Парни зашли в спальню и Кен сразу же плюхнулся на кровать, раскинув руки и ноги в стороны. Его белоснежная рубашка слегка задралась, приоткрыв кусочек смуглого торса. Аято ухмыльнулся, стоя в дверном проёме. Он прикрыл дверь в комнату, оставляя небольшую щель. Однако из-за сквозняка она непослушно раскрылась вновь. Но голубоглазый не стал обращать на это должного внимания. Он, неожиданно для Кена, подошёл к зеркалу и сосредоточенно начал щупать своё лицо. Спустя полминуты Аято с неким волнением в голосе спросил:

– Скажи, а я, правда, похож на девчонку? – от такого странного вопроса Кен приподнялся на локти, а его брови натянулись на лоб.

– Опять ты за свои дурацкие мысли. Ну же, Аято, забудь. Будь ты девушкой, я бы никогда в тебя не влюбился, – устало воскликнул младший, пытаясь угомонить блондина.

Аято перевел взгляд на фотографию, стоящую на столе. Там они с Кеном в тринадцать и двенадцать лет, за их спинами родители Судзуки. Господин Соичиро положил руку на плечо шатена и всем своим видом пытался показать гордость за сына. Аято мысленно посмеялся с такого фальшивого выражения лица и невольно начал вспоминать их общее с Кеном детство. Уголки его губ медленно опустились, а беззаботность и искренняя радость от фотографии сменились тихой грустью. Он наблюдал за своим парнем через отражение в зеркале, а затем, тяжело вздохнув, присел на кровать рядом с ногами Кена и отстранённо отвёл взгляд в пол.

– Знаешь, а будь ты девушкой, я, наверное, всё равно бы полюбил тебя, – старший мечтательно посмотрел в потолок. – Было бы неплохо.

– Что ты имеешь в виду? – нахмурил брови Кен.

– Нам сейчас приходится часто врать и о многом недоговаривать. Наши отношения, они ведь неправильные.

– Это потому что мы парни? – резко перебивает блондина Судзуки.

– Это потому что мы братья, Кен, – отвечает Аято и сам усмехается со своих слов. – Да уж, похоже, мы собрали с тобой целый комплект грехов и подписали контракт с самим Дьяволом, – грустно усмехается он.

– В таком случае, мне не нужен рай, если я не смогу быть там счастливым, – уверенно отрезает Кен, ставя точку в этом неприятном разговоре.

А Аято словно и ожидал такого ответа. Он ухмыльнулся и любящим взглядом посмотрел на Судзуки. Внезапно, парень пододвигается к Кену и садиться к тому на бёдра, нагибаясь для нежного поцелуя. Такимура прикусил нижнюю губу младшего, оттягивая её вниз. Пока он нависал сверху, Кен своими крепкими руками обхватил бёдра Аято и, сильно сжимая их, заставив белокурого с хрипотцой выдохнуть в поцелуй. Запахи их парфюмов смешались, и, казалось, что сейчас в этой комнате возник новый аромат: морской бриз вперемешку с молотым кофе. Постепенно трепетный поцелуй перерос в более уверенный, глубокий. Казалось, они сейчас задохнутся от нехватки кислорода, а кровь закипит от страсти, но они даже не почувствовали этого. В это мгновение у них есть всё, что нужно. Они заменяли друг другу кислород и кровью протекали по венам. Создавалась непоколебимая уверенность, что ничто не способно помешать им в этот момент. Но почему, когда всё так прекрасно, происходит нечто, что ломает любую надежду на тихое и мирное счастье.

Иногда совершенно незначительные действия становятся глупой ошибкой, которая может привести к чему-то более крупному и значительному, чем казалось изначально. Здесь правила игры диктует вероятность, и какова была вероятность того, что господин Соичиро пройдёт мимо комнаты сына именно в тот момент, когда Аято, буквально, вдавливал того в кровать, страстно впившись в мальчишеские губы. Незакрытая дверь позволила во всей красе увидеть эту картину и понять, что происходит. Первое, что почувствовал Соичиро – шок. Он не мог поверить, что его сын, вечный пример правильности и послушания, лежит под парнем и получает удовольствие от его ласк. Мало того, так этот парень ещё и Аято – его приёмный ребёнок. Говоря откровенно и со всей прямотой, Соичиро сильно недолюбливал Аято. Даже несмотря на то, что он принял его в семью и позволил жить в приемлемых условиях, от этого парня Соичиро получал слишком много проблем. Он был абсолютной противоположностью прилежного Кена. Только в отличие от второго, Аято нельзя было бить, ведь об этом могли узнать органы опеки и тогда бы господин Судзуки упал в глазах его коллег. А мнение окружающих всегда оставалось для Соичиро на первом месте. Но в этот момент в его голове властвовала ненависть и презрение к своим сыновьям. Соичиро и подумать не мог, что такие разные люди до невозможности близки. Хотя в данном случае близость была более чем возможной. И эта мысль окончательно разъярила отца.

