- Ничуть не бывало! Она окажется умнее тебя. А когда она станет привыкать, я расскажу ей про императорское семейство Габсбургов, про пороховой заговор папистов против Карла Стюарта, и про то, как Иннокентий Третий дал благословение французским рыцарям на крестовый поход против альбигойцев!.. Ну вот, им смешно. А мне нет, черт возьми! Должен же я кому-нибудь рассказать, сколько можно носить это в себе! Клянусь рясой Кальвина!

   -------

  Когда Марина пришла в третий раз, обрадованные родители не знали, куда ее усадить, чем потчевать, что сказать. Она все еще робела, хотя уже называла каждого по имени-отчеству, и вся зарделась, когда Максим неожиданно, среди воцарившегося за столом молчания, сказал:

  - Мы тут подумали и решили, что Маринка не пойдет сегодня домой ночевать. Ее отец пьян в дым, и она собрала кое-что из своих вещей...

  - Ну и хорошо, дочка, и нечего ходить, - махнула рукой Мария Павловна. - Переночуешь у нас... а то и поживи.

  - Глядишь - и нам веселее будет, - прогудел Степан Иванович, - да и за Максимом с женской стороны догляд... а то совсем от рук отбился.

  - И еще я хотел сказать... - словно вдруг вспомнил Максим, - то есть, мы хотели сказать... - он посмотрел на Маринку, она на него, - что мы решили пожениться. На днях идем в ЗАГС подавать заявление.

   Мария Павловна всхлипнула, опустила голову, поднесла платок к глазам. Все взгляды устремились на нее. Чувствуя это, она с умилением посмотрела на нареченных, не знавших, куда себя деть от смущения. Тишину нарушил (будто лед треснул на реке, аж сердца вздрогнули) Степан Иванович с завершающей улыбкой:

  - А что? И правильно! Молодцы! Совет да любовь!

  И Марина, по настоятельной просьбе всех троих, стала жить у них, не дожидаясь дня свадьбы.

   ---------

  И вот в один из таких дней, утром, Марина проснулась, потянулась к Максиму, нежно поцеловала его и вдруг услышала:

  - Знаешь, я чувствую в себе необыкновенный прилив сил!

  - Я тоже, - прошептала она, прижимаясь к нему.

  - Я не об этом, - рассмеялся он. - Творческих сил, понимаешь? Я хочу писать! Мне с тобой так хорошо, ты у меня такая славная, что тянет вскочить с постели, взять перо и сочинить оду в твою честь! Или написать роман и посвятить его тебе. Ты зарядила меня бешеной энергией! Хочется сидеть за столом, видеть твою чарующую улыбку, слышать ласковый голос, вдыхать дивный аромат твоих волос и писать, писать, писать, черт меня возьми!

  С этими словами он выпрыгнул из-под одеяла, раздвинул шторы, раскрыл окно и, усаживаясь за стол, ликующе сообщил:

  - Я начинаю писать роман! Знаешь, замысел зрел давно, но все не хватало каких-то деталей, не поддавалась фабула, не выстраивалась логическая цепочка персонажей... И с четверть часа тому, когда ты потянулась ко мне во сне, меня вдруг осенило! Нет, честное слово, я настолько был очарован тобой, спящей, и столь дивно при этом твои волосы разметались по подушке, что это дало мне мощный импульс, чудовищной силы электрический заряд! Словно вспышка молнии озарила все вокруг! Словно взрыв во мне произошел, Маринка!

  Смеясь, она продекламировала с подушки:

   "Сейчас взорвусь, как триста тонн тротила,

   Во мне заряд не творческого зла..."

  Он подбежал к ней, поцеловал и закончил куплет:

   " Меня тут муза недавно посетила,

   Посетила, так немного посидела... и не ушла".

  Потом добавил, покачав головой:

  - Ах, эти женщины!..

  И снова побежал к столу, стал вытаскивать бумагу, искать ручку.

  - Вот ненормальный! Хоть бы умылся, - пожурила она его, склонив голову набок и с улыбкой наблюдая за ним. - А впрочем, если бы ты был нормальный, разве я за тебя пошла бы?

  Он рассмеялся, снова бросился к ней, вновь расцеловал.

  - Я люблю тебя!

  - И я тебя, писатель мой!

  Он снова устремился к столу и склонился над листом бумаги.

  - Сейчас сделаю наброски, а то забуду. Умные мысли, понимаешь, приходят в голову или перед сном, или по утрам. А поймал - запиши, иначе улетят и больше не поймаешь.

  Марина вздохнула:

  - Все писатели, наверное, такие... сдвинутые. Дай им в руки перо и ворох бумаги, а потом крикни, что началось землетрясение - они и ухом не поведут.

  - И правильно сделают.

  - Увы, ты в той же команде. О чем, кстати, хочешь писать?

  - О любви, Маринка... о любви, - не поднимая глаз, ответил он.

  Она откинула одеяло, подошла к нему, склонилась, обвила руками:

  - И долго ты собираешься так?

  - Всю жизнь, пока моя муза будет со мной.

  - А если она исчезнет?

  - Не станет и меня.

  - Значит, это я во всем виновата?

  - Ты, и никто другой.

  - Что ж, - печально вздохнула она, прижимаясь щекой к щеке, - значит, придется мне не покидать тебя. Чтобы ты был.