Максим пристально посмотрел на нее. Увидев растерянное выражение ее лица, опущенный взгляд и поджатые губы, он догадался, о чем она подумала (каждый писатель в душе психолог, ибо заглядывает в человеческие души). И он пришел ей на помощь.

   - Я догадываюсь, что тебя омрачило, Маринка, и принял решение. Для начала скажи, когда ты в последний раз была у гинеколога?

   У нее упало сердце. Он обо всем догадался!.. А она сама не знает, чистая или нет. В последний раз была в смотровом кабинете месяца два... может, три назад. Если не больше. А потом? В последнее время - экскурсии по чердакам, подвалам; собутыльники, которые частенько почесываются, многоразовые стаканы, липшие к чьим-то слюнявым губам, закуска, обмусоленная грязными пальцами и... видавший виды матрас! Впрочем, она могла бы дерзко ответить, отшутиться, но поняла: нельзя, не тот случай. Значит, надо правду...

   Максим ждал.

   А ей было стыдно, и теперь она обо всем пожалела. Зачем она ждала его? Наряжалась, красилась, душилась? Зачем, зачем, зачем? Трудно было заглянуть вперед, предугадав, чем закончится встреча?.. Но было уже поздно. И она упавшим голосом пробормотала:

   - Давно уже... Но я схожу, обязательно...

   Максим выпрямился, бросил руки на колени:

   - Сделаем так. Поскольку я вознамерился сделать из тебя человека, поставил перед собой такую задачу, то вот план твоих дальнейших действий: завтра утром немедленно в поликлинику!

   - Мне же убираться завтра...

   - Уберутся другие. Скажешь, что заболела, договоришься с товарками. Поняла?

   - Да...

   - Сразу же в смотровой! И чтобы никаких отговорок. Дальше - инфекционист, проверка на вшивость и прочее. Вот так, коротко и понятно, если хочешь быть со мной. Все ясно?

   - Я сделаю, Максим, - смущенно улыбнулась она, - обязательно сделаю...

   - И не вздумай меня обманывать. Сдашь кровь на РВ и объявишь мне результаты через неделю. Вечерами, если хочешь, мы будем встречаться, но запомни, о близком контакте и даже о поцелуе в это время не может быть и речи! Ну, а потом, когда вылечишься...

   - Что будет потом, Максим? - с тревогой спросила она.

   - Увидишь. Знай одно: я буду ждать результатов твоих обследований и не успокоюсь до тех пор, пока ты не предстанешь передо мной как Афродита из пены, как Царевна Лебедь из сказки - чистая телом и душой. Лягушечью кожу - в печь!

   - Значит, - робко пролепетала она, - ты хочешь взять меня под свое покровительство?

   - Бери выше.

   - Хочешь сделать меня своей любовницей?

   - Еще выше!

   - Дальше уже некуда...

   - Зри в корень, как сказал Прутков. Я хочу сделать тебя своей женой.

   Она вся замерла и даже съежилась, будто ее окатили ледяной водой. И, боясь пошевелиться, ждала. Может быть, он скажет что-то еще? Она хотела полнее насладиться этой минутой счастья, которую, словно хрустальный сосуд, боялась разбить неосторожным словом или движением.

   Но он не сказал больше ничего. Спокойно закурил, закинул нога на ногу и уставился на тротуар, по которому бегали дворовые собаки. А она все ждала, обуреваемая противоречивыми чувствами, не зная, то ли рассмеяться, то ли расплакаться, и смотрела на него, со страхом думая, не шутит ли он с нею.

   Потом тихо произнесла:

   - Зачем ты так, ведь ты ранишь мне сердце. Разве можно с ним играть?.. Мы только познакомились и еще совсем не знаем друг друга...

   - Вот и узнаем, когда ты станешь жить у меня, с моими родителями, кстати, очень милыми и умными людьми. Они живо возьмутся за твое воспитание, и через год-другой тебя можно будет выводить в свет.

   - Максим... - снова робко запротестовала она, все еще не веря ему, - так нельзя, ведь надо любить...

   - Надо, - согласился он. - А разве мы с тобой уже не любим друг друга?

   Она раскрыла рот. Нет, такое можно увидеть только в кино. Или вычитать в романах, которые она не видела, но обязательно прочтет. В самом деле, разве такое бывает? Но ведь вот же - бывает! Если, конечно, он не шутит. Но не похоже, кажется, серьезно... Бог мой, сколько на нее сегодня свалилось всего, и все это надо переварить, передумать... Ведь столь неожиданно! Будто куст сирени перед нею внезапно расцвел, будто ураган налетел только что и стремительно умчался, прихватив с собой парочку понравившихся ему домов... Она взялась руками за голову, словно ее охватил приступ мигрени:

   - Боже мой...

   - Ничего, это пройдет, - улыбнулся Максим. - Главное - выполняй мои рекомендации, и все будет хорошо. Да, запомни еще: если я снова увижу тебя с твоими дружками - обо мне забудь.

   - Слушай, Максим, они такие дурные, особенно один; могут устроить разборку. Будь осторожен.

   - С этим мы как-нибудь разберемся, - положил он ладонь ей на ногу. - За женщину надо бороться, а пока знай: что-то решив, я от своего не отступлюсь, если ты, конечно, не будешь столь глупа, что опять сорвешься. Вот так! На этом всё, - он посмотрел на часы. - Знаешь, сколько мы с тобой просидели? Целых три часа! Сумерки уже. Вставай, пойдем, я тебя провожу.

   На другой день Максим не увидел Марину во дворе, хотя ему повстречались ее бывшие подельники - Люська, лопоухий и еще какой-то субъект с отталкивающей внешностью, большеносый и давно не стриженный, со взглядом исподлобья. Но располагались они по разным точкам: Люська сидела на парапете у тротуара, лопоухий прогуливался от подъезда к подъезду, а большеносый "пас" жертву слева от "теремка".