– Где? – заинтересовался он.

Тогда я солгала, что меня научил друг.

– У тебя умные друзья.

– Так и есть, – подтвердила я, но больше говорить не стала.

На самом деле я была самоучкой. Что ж, иногда отчаяние – лучший учитель. Мне приходилось быстро оттачивать навыки, иначе я бы умерла с голоду. Но его замечание о друзьях заставило меня вспомнить о Рен и Синове. Они прибыли в Санктум через несколько месяцев после меня, обе попали в переделку и не имели близких родственников, которые могли бы вызволить их. Будучи одного возраста и узнав друг друга, пока жили на улицах, мы естественным образом сдружились. Через два года Кейден, хранитель королевы, решал, кто из нас будет проходить обучение и станет рахтаном. Он окинул нас долгим и строгим взглядом, пытаясь определить, перейдем ли мы все трое на следующий уровень. Удивительно, но его жена Паулина приняла нашу сторону. С тех пор мы тренировались и работали вместе.

Я надеялась, что они в безопасности и сидят где-то, пока Синове развлекает Рен рассказами о ракаа. Да, наш план провалился, но мои подруги отличались изобретательностью. Кроме того, у нас всегда имелся запасной план. К этому времени они наверняка поняли, что я покинула Дозор Тора.

– Как далеко поселение?

– Не уверен. Я забыл взять карту и компас. Достань свою и посмотри.

– Думаешь, мы правильно идем?

– Да, – категорично ответил Джейс.

Я не понимала, что его раздражало: мои вопросы или то, что мы держали путь в Касвелл, который находился на территории венданцев.

Он продолжал рассказывать истории о Дозоре Тора, которые, надо признать, приводили меня в восторг. Я ждала их с нетерпением. Сегодня утром он рассказал о Слезах Бреды, семи водопадах в горах Моро. Оказывается, они получили название в честь богини Бреды, которая пришла на землю и влюбилась в простого смертного Ариса. Их любовь была так сильна, что на месте их следов выросли цветы, прекраснее всех, когда-либо созданных богами. Но боги стали ревновать. Они запретили Бреде возвращаться на землю, а когда она ослушалась, то убили Ариса. Ее горе было настолько велико, что реки слез низверглись с небес и устремились вниз по горам, где они когда-то бродили, образуя водопады.

– У основания водопадов растут цветы, которые нигде больше не встретишь.

– Значит, история правдива, – заметила я.

Джейс улыбнулся.

– Возможно. Когда-нибудь я покажу тебе.

Наступила неловкая пауза. Мы оба знали, что он никогда не покажет цветы, но его слова прозвучали с такой легкостью, будто он говорил с другом.

Случались и другие неловкие моменты.

Вчера утром, например, я проснулась от того, что его рука лежала на мне, а грудь прижималась к моей спине. Вероятно, желая согреться, он, сам того не сознавая, придвинулся ближе. Я лежала не двигаясь и думала о тяжести его руки, о тихом звуке его дыхания, о тепле его кожи. В ту злосчастную минуту я пыталась угадать, что ему снилось. Как только пришла в себя, я осторожно отодвинула его руку, пока он не проснулся. Я делала над собой усилие, уговаривала себя не прикасаться к нему. Думаю, он делал то же самое, но сон, как вор, украл наши намерения.

Пока мы шли, я засыпала его вопросами, но делала это так, чтобы они казались случайными. В основном я спрашивала о Дозоре Тора. Из ответов я узнала, что Дозор Тора – это обширный комплекс жилых домов и зданий, где располагались конторы бизнес-империи Белленджеров. Доходы его семьи поступали из нескольких источников, но Джейс не стал уточнять, из каких именно. Заметив его настороженность, я сменила тему, но мне все равно удалось выяснить, что значительная часть их капитала была создана благодаря бирже, куда съезжались покупатели и продавцы со всего континента. Началось все с зерна, выращенного в Эйсландии, но после заключения новых договоров между королевствами установились более крепкие связи, и с тех пор оборот биржи ежегодно увеличивался в три раза.

– Я все правильно поняла? – спросила я, используя самый насмешливый тон. – Ты говоришь, что вы извлекаете выгоду из новых договоров?

