– Кто это сделал? – с ходу спросила я. Впрочем, можно было и не спрашивать. Я и без него знала ответ.

Держась за поясницу, мужчина выпрямился. Его лицо было изборождено морщинами – знак, что многие годы он провел под солнцем. Скулы – усталые холмы на высушенной ветрами местности. В домах за его спиной прятались другие поселенцы: они выглядывали из-за дверей и треснувших ставен, боясь выйти на крыльцо собственного жилища. Каемус – так его звали – рассказал, что посреди ночи к ним нагрянули мародеры. Было темно, и поселенцы не смогли разглядеть их лиц, но Каемус знал наверняка: это были Белленджеры. Они приходили неделей ранее с требованием убрать шотгорнов с их земли. Одного они взяли в качестве платы.

Рен огляделась.

– С их земли? В самом центре Кам-Ланто?

– Все, что находится в пределах видимости, – их земли. Каждая травинка, как они смеют утверждать.

Костяшки пальцев Синове побелели от ярости.

– Где ваш скот? – спросила я.

– Его нет. Они забрали. Наверное, в качестве платы за воздух.

Я заметила, что и лошадей было не видно.

– А где равианские скакуны, подаренные Морриганом?

– И их забрали. Осталась только старая ломовая лошадь для повозки. Несколько наших уехали на ней в город за припасами. Но знаете что? Много им все равно не купить, потому что с венданцев требуют двойную плату.

Мужчина крепко сжал челюсти и вцепился в мотыгу пальцами. Венданцев не так-то легко запугать, однако Каемус считал, что люди побоятся возвращаться в поселение.

– Вы не станете платить ни надбавку, ни плату за воздух, – отрезала я, бросив последний взгляд на разрушения. – Это займет некоторое время, но ущерб вам возместят.

– Послушайте, мы не хотим связываться с…

– Поселенцы вернутся, а вы получите компенсацию.

Каемус бросил на меня неуверенный взгляд.

– Вы не знаете Белленджеров.

– Верно, – согласилась я. – Но и они нас не знают.

А это мы скоро исправим.

Хеллсмаус находился в двадцати милях от поселения. Это был отдаленный таинственный город. Немногие о нем слышали, а те, кто слышал, знали лишь одно: Хеллсмаус – растущий центр торговли. Впервые я услышала о нем несколько месяцев назад, но сразу предположила, что город достаточно крупный, ведь ни один мелкий городок не мог предложить такие возможности для торговли.

Пока мы ехали дальше, меня одолели усталость и раздражение. Прошлой ночью – даже несмотря на палатку – спала я беспокойно. Эта жалкая пустыня будто клевала меня как неутомимая птица, заставляя сомневаться в существовании хотя бы одного крупного города. Мне казалось, что уже много дней я не могла вдохнуть полной грудью.

Синове болтала без умолку, а когда она в очередной раз завела разговор о ракаа, я не выдержала и нагрубила.

– Прости, – извинилась я после долгого молчания. – Зря я сорвалась.

– Боюсь, у меня закончились свежие темы, – буркнула Синове.

Я чувствовала себя по-настоящему несчастной, и она это знала. Тишина никогда не доставляла мне радости, поэтому Синове отчаянно пыталась ее заполнить. Я привыкла к городскому шуму, нескончаемому гулу, вою, звукам людей и животных, звонкому стуку дождя по крышам, шлепанью повозок по грязным лужам, громким зазываниям уличных торговцев купить голубя, амулет или чашку горячего танниса. Я жаждала услышать рев бурлящей реки, звяканье обмундировки солдат, марширующих по переулкам, тяжелые вздохи сотни мужчин, поднимающих мост, бряканье поминальных костей, свисающих с тысячи ремней. Все это соединялось в нечто живое и цельное.

Этот громкий мир помогал мне прятаться и был моей броней, в то время как тишина оставляла меня уязвимой, обнаженной.

– Пожалуйста, – настаивала я, – расскажи, откуда у ракаа берется потомство.

– Из яиц, Кази, – вмешалась Рен. – Ты даже не слушала.

Синове прочистила горло – сигнал, чтобы мы замолчали.

– Я лучше расскажу вам историю.

