Жадно бегая глазами по телу Кена, Аято не понял, как начал краснеть от собственных мыслей. А Судзуки тем временем заметил румянец на щеках блондина и, улыбнувшись, подошёл ещё ближе к парню, опуская руки на ремень своих брюк. Он медленно начал стягивать их с себя, и сердце Аято участило удары. Блондин до одури хотел продолжения и одновременно с этим надеялся, что Кен остановиться. Когда Судзуки кинул брюки на тот же стул, где уже висела рубашка, Аято смущенно опустил голову вниз, прикрывая лицо ладонью. Кен ухмыльнулся и убрал руку Аято, заставляя того посмотреть на себя. Такимура пересилил смущение и, сглотнув, продолжил наблюдать за младшим. Но его крепких нервов хватило ровно до того момента, когда Судзуки потянулся к нижнему белью, начиная оттягивать резинку своих боксёрок.

Аято моментально прекратил его действия, хватая за руку и не давая закончить начатое.

– Пожалуйста, не нужно, – прохрипел блондин, поднимая на Кена щенячьи глаза.

Шатен приблизился к лицу Аято, который уже был доведён до предела, и сексуальным голосом прошептал:

– Что, и сейчас не стесняешься?

Такимура подавился воздухом, а всё его тело словно онемело, намертво прицепившись к кровати. Он собрал остатки своего рассудка и ответил:

– О да, передо мной стоит полуголый парень, а я, как ни в чём не бывало, должен сохранять спокