Колокольня Белфорт с прикольным драконом (я пятнадцать минут прыгал по бордюрам, пытаясь его сфотографировать) и кофе (явно из кофемашины) с каким-то вкусным местным обедом (это обозвали «ватерзой», и я даже не буду пытаться это выговорить).
И мы реально случайно попали на Gent Jazz.
Мы бы даже не узнали, если бы не нарвались на толпу, орущую, что какой-то исполнитель раздает автографы.
Конечно, в честь этого нам пришлось принять пива (не люблю его, но кого это волнует в Бельгии и в Германии) и на несколько часов выпасть из жизни, потому что я так давно не был на концертах.
Я даже не помню, на чьем концерте я был в последний раз.
Я впервые за долгое время сплю больше четырех часов.
Меня будит укусившая меня за руку Темза, требующая еды.
Или может она испугалась, что со мной что-то не то из-за нормального сна.
До Брюсселя отсюда ехать каких-то жалких пятьдесят километров, минут сорок по прямой, но мы зависаем на заправке где-то на середине пути, потому что работа сама себя не сделает, а фриланс – это все-таки не радужные коктейли на шезлонге на Гавайях и «жалких два часа тыканья по кнопочкам раз в недельку».
От меня требуют какие-то непонятные правки, на которые я бездумно пялюсь уже десять минут, шепотом подпевая OneDirection по радио (откуда я вообще знаю слова).
Нихуя не понятно.
Между нашими ноутами коробка еще горячей пиццы (да, с ананасами, пусть тетка на кассе подавиться) и большая бутылка колы из холодильника, которой мы разбавляем отвратительный эспрессо из кофемашины (потому что кофеин с кофеином – это идеальное сочетание), солнце еще даже не встало, а я до сих пор гипнотизирую взглядом забавную неоновую вывеску на стене, фокусируясь только на треках по радио.
В какой-то момент он закатывает глаза, молча поворачивает ко мне свой ноут, бросив «разберешься», забирает последний холодный кусок пиццы (может еще взять…) и мой лаптоп себе, начиная что-то набирать.
Я кошусь на какой-то код на экране.
После непонятных правок он кажется каким-то чересчур легким.
До Брюсселя мы добираемся только к вечеру.
Потому что еще одна коробка пиццы, попытки намочить волосы в раковине на заправке (про душ в машине я успешно забываю), поцелуи с привкусом жвачки после сигарет, перебивающей жуткий запах бензина, и все-таки с горем пополам внесенные кое-как правки.
Я двадцать минут мониторю сайт с арендой, решая, снимать ли нам что-то или остаться в машине, но всплывшая недорогая тихая квартира решает все за нас.
Если задержимся (в чем я сомневаюсь) – и в машине спать можно, не в багажнике же.
Темза носится по квартире, пока я пытаюсь ее сфотографировать нормально, он разговаривает с Рей по телефону (нет, они не знакомы, но кого это когда-либо волновало), на столе какая-то непонятная еда в коробках из супермаркета и два рабочих ноута, на которые продолжают приходить какие-то уведомления.
Рей собирается завтра притащиться в Брюссель, потому что все еще не хочет «видеть этих идиотов, пусть занимаются друг другом», мне неужели утверждают правки, а я курю чужие сигареты, облокотившись на подоконник, потому что мои остались в машине, и никто из нас за ними не пойдет.
Была ли это меланхолия или нет?
Сначала я хочу не париться и впихнуться в обычные джинсы и футболку, но потом вижу в списке достопримечательностей Бельгийский центр комиксов и выдергиваю из чемодана рубашку с подборкой каких-то персонажей.
И нет, я не собираюсь ее гладить.
Я даже не уверен, что здесь в принципе где-то есть утюг.
Рей из тех людей, которые со всем своим состоянием, возможностью раздобыть буквально все что угодно и авторитетом, чувствующимся без слов, все равно поедет на поезде с двумя пересадками, потому что виды красивые, можно поработать, да и вообще кому нужны легкие пути.
Пока она ехала до Брюсселя, у нее было достаточно времени на то, чтобы взломать Пентагон (шутка, она взломала его уже давно), найти «заодно» какую-то крысу здесь, пробить «моего нового парня» (он не мой парень; конечно, дорогой) и тут же да прямо на вокзале сообщить мне, что одобряет выбор «не криминала».
