопливо подсчитывала наличность. Марина поднялась.
- Как он сказал?..
Подруга оторвалась от созерцания купюр:
- Чего?
- Кто это - Парис, и что это за Олимп? Что он хотел этим сказать?
- Да не все ли равно, - махнула рукой Люська, - главное - денежки наши. Слушай, а ты давно его знаешь?
- Вижу в третий раз.
- И что, не можешь закадрить? Клевый парень. Я бы не упустила.
- Закадрить? - Марина усмехнулась. - Это с моей-то опухшей рожей?
- А что, рожа как рожа. Да еще и поднафуфырилась малёк... - Сощурилась: - Уж не для него ли?
Марина отвернулась, долго смотрела вдаль, туда, куда ушел таинственный незнакомец. Совсем близко проехала "Волга", чуть не задев ее; она даже не шелохнулась. Люська в ожидании ответа закурила. Наконец услышала, да такой, что вытаращила глаза:
- Знаешь, Люська, кажется, я начала понимать, что родилась женщиной... Да пошли, чего рот-то раззявила!
А Максим был в восторге от своей шутки. Что там пятерки, были бы десятки - их бы положил. И думалось ему: интересно, поняли ли они? Впрочем, почему "они"? Она! А почему "она"? Вот черт, и привязалась же эта бомжиха, из головы не выходит. Так вроде ничего особенного, хотя сегодня показалась уже привлекательнее с подкрашенными губами, в топе и других, не чета тем, джинсах. Откуда она взялась? На приезжую не похожа, скорее, местная. Но этого типа, что был с нею вчера, он временами видел, а вот ее...
И не хотелось Максиму о ней думать, не бог весть какая особа, но, словно неотвязчивая мысль или липучая мелодия на языке, она преследовала его целый день. Он ловил себя на том, что представляет ее то с русыми волосами, то шатенкой, то в одном, то в другом наряде: в джинсах, в платье, в куртке или пальто... А вот интересно, какие у нее ноги? А грудь? А... - он улыбнулся, вспомнив избитое выражение шоферов - "задний мост".
Словом, пищи для размышлений хватало, и когда в конце дня Максим собирался домой, то почему-то, как нечто уже оговоренное, вновь представлял себе их встречу. Почему? Зачем? Этого он и сам не знал, просто было интересно. И еще импонировало, что от нее не воняло, как от всех бомжей. Значит, моется, следит за собой. Впрочем, может, это только сегодня, а раньше...
Он уже начал переодеваться, рисуя в своем воображении встречу, которая, как ему казалось, не могла не произойти, как вдруг директор попросил на часок задержаться. Вот незадача, а вдруг она сориентируется по времени, ведь он всегда - или почти всегда - проходит мимо "теремка" в 17.25!
Но, поразмыслив, махнул рукой. Будь что будет. Нет так нет, подумаешь... Тоже - вбил себе в голову. Значит, не судьба.
И Максим ушел с работы на час позже.
К "теремку" он подходил, немного волнуясь. Знал почему, и поэтому глядел еще издали, гадая, там она или нет, одна или с лопоухим? Быть может, с подругой?
Надежды - если их можно так назвать - лопнули мыльными пузырями, едва он поравнялся с магазином и обогнул его. Не было никого - ни ее, ни друзей-собутыльников -ни у клумбы, ни за "теремком".
Кольнула легкая досада. К ней добавилось еще что-то, попутное, и с ним улетучилось настроение. Как это ни казалось нелепым, но он понял, что чувство это - ревность. Но к кому? К ее дружку, к кому же еще! А может быть, их даже двое...
Максим помрачнел, сжал зубы. А он так мечтал об этой встрече, хотел увидеть ее, поговорить. А она... Он ей, кажется, безразличен. Да и что он вбил себе в голову, почему, собственно, она должна дожидаться его? Разве они договаривались? Нет. Любезничали, закладывая фундамент теплых дружеских отношений? Тоже нет. Тогда, быть может, обменялись утром многообещающими взглядами, не понять которые невозможно? Опять нет. Так отчего тогда он погрустнел, почему сердце защемило при мысли о том, что в то время как он пришел, в общем-то, на встречу с ней, она преспокойно распивает водку в одном из подвалов близстоящих домов? Или на чердаке, или в квартире? Водку... Со всеми вытекающими отсюда...
Он на миг представил себе все это и решительно тряхнул головой. Нет, прочь наваждение, долой мираж, надо перестать думать об этом! По сути, она не давала ему никакого повода и была для него никем, так что незачем ревновать и рисовать в воображении сцены одна нелепее другой, нужно просто постараться забыть об этом, вот и все.