Громкий и пронзительный удар кулака о стену, казалось, прозвучал на весь дом. Дверь захлопнулась, и в комнату влетел господин Судзуки. Кен с Аято отпрыгнули друг от друга, но еще слабо сообразили, что произошло из-за сладостной дымки, вскружившей голову. Кен посмотрел на озлобленное лицо родителя. В глазах отца было много злости и отвращения. И хотя Кен всегда знал и прекрасно понимал, что его родители старых правил и никогда не поддерживали такие отношения, выставляя их чрезмерной вольностью и отсутствием нравственности, даже не смотря на то, что Япония в современном мире догоняет по толерантности некоторые европейские страны, он готовился к худшему. Но где-то в глубине души всё-таки сидела надежда на понимание.

Господин Судзуки прошелся огненным взглядом по парням. Затем, сжав руки в кулаки, он нервно сглотнул, резко и грубо отчеканив:

– Через десять минут в гостиной. И это не обсуждается.

Соичиро быстрым и твёрдым шагом вышел из спальни.

***

Тик-так. Маленькая стрелка приближалась к половине девятого. Тик-так. Стук настенных часов отчётливо слышен в оглушающей тишине. Тусклый свет в гостиной навевал и без того сильное чувство тревоги и необъяснимой тоски. Различные мысли крутились в голове Кена, но на его лице не дрогнула ни единая мышца. Сохранять спокойствие, когда из тебя, буквально, выдавливают хотя бы долю волнения – одно из главных составляющих этого крепкого парня. Кен сидел в кресле напротив отца, расположившегося на диване и нервно постукивающего ногой. Соичиро постоянно посматривал на часы, словно выжидая конкретного времени. За ним стояла поникшая госпожа Судзуки, которая пыталась хоть немного усмирить пыл мужа, но делала это без особого энтузиазма, так как сама не была в восторге от выходки своего ребёнка. Она всячески пыталась избегать визуального контакта с Кеном. Что огорчало кареглазого даже больше, чем разгневанный отец. Сзади мамы, опершись о стену, стоял Аято. Он задрал голову вверх и устремил взгляд в потолок. Со стороны казалось, что он молится. Отчасти это была правда, он умолял всех богов мира с надеждой на то, чтобы всё обошлось. Блондин искренне верил в это.

Тиканье часов резко оборвал тихий, но отчетливый и тяжёлый голос отца:

– Значит, ты решил угробить нашу репутацию таким способом? – Соичиро поднял тяжёлый взгляд на сына.

– Как всегда только об этом и думаешь, пап, – укоризненно посмотрел Кен на отца.

– Ты ещё пререкаться вздумал? Гад. Мы с матерью столько сил и денег вложили в твоё образование.

– При чем здесь это?

– Ещё спрашиваешь?! Я вчера звонил твоему учителю. Мне сообщили, что ты стал менее активным на занятиях. В дальнейшем это могло перерасти в прогулы. Я посчитал, что ты просто обленился, а оказывается всё это время ты кувыркался с другим парнем. Это же тебе по вкусу, да!? – прикрикнул отец. Он уже не мог говорить спокойно. Соичиро скривил лицо в неприятной гримасе. – Почему ты спишь с парнем, как с девушкой? Это отвратительно.

– Как и твои ценности, но я же не встреваю, – резко ответил Кен.

“Отвратительно? Неужели мои чувства ему настолько противны? Но я всего лишь хочу быть счастливым. Что плохого в счастье своих детей?”

– Знаешь, каждый вправе выбирать своё будущее, и я нашёл то, в котором буду по-настоящему счастлив, – Кен поднял глаза, полные надежды и искренности на отца. Но тому было уже плевать на какие-то чувства. Он видел в этих словах лишь повод для стыда и не более.