– В некотором роде. Но не настолько, чтобы мы отказались от собственной выгоды.

Он потер палец в месте, где раньше был перстень. Я заметила этот тик Джейса. Он трогал палец, говоря о доме. Я представила, как он боролся с охотником, который пытался отобрать кольцо. Вряд ли Джейс отдал бы его без драки. Я считала, что ему повезло, раз у него вообще остался палец.

Я засунула руку в карман, нащупала теплый металл и подумала, не отдать ли ему кольцо. Впрочем, было уже слишком поздно. Он бы удивился, зачем я его взяла и почему так долго не отдавала. Ключи я украла, чтобы выжить. Но кольцо – совсем по другой причине.

Где-то за год до возвращения королевы все больше моих краж начали носить карательный характер. Это был гневный налог, собранный за ответы, которых я так и не получила; возмездие за все детские кончики пальцев, которые квотерлорды отняли и скормили свиньям. В основном эти кражи совершались ради вещей, не имеющих никакой ценности. Ими нельзя было набить брюхо, но они насыщали меня иначе.

Самой маленькой и бесполезной вещицей, украденной мной, стала блестящая латунная пуговица. О, как же ей гордился томакский военачальник! Она выступала на его животе среди длинного ряда таких же блестящих пуговиц – редкое сокровище, которое он купил у кучера из Превизи. Для меня они выглядели как толстые золотые заклепки, удерживающие его живот. Кража средней пуговицы испортила весь вид. Я выслеживала его целую неделю. Я знала, когда он пройдет по узкому, людному переулку. Знала, когда толпы людей рванут ему навстречу. И ждала его там, надвинув кепку на глаза и держа в ладони маленький изогнутый клинок. Отсутствие пуговицы он заметил только тогда, когда дошел до конца переулка. Я услышала его пронзительный крик и не смогла не улыбнуться столь сладкому звуку. Вот в каком ужине я нуждалась.

Кольцо Джейса было так же бесполезно для меня, как и та пуговица, и я украла его по той же самой причине. Это был символ власти, наследие, которое они почитали, а я одним тихим движением отправила его на дно темного, грязного кармана.

Ее любопытству не было предела, и я с удовольствием питал его рассказами о Дозоре Тора. Однако я заметил кое-что необычное: когда речь заходила о ее жизни, она начинала говорить сдержанно и расчетливо. Когда ты час за часом, день за днем прикован к другому человеку, каждая пауза начинает носить скрытый подтекст. Я раздумывал о деталях, которыми она не хотела делиться.

Какой была ее жизнь в Венде? Или, точнее, что с ней сделали? Она явно не воспитывалась в счастливой семье, где оба родителя жили в мире и согласии. Ее будто всю жизнь держали в темнице. Она вздрагивала от солнечного света, вздрагивала от вида открытого неба. Как только мы вышли на плато Хита, она устремила взгляд в далекую точку. Плечи ее напряглись, словно она несла на спине тяжелый мешок. Когда я указал на парящего над нами орла, она едва удостоила его взглядом.

Я вернул разговор к теме, в которой она плавала как рыба в воде, – как быть солдатом. Она рассказала о различном оружии, которое ковалось для рахтанов: о ножах, о тцэзе, мечах, веревочных дротиках, арбалетах и многом другом. Хранители крепости оценивали, что лучше всего подходило солдатам. Когда она стала рахтаном, королева лично подарила ей меч и ножи.

– Ты когда-нибудь ими пользовалась?

Кази вскинула бровь.

– Ты хочешь знать, убивала ли я? Да, но пока только двоих. Я стараюсь избегать жестокой расправы.

«Стараюсь». Как непринужденно это слово сорвалось с губ девушки, у которой я каждую ночь выпытывал загадки, чтобы она могла заснуть под открытым небом.

– И кого ты убила? – продолжал я.

– Мародеров. – Рот ее скривился, будто она все еще испытывала отвращение от случившегося. – Мы следовали за караваном с припасами. Они не заметили нас, но мы прекрасно их видели. А ты? Ты когда-нибудь убивал?