Он делает вид, что ничего не услышал.
Мы не успеваем отойти от вокзала, как Рей заявляет, что не выживет без кофе, и, размахивая своей сумкой с (я уверен) ноутом и парой сотен купюр (хотя она не фанат налички, но про банковские счета я вообще молчу), в своем легком белом платье и темных очках (в последние две недели волосы у нее ярко-розовые и выглядит это вдвойне забавно) заваливается в ближайшую же кафешку, заявив мне, что у меня есть пять минут на перекур.
Рей терпеть не может запах сигарет, но уже давно перестала говорить что-либо Крису, Нику и Эрику (ладно, и мне), которые давно жить не могут без сигарет, потому что бесполезно, вы себя видели вообще, наркоманы.
Рейчел терпеть не может сигареты, пиво и слишком сладкий чай, может найти мохито в любой части света (даже если это блядский заснеженный Иркутск) и за двадцать минут раздобыла нам на троих билеты в театр (все же будет по-немецки; какая разница?)
Она притащила нас к зданию «Старой Англии», параллельно рассказывая историю, как мой брат напился на соседней улице (я делаю вид, что я его не знаю), потом также непоследовательно потащила на Рынок Сен-Жери (короче, смотри, вот здесь мы нашли труп; блять, я тебя не знаю, ок?) и раздобыла нам пропуск в какие-то закрытые помещения во дворце Лакен (я могу все, мелкие; нам по двадцать семь; говорю же мелкие).
Она сорок минут тупо валяется на нашем диване с Темзой на руках (предательница), разговаривая по телефону с Крисом (я делаю вид, что меня не существует), пока он задумчиво набирает софт, периодически переключаясь на китайскую лапшу в коробке, а я скептически перевожу взгляд с ноута на свой чемодан, потому что мне поставили агрессивный ультиматум «ты не пойдешь в театр, как подросток, а не идти ты не можешь».
Я бы мог с ней поспорить, но какой смысл…
Я свалил курить посреди второго акта, потому что, во-первых, нихуя непонятно (немецкий вообще не мой язык), а во-вторых, потому что вспомнил, как давно я был в театре в последний раз.
Мне показалось, прошла буквально вечность, потому что в последний раз это было еще…
В институте.
Когда-то в другой жизни.
С неудачными свиданиями, недосыпом, прикольными рубашками и футболками, запиханными на самое дно чемодана, работой, где попало, и электронными сигаретами, потому что я умудрялся полгода не палиться, что курю (Рей промыла мозги Крису, что он не в состоянии адекватно следить за «ребенком»).
Я удивленно смотрю на телефон, пытаясь разобрать пришедшее сообщение.
Босс (все еще не мой) 22:38
Много не кури
Босс (все еще не мой) 22:39
Нам тут тоже нихуя не понятно, может лучше по бокалу?
Не знаю, где она нашла ресторан, который работает в такое время, но я давно перестал спрашивать.
Скорее всего это вообще ее ресторан. Ну или она нашла тут труп.
Зато вино нормальное.
Рей отбирает у него половину коробки хершиз, потому что «он с клубникой и вафлями!», и заваливается что-то быстро набирать в своем ноуте вместе с нами, отобрав себе целую бутылку вина (потому что вы мелкие).
Я отказывался до последнего, но она все равно будит меня в восемь утра и тащит в кино на какой-то первый попавшийся фильм с английскими субтитрами.
Гребанный энерджайзер.
Но к счастью она не замечает, что я вырубаюсь у него на плече еще в самом начале фильма, потому что он же с ней этот странный фильм и обсуждает все то время, пока я мечтаю о четверном эспрессо и увольнении.
Нет, меня устраивает моя работа.
Но она все больше в последнее время заставляет меня думать, что я застрял на одном месте.
А я ненавижу долго оставаться на одном месте.
Рей впихивает в меня завтрак в какой-то кафешке (я очень скучал по этому взгляду), оттаскивает от фонтана (да, топиться нельзя, ты напугаешь детей) и все-таки находит здесь где-то Starbucks, поругавшись с баристой из-за того, что он сделал ей айс-латте, а не айс-раф (пока она не смотрит, я набираю ему длинное сообщение с просьбой потом напиться и раздобыть дешевой еды из какого-нибудь фудтрака).
