Физическое наслаждение было ей не совсем чуждо даже в этом браке, но ничего подобного никогда не было. Мир закружился и сомкнулся вокруг нее, логическая мысль затерялась в тумане возбуждения, и, прежде чем она успела осознать это, Кэлен услышала крики нужды и восторга, вырвавшиеся из-под ее контроля. Никогда еще она не была так близка к блаженству. Ее спина выгнулась.

— Ричард, — взмолилась она, затаив дыхание.

Все остановилось.

Ее фасад рухнул вокруг нее, когда рука Даркена сжала ее правое бедро, ровно настолько, чтобы причинить ей боль. Кровь Кэлен все еще пульсировала от желания, но все остальное в ней застыло, пока она молча проклинала себя. Излишняя самоуверенность заставила ее зайти слишком далеко, и она не хотела думать о том, что будет дальше. Она также не осмелилась пошевелиться; Кэлен лежала обнаженная, задыхаясь, на кровати.

Даркен поднялся на колени, слегка толкнув ее ноги, словно с отвращением. Когда его глаза метнулись к ней, отсутствие гнева не позволило ей отвести взгляд. От грубого унижения и предательства его глаза казались пустыми, как гробницы, готовые к погребению.

Кэлен ждала, не смея вздохнуть, когда придет гнев. Ее сердце болезненно колотилось в груди, заглушая пульсацию возбуждения, которая еще не угасла. Но он даже не прикоснулся к ней. Его глаза опустились, и он поднялся с кровати, выгнув руки и напрягшись в спине. Последний взгляд его глаз на нее, и он вышел из комнаты.

Ей хотелось свернуться клубочком и захныкать. Боль в его глазах, не замаскированная другими эмоциями, пробилась сквозь ее презрение и пронзила ее сердце. Несколько мгновений спустя она услышала бормотание прямо за дверью, а затем дикие стоны Морд’Сит, ублажающую лорда Рала. Он быстро скрыл боль и восстановил контроль, но она увидела. И это было больше, чем она могла вынести.

Это было не так, как все должно было быть.

Дрожа от слишком сильных эмоций, Кэлен встала с кровати и проигнорировала звуки снаружи комнаты. Она натянула ночную рубашку и скользнула обратно в постель, под простыни, все еще теплые и пахнущие сексом. Теперь все было предельно ясно. То, что она приняла за пренебрежение, он имел в виду как извращенное уважение. Он хотел, чтобы она согласилась. О, как эта мысль заставила ее вздрогнуть — и все же, когда она смогла так ясно представить боль в его глазах, чувство вины съедало ее сердце. Даже у монстров была своя человечность.

Кэлен скрестила руки на груди и закрыла глаза, желая уснуть и забыть, что эта ночь когда-либо была. Но ее изуродованное мировоззрение можно было восстановить только до того момента, пока она не начала лгать самой себе. Она была Матерью Исповедницей, но даже она больше не знала, что такое истина. Кэлен Рал погрузилась в глубокий сон, потерявшись в забвении без ответов.

***

Той ночью Даркен спал в своей старой личной комнате. На следующую ночь также. Мысль о том, что он вообще увидит свою жену, вызывала у него отвращение, и он был благодарен за размеры Дворца, так что он всегда мог держаться на расстоянии.

Три года. Почти три года они были женаты, а она до сих пор пренебрегала любыми усилиями. Издевался над ним в лицо.

Было бы меньше боли, если бы он был более осторожен со своими эмоциями.

Он действительно заметил иронию, когда взял Арианну с собой в Сад Жизни, желая любви своего ребенка, когда он пренебрегал чувством к кому-либо еще. Но это было его право быть лицемером, если он захотел. И Арианна, как никто другая, заслужила его заботу. Она никогда не предаст его.

Кэлен, с другой стороны, нет. Он знал, получая удовлетворение и лояльность от Далии, что если бы он только сказал слово, она научила бы Кэлен подчиняться. Несколько дней под эйджилом, и Мать Исповедница забудет, что его брат когда-либо жил. Но он не мог произнести слова. Кровь и боль не доставляли ему удовольствия в связи с этим. Арианна и Кэлен были священны. Он не причинит им вреда.

Если это делало его дураком, так тому и быть. Даркен заслуживал ее любовь, уверял он себе, и имел полное право чувствовать себя преданным, когда получил обратное.