Мы с Рен приподняли брови, но, несмотря на сомнение, я все-таки была благодарна.

Эту историю Синове рассказывала тысячу раз и частенько добавляла неожиданный поворот, чтобы нас рассмешить. Она говорила об Опустошении так, как рассказали бы фены своим протяжным, легким произношением. В новой версии значимую роль играла ангел Астер. Однажды, когда боги совсем обленились и перестали заботиться о мире, а Древние возвысились до божественного положения и парили в небесах, жадные до силы, но слабые в мудрости, сокрушая все на своем пути, Астер, хранительница небес, провела рукой по галактике, собрала горсть звезд и бросила их на землю, чтобы уничтожить обитавшую там злобу. Но жили на земле люди, Выжившие, которых она сочла чистыми сердцем, и к ним она проявила милосердие, уведя от разрушений в безопасное место за врата Венды. «А фенам, конечно же, главенствующим над всеми, она подарила жирного жареного поросенка со сверкающей звездой во рту». Каждый раз, рассказывая историю, Астер одаривала фенов разными подарками – обычно жирными и сочными, в зависимости от того, насколько голодна была Синове.

Рен тоже поделилась историей, известной в ее клане. В ней жареных поросят не было, но появилось много острых клинков. У меня же не было ни своей версии, ни клана – даже среди венданцев я не относилась ни к одной группе. Однако во всех услышанных мной историях я заметила одну общую закономерность: боги и ангелы разрушали мир тогда, когда люди, стремясь стать богами, забывали о милосердии. В них никого не щадили, за исключением Выживших, которые обрели благосклонность богов. Так родились наши королевства, но, как часто предупреждала королева: «работе нет конца, ибо все возвращается на круги своя. Мы должны быть готовы».

И теперь, похоже, нам предстояло следить за Белленджерами.

Рен, чьи глаза загорелись ястребиной искрой, закричала первой:

– Вот он!

Вдалеке, среди глади равнины, возвышались холмы и руины, украшающие пейзаж густыми тенями. Далеко за ними, у подножия туманной лавандовой горы, обрисовывалось темное пятно. По мере приближения оно приобретало форму и цвет, расползалось, точно гигантский зверь, лежащий у ног задумчивого хозяина. Что это – Хеллсмаус? И, что еще важнее, кто хозяин? Над городом нависал темно-зеленый овал, напоминающий тиару с шипами. Что это? Деревья? Странные, неземные деревья. Ничего подобного я раньше не видела.

Синове протяжно вдохнула.

– Это и есть Хеллсмаус?

Мой пульс участился, я привстала в стременах. Мийе фыркнул, готовый сорваться в галоп. «Рано, мальчик. Подожди немного».

Вскоре начали появляться проблески древних улиц, словно спины подземных змей, всплывающих на поверхность.

– Клянусь богами, – прошептала Рен, – он такой же огромный, как Санктум.

Сделав глубокий вдох облегчения, я откинулась в седле. Трудностей теперь не возникнет.

Хеллсмаус расположился на границе Эйсландии, напоминающей по форме падающую слезу, в которой город находился в самой ее вершине, вдали от остальной части Малого королевства. Согласно докладу, полученному королевой, сразу за границей возвышалась неприступная крепость Белленджеров. Но так ли уж она неприступна? Это нам и предстояло узнать.

В отличие от Санктума в Венде вокруг Хеллсмауса не было ни стен, ни Великой реки, держащей город в плену. Он напоминал отважного, неудержимого военачальника. Дома селений тянулись к крепости, подобно сильным, кривым пальцам. И весь город окружали деревья, обрамляя его, словно мистический венок. Мы заметили множество ворот и группы путешественников.

Путь до Хеллсмауса был неблизким, поэтому Рен выбрала подходящую развалину, где они с Синове разбили лагерь, чтобы немного передохнуть.

Хотя через городские ворота проезжало множество странников, мы притягивали взгляды. Что так привлекало горожан? Венданский герб на снаряжении? Что-то необычное в наших лицах? Или, возможно, они поняли, что мы прибыли не для того, чтобы покупать или продавать, а по причине, которую они бы не сочли хорошей? Что ж, если так, то в этом они оказались правы.