Никогда еще я так не кричала…
До хрипоты.
До воя.
До медного привкуса крови во рту, оттого что кусала губы.
Мой мозг словно попал в лютый шторм, где земля кружилась и разрывалась в клочья, через боль и стыд смывая то, что казалось вечным.
Ведь я жить не хотела все это время!
Убила бы себя, если бы не мысли о том, как это сможет пережить мама, оставшись без папы с больным ребенком на руках.
С меня словно сдирали кожу заживо, чтобы я могла умереть в агонии.
Но затем возродиться.
Новой.
Я рыдала, упав на мокрый пол, стуча ладонями по нагретому влажному дереву, и не отталкивала рук, которые тянулись, чтобы поднять. И обнять.
Даже не знаю, сколько я рыдала, уткнувшись в его кожу и прильнув щекой к мощному плечу, словно тряпичная кукла, лишенная позвоночника, только всхлипнула, когда услышала его тихое и одобряющее:
— Ты молодец, Иля.
Он не пытался меня навязчиво обнимать или гладить по спине, понимая, что в такой ситуации это будет явно лишнее. Только осторожно и почти невесомо придерживал меня сбоку, очевидно боясь, что я могу просто свалиться.
А я сидела на скамейке рядом и чувствовала такую усталость, словно волокла за собой целый железнодорожный состав.
Как, оказывается, тяжело и изматывающее говорить правду.
Особенно такую.
— Это ты похоронила его под порогом в грязи, поте и вони, девочка. Потому что больше ты его не боишься.
Его слова походили скорее на фантастику, и в первую секунду мне хотелось только нервно рассмеяться в ответ медведю.
Но я доверяла его нюху.
Тому, как он ощущал мир в целом, даже лишенный зрения. А потому прислушивалась к себе…к тому, что кружило внутри устало и раздавленно, распахнув наконец двери этого склепа.
— Я научу тебя быть хищником.
— И нападать с топором? — я попыталась улыбнуться ему, но губы все еще дрожали и теперь заныли от мелких ранок, из которых сочилась кровь.
— Да.
— Звучит заманчиво. Только сначала тебе придется вымыться. Самому.
Медведь кивнул в ответ и не пытался меня остановить, когда я с трудом поднялась на нетвердые ноги и вышла из бани.
Снова опускались сумерки.
Лес становился темным и мрачным, буквально окутывая дом пеленой промозглости и теней, но теперь я не отводила глаз, стремясь скорее забежать в дом и закрыть все окна и двери.
Я смотрела во тьму, размышляя над словами медведя.
Быть хищником.
Стать частью этой тьмы, чтобы принять ее и познать.
Впервые за долгие мучительные годы я шла до порога размеренно, не пытаясь оглянуться.
Не вжимая голову в плечи и не дрожа всем телом.
Только дело было не во мне.
Не в том, что я в один миг стала такой смелой и отважной.
Дело было в том, что медведь был рядом.
Рядом с ним ни этот лес, ни люди в поселке не казались опасными и страшными.
А мне предстояла еще долгая мучительная дорога, чтобы отыскать прежнюю себя. И вернуть ее. Но теперь я стояла на верном пути.
Благодаря ему.
Я убрала на кухне и уложила Эдю спать, когда медведь вернулся из бани и тут же заводил носом, потому что возле лежанки его кое-что ждало.
— Это что за тряпки?
Он нахмурился и выглядел явно не слишком-то довольным, а мне почему-то захотелось улыбнуться, глядя на него.
Такой большой и мощный, сейчас он больше походил на недовольного мальчишку, который надулся, потому что у него отобрали игрушку.
Вернее, дали, но совсем не ту, на которую он мог бы рассчитывать.
— Это штаны. Самые большие и широкие, какие смогла найти в вещах папы. Они будут коротковаты, но в остальном, думаю, подойдут.
Его черные брови взлетели вверх, а взгляд стал весьма скептическим, когда медведь хмуро усмехнулся:
— Ты когда-нибудь видела зверей в одежде?
— Нет. Но и ты расхаживаешь человеком. Две руки, две ноги…
— …И посередине «хвостик», который очень смущает и заставляет постоянно обращать на себя внимание?
Я хоть и покраснела, но кивнула в ответ:
— Да.
Думаю, такой откровенности медведь не ожидал, потому что хмыкнул, а потом протяжно выдохнул, словно принимая собственное поражение, и наконец кивнул.
— Ладно, давай эти шмотки.
Несмотря на то что он уже неплохо ходил и даже почти не шатался, его здоровье по-прежнему оставляло желать лучшего, и я поспешила поднять штаны с пола, протягивая ему, пока он не завалился, пытаясь сделать это сам.
— Тебе лучше присесть на диван, чтобы удобнее было надевать.
Я поспешила на кухню снова, чтобы заварить ему травяной чай и положить в воду новую партию листьев, что должны были отмокнуть, прежде чем их прикладывать к самым страшным ранам, на деле просто стремясь сбежать, чтобы не помогать ему в деле облачения в человеческие вещи.
Медведь долго ворчал, рычал себе под нос явно что-то нелицеприятное и почти плевался, но через какое-то время мучений все-таки зашел на кухню уже в новом виде.
— Хорошо выглядишь, — улыбнулась я ему, пытаясь не рассмеяться на недовольное лицо. — Как ощущения?
— Как если бы к жопе прилипло много листьев! — пробурчал медведь недовольно, а я все-таки рассмеялась, протягивая ему большую кружку с ароматным чаем.
— Вы всегда ходите обнаженными? — на самом деле мне это даже представлять не хотелось, но вся эта невероятная тема с Берсерками была настолько необычной и интересной, что хотелось задать ему сто вопросов…и в ответ получить только нахмуренные брови и задумчивый напряженный взгляд.
Он не помнил…
И это было еще страшнее, чем лишиться зрения.
— Прости, я не хотела задеть тебя этим, — пробормотала я, на что медведь только кивнул и как-то неопределенно пожал плечами.
— Кое-что я помню. Отрывками. Кое в чем уверен наверняка. Но когда пытаюсь понять, как я пришел к этой точке, то не могу собрать ни одной мысли.
— Ты не помнишь, как попал к людям? — тихо спросила я, почему-то чувствуя себя крайне неловко. Ведь я тоже была человеком.
И пусть не делала ему ничего плохого, мне хотелось извиниться за всю ту боль и жуть, которую он пережил.
Может быть, и хорошо, что он не помнил этого.
Возможно, эти воспоминания могли оказаться слишком жестокими и страшными.
Я читала когда-то, что иногда сам мозг отключает память в некоторые моменты, делая это, потому что организм может попросту не справиться со стрессом такой величины.
— Не помню, но понимаю, что сами они бы никогда не смогли поймать меня.
Я быстро заморгала, пытаясь сопоставить его слова и ошарашенно выдыхая оттого, что первым пришло в голову:
— Ты думаешь, что пришел к ним сам?!
Медведь снова пожал плечами, а я вдруг подумала о том, что иногда делала ночами, пока он спал.
И ведь понимала, что если скажу ему об этом, то выставлю себя не в самом лучшем свете, но мысль о том, что это может помочь ему разобраться в себе, была куда важнее.
Он почувствовал изменения во мне сразу же.
Повел своим чудо-носом в мою сторону и чуть нахмурился, а в потом вопросительно кивнул, явно пытаясь понять, в чем именно дело.
— Подожди минутку… — пробормотала я, отправляясь поспешно в большой зал, где на подоконнике лежал мой сотовый телефон. А когда вернулась, то включила записи диктофона, и кухня наполнилась голосом медведя.
Невероятным. Мурчащим.
Настолько низким, что даже легкая сонная хрипота была ласкающей и завораживающей.
Он говорил на своем медвежьем языке.
Что-то бормотал, потом замирал и отрывисто выдыхал.
В такие моменты ночами я прислушивалась к нему, совершенно завороженная тем, что создание, подобное ему, существовало.
И что оно было настолько близко.
Это было сродни тому, чтобы пожить в одном доме с миролюбивым пришельцем, который пришел из совершенно иного мира, такой непохожий на тебя.
Чуточку страшный и наверняка очень опасный, но сейчас такой ранимый в том, что он отличался так сильно.
Мне редко удавалось удивить медведя, но в этот раз у меня это явно получилось, потому что его черные брови взлетели вверх. А я отчаянно покраснела за то, что делала ночью украдкой от него.