Наверняка имел право.

По крайней мере, Арианна признавала его. Когда она протянула ему маленький желтый цветок, он не мог не улыбнуться в знак признательности. Она улыбнулась в ответ, ее глаза были полны нежности. Он не был плохим отцом. Он не был плохим мужем. Были принесены жертвы, чтобы у него был шанс на все это. Они были «неправильными», да, но необходимыми. И стоящими всего этого. Арианна поняла и простила его, почему Кэлен не смогла?

Почему он не мог перестать думать о женщине?

Кипящий гнев угрожал снова испортить его лицо, поэтому он отключил мысли и сосредоточился на дочери. Он должен воспитать ее, чтобы она была другой. Отличающаяся от него, от ее матери, от всех. Она была будущим. И она была единственной, которая у него была, так как он не дал бы Кэлен еще одного ребенка, чтобы настроить против него. Ее слова будут преследовать ее, поклялся он, в пылу своей боли.

В глубине души он ненавидел себя за гнев, который испытывал из-за такой простой вещи. Это Ничего не должно быть. Всего ничего не значило. Это не должно было значить ничего. Лишь укус комара, когда он уже сражался с тиграми до этого.

Но он хотел победить. Доказать им всем, доказать, что цель оправдывает средства — да и кто они, эти все? Его отец? Кэлен? Он сам? Чем больше он думал, тем больше понимал, как обманывал себя.

Однако это не уничтожило желание. Он все равно выиграет, только теперь это будет только ради победы, как он всегда намеревался.

Кэлен никогда бы не узнала, что однажды у нее могло бы быть больше.

Никогда больше он не отдаст ей ничего от себя. Ни тела, ни крови, ни сердца.

***

Кровать была неудобной без двух человек на нем. Кэлен с трудом верила, как много она ворочалась в ночи, зная нутром, что Даркен не присоединится к ней. Это была пощечина. Само ее присутствие, по-видимому, осквернило его собственные покои, и он не соизволил ступить в них ногой.

Часть ее была в ярости. Остальная часть ее чувствовала себя необоснованно виноватой.

Не то, чтобы она заботилась о Даркене Рале. Он убивал и пытал, и ему это нравилось. Он заслужил смерть, а не любовь. Но вот она вышла за него замуж ради мира, и у них родился ребенок. Арианна не несет ответственности за оплошности своего отца до ее рождения. Долг Кэлен состоял в том, чтобы поддерживать мир во дворце так же, как и снаружи, и это была единственная причина, по которой она чувствовала себя виноватой.

Однако ей приходилось повторять эти слова снова и снова, потому что они, казалось, не запоминались. Никогда еще правда не была так легко забываема, и иногда она сомневалась в себе.

Но она всегда отмахивалась. Как бы то ни было, все, о чем она заботилась, — это долг, а не доведение себя до безумия в этой жизни.

Однако она начала понимать, что неохотное исполнение самой маленькой роли не приведет к такому результату.

Даркен все еще был мужчиной, и когда его укололи, он истекал кровью, как любой другой, хороший или плохой. Это касалось сердца так же, как и тела.

Кэлен ненавидела то, как сильно она скучала по тому, когда они могли хотя бы притвориться, что все в порядке. Большинство ночей они даже не соприкасались, но делили постель и несколько ужинов. Иногда даже Арианна проводила время с ними обоими одновременно. Все это могло быть надуманным и неестественным, но это было что-то. Для них обоих, видимо.

Она бы солгала, если сказала, что не хочет это обратно.

На третий день разочарование переполняло ее до крика. Это был полный кошмар, которого она боялась в день их свадьбы. Жизнь, лишенная даже намека на здравомыслие. Он даже забрал ее дочь, и Кэлен не смеет еще больше разозлиться, спросив, где она сейчас находиться.

На пятый вечер она решила отважиться на что-то совершенно другое.

Одетая в черное с золотом, с просто завязанными назад волосами, она велела слугам направить ее в его личные покои. Судя по тишине, исходившей сквозь стены, он, по крайней мере, не топил свою боль в оргии своих Морд’Сит. Ее все еще раздражало то, что он вообще наслаждался их обществом, но он был прав — альтернатива только усилила бы ее ненависть.