- Спрашиваешь, Макс, буду как штык!

   - Все, жду. Попьем пивка с рыбкой, у меня тут подлещик.

   - Годится; то, что надо. Ну, пока.

   Народу в пивной было немного: четыре или пять человек стояло вдоль стен, перед ними кружки с шапкой пены, рядом - рыбка, бутерброд, кому как нравилось. Остальные предпочитали свежий воздух. Таких было десятка полтора, все они облепили металлический штакетник по обе стороны асфальтовой дорожки, ведущей от пивной к проезжей части. Такая же ограда под прямыми углами расходилась влево и вправо от дорожки. Высотой она была около полуметра, и любители золотистого напитка садились прямо на нее, развернув перед собой газеты с таранью и окружив их кружками с пивом. Продавщица не ругалась, кружки ей всегда возвращали, народ здесь был сознательный; к тому же все, как правило, местные, и она каждого знала в лицо. И ее все знали, здоровались, а она отвечала неизменными прибаутками в зависимости от степени одутловатости лица клиента.

   Максим вошел, потянул носом витавший в воздухе кисловатый запах и кивнул продавщице:

   - Привет, Нинуль!

   - А, Максим! - с улыбкой протянула она. - Что-то ты сегодня поздновато, давно тебя жду. Твои кореша уж все подзаправились, вон сидят на парапете, как воробьи на жердочке, тебя, наверное, ждут.

   - А-а, - махнул рукой Максим, - пусть ждут. У меня сегодня свидание, Нинон.

   - Ну-у! С бабой, что ль?

   - Да нет, дружок приезжает, давно не виделись. Вместе учились.

   - А, понятно, ну тогда вы с ним там, на травке...

   Максим кивнул:

   - Свежее пиво-то, Нин?

   - Свежее не бывает. Сколько тебе? Бери две, потом подойдешь, долью. Кружек маловато. Эй, архаровцы, - крикнула она сквозь раскрытые двери "воробьям на жердочке", - а ну, неси кружки живо! Пиво наливать не во что! У, балбесы, разложились...

   "Балбесы", похихикивая и звеня пустыми кружками, потянулись к окошку.

   - Заболтались, Нинок, ты уж извини...

   - Ладно. Еще-то брать будете?

   - Попозднее...

   Максим вышел с двумя кружками в одной руке и пластмассовой двухлитровой бутылкой в другой. Его тут же стали приглашать со всех сторон, но он только помотал головой:

   - Да я не один, мужики.

   - Беленькой, Макс, иди, плеснем...

   - Потом. Приятеля жду, потолковать надо.

   - Ну, подходи, если что. И дружка зови.

   - Ладно.

   Он присел на штакетник вдали от всех, поставил на траву кружки, разложил пакет с сушеной рыбой и только сделал глоток пива, как увидел Андрея. Тот шел от остановки, улыбался.

   Они поздоровались, обнялись, Андрей сел рядом. Минут пять - общие фразы, дежурные вопросы: как здоровье, самочувствие, как доехал? После первой выпитой кружки Максим достал из внутреннего кармана пиджака "четвертинку":

   - По маленькой, Андрюха...

   Андрей сразу запротестовал:

   - Нельзя, мне еще трудиться.

   - Ты что, обалдел? За встречу ведь! Сколько не виделись... Кстати, что за труд такой? Работаешь, что ли, сегодня?

   - Да нет, - улыбнулся Андрей, - повесть пишу. А в этом деле, сам знаешь, голова должна быть свежей. Чуть попал алкоголь на извилины - и полез в дурь, начал молоть ересь. Помнишь, как читали Эдгара По? Сам же говорил, вся его муть - с бодуна.

   - Да все понятно, знаю, что такое творчество. Только одним днем, по-моему, пожертвовать не грех. Уж какая срочность... Заказ, что ли, выполняешь?

   - Да какой там заказ... так, для себя. Накатила волна, сюжетец подвернулся...

   - Ну, вот и давай за нее, за фабулу твою, чтобы не рассыпалась по дороге к своему читателю.

   Они выпили, закусили лещом, налили еще по кружке пива. Максим достал пачку "LD", раскрыл, протянул другу. Закурили.

   - Значит, пишешь?

   Андрей пустил дым через нос, кивнул.

   - Молодец. Не зря, значит, государство учило... Ну, а результат? Где печатался, в каких журналах, издательствах? Может, книга вышла, а я и не знаю? Поведай о своих достижениях.

   Андрей вздохнул, махнул рукой, потянулся к кружке:

   - Какие там достижения... Всё в стол. Он - единственный мой читатель.

   Максим присвистнул:

   - Чего так? Ты же талант, Андрюха, я-то знаю! В школе еще страдал графоманией, целые главы из Дюма писал, как сочинения! Язык у тебя, композиция - все в блеске! Что не получается, что случилось? Почему не взлетишь на вершину Парнаса? Или, глядя на меня, думаешь: высоко забрался, зато и больнее упал?

   - Да разве ты упал, Макс? Ведь тебя читают! Твои старые книги нарасхват, а новых ждут, ищут, но их почему-то нет. Ты же был в ореоле славы, тебя издавали, переиздавали! Куда только не приглашали, где ты только не был! О тебе говорила вся Москва, писали статьи, вещали по "Культуре"... Куда ты сейчас-то подевался? Почему пропал? Говорили, будто ты завязал с этим. Неужели правда?!