– Богатая фантазия, не оторваться! – прошелестело над Мичи.

– Подвинься, мне тоже хочется, – заныло следом.

– Всем хватит, не толкайся, – загудело в ответ, – Рюу дал время до рассвета.

От левого уха девушки тянулась серебристая нить, трое копошились у изголовья, шевеля длинными ножками в волосах Мичи. Паучьи пальпы дергали нить, тащили в разные стороны, синхронно двигались жвалы.

– Вкусно! – чавкал один.

– Ты слишком много съел, не честно! – возмущался второй.

Третий, крупный и отливающий рыжиной в свете луны, чье ровное свечение заливало балкон и подбиралось к сопящей Мичи, держал конец нити и следил, чтобы двое других не отнимали друг у друга еду. Пауки расплетали сон Мичи. Дракон, поднявший голову, украшенную соснами как рогами, растаял наполовину, пауки съели его задние ноги. Нить, идущая от Мичи в ненасытные рты, из серебристой превращалась в черную.

– Как же вкусно! – не мог успокоиться первый.

Мичи нахмурилась во сне. Дух пожирал мужчину. За ними наблюдал сероглазый детектив, но он был вовсе не детективом, а призраком невинно убитого юноши, которого не дождалась возлюбленная.

– Готисосама⁴³! Спасибо, господин Рюу! – пропел большой паук, – Девчонку жаль, конечно. Зато, как славно пообедали.

– Тише вы там!

Рюу сидел за журнальным столиком. Он достал из чемодана Мичи ноутбук, без проблем ввел пароль. Экран тут же выдал файл с рукописью. Рюу погрузился в незаконченную первую главу. Между ним и пауками на татами был разложен настоящий ужин: три смены блюд. Человечек в набедренной повязке и соломенной шляпе о гостье, принес еду в назначенное время, прошел за Мичи к онсену, вытащил обмякшую от пара и дремоты девушку из воды. Белая простынь тут же прикрыла её. Человечек принес Мичи в сто третий, позвал помощницу, крохотную девочку без шеи. Они расправили футон и одели Мичи в ночную юкату.

Ночь перевалила к раннему утру. Рюу не торопился, все шло своим чередом. Пауки спустились с потолка, подобострастно простукали передними ногащупальцами край кимоно господина, показали, что голодны. Рюу рассудил, что от гостьи не убудет, и позволил пауки полакомиться снами. Они, конечно, не походили на настоящих баку⁴⁴, Рюу много раз объяснял им, что лучше бы отрастили хоботы, а не жвалы, но трем друзьям нравилось двигать ножками, как палочками-хаси.

– Рюу! – сообщил один из паукообразных существ, – Мы съели дракона.

– В следующий раз он съест вас, – Рюу не отвлекался от текста, – Убирайтесь, достаточно!

⠀Мохнатые тени смотали нить – брали еду с собой. Ножки гнулись под тяжестью съеденных снов. Мичи застонала, перевернулась на другой бок. Подушка потемнела от мокрых волос, они не успели высохнуть. Пауки пробежали вдоль стены, скрылись под потолком. Оттуда вниз, на кровать, где ворочалась Мичи, на Рюу, читавшего книгу, уставились десятки горящих глаз. Они ждали.

Свечение луны пробивалось сквозь закрытые перегородки балкона, но не могло подобраться к Рюу. Ему хватало собственного белого сияния волос и глаз.

«Нелепо, – Рюу покосился на укутанный темнотой силуэт девушки, – Хакусана ясно дала понять, что не даст моим планам осуществиться. Мы поспорили. Я должен победить любой ценой. Больше возможности не представится. Но вот она, Хирано Мичи, и я читаю её наивные сочинения».

Он закрыл ноутбук, пересел к футону, убрал с лица Мичи спутанные волосы. От уха по щеке текла кровь, Рюу осторожно вытер бурый след пиршества пауков.

– Ты придумываешь миры, блуждаешь в них, прокладываешь тропы. Мне нашептали воды, как много историй ты хранишь. Правда, эту историю, – он указал на ноутбук, – тебе не рассказать. Не она, а ты не отпускаешь её. Хотя стоило бы, тогда ты напишешь что-то толковое. Если перестанешь повторять за другими и держаться за привычное. Ты не любишь отпускать то, что твое, правда? Хочешь, я расскажу, какой мир не отпускает меня?

Спящей ни к чему знать, что он думает о содержании первой главы книги, как знать то, что он уготовил для неё. Но кто сказал, что она будет помнить по утру? Рюу наклонился к девушке и прошептал что-то. Мичи снова нахмурилась. В сновидение пробрался туман, вытеснил духа и мужчину, изгнал обессиленного дракона, заполнил непроглядной пеленой, в которой поблескивало что-то большое, овальное зеркало.

Рюу вытирал пот со лба Мичи капли пота и говорил, говорил. Зеркало держали могучие темно-красные руки с выпуклыми изгибами вен на предплечьях. Мичи во сне смотрелась в холодную поверхность. Отражение стояло к ней спиной.

Рюу склонялся всё ниже, пока губы не коснулись виска девушки. Глаза на потолке перемигивались. Их обладатели ждали знака от Рюу, готовые исполнить его волю. Сто третий номер ожил стараниями Рюу, и возможно, весь отель постигнут перемены.

Отражение повернулось, с черным провалом улыбки на белом лице, из зеркала выглянул череп, ощерились зубы. В пустых глазницах качались зажженные бумажные фонари. Мичи сделала шаг назад, но поскользнулась в тумане, упала вперед. Зеркало упало на неё. Глазницы поймали Мичи, вспыхнули фонари. Мичи забилась в бумажном плену. Фонари летели в бездну пустых глаз. Огонек, колеблющийся над головой плененной Мичи, погас.

– Скоро час рассвета, – Рюу поднялся с пола.

Простор номера заполнили духи, сорвавшиеся с потолка. Корчащиеся, бесформенные тени окружили футон.

– Бережнее с ней, – Рюу раздвинул ставни, отошел к двери и щелкнул пальцами.

Сердце Мичи остановилось.

– Следите за телом. Не подпускайте никого.

Солнце ленилось выйти из-за гор. В сто третий заглядывала луна, слегка завалившаяся на левый бок. Ночное светило походило на неполный бокал, из которого изливалась дымка. Резная линия леса сбрасывала холодный мрак, обретала лиловый оттенок. Клубы тумана выбирались из чаши луны, цеплялись за кроны деревьев и перила балкона, волочились по полу и сливались с волосами Мичи, выкрашивая пряди в тускло-серый оттенок.

Отделение происходило медленно. Тело, не осознавшее переход, сопротивлялось, но Рюу четко озвучил распоряжение, и духи суетились, подгоняли тело забыть о привязанности и отпустить душу. Их уговоры походили на вой, неспящему гостю он вполне сошел бы за музыку ветра, перебирающего верхушки сосен. Тело Мичи ощущало вой как вибрацию, душа металась как от грозовых раскатов. На Рюу завывания духов наводили тоску, он направился в гардеробную, к шкафу у стены, разделявшей сто третий и четырнадцатый номера.

– Отодвинуть, – приказал он.

Мичи бы ни за что не догадалась, что её номер на самом деле еще больше. Две темно-синих руки показались из стены и передвинули шкаф. За ним пряталась дверь, с едва заметной замочной скважиной. Рюу извлек из кармана ключ, повернул три раза, дверь открылась. Любопытствующий туман заглянул в темноту маленькой каморки.

– Чио, – позвал Рюу, замерев на границе света и тьмы.

Комнатка ответила тишиной, Рюу терпеливо ждал, пока из темноты не донесся шорох одежды и стон.

– Чио, мы почти у цели.

Стон повторился. Звякнули струны, раздался глухой стук деревянного корпуса об пол. Туман тронул музыкальный инструмент, но его капельным пальцам не удалось извлечь ни звука. Тогда он переключился на человека, сидящего в каморке. Толкнул в слабое плечо – иди, раз зовут.

Из каморки, пошатываясь на нетвердых ногах, вышла старуха. Лохмы седых волос висели до пола, кимоно, прежде отливающее золотом и алым, выцвело, паутина нарисовала на ткани липкие узоры, на широких рукавах зияли дыры. Подрагивал морщинистый нос, тяжелые, лишенные ресниц, веки скрывали затянутые бельмами глаза. Скрюченные пальцы искали гриф сямисена. Старуха играла всю ночь, играла одну из своих печальных песен, спящей на циновке гостье отеля. Всё, что она могла дать неожиданной соседке – музыку, рассказывающую чуть больше тому, кто хочет услышать. Рюу сомневался, что Хирано Мичи хотела слышать, но был уверен, что она могла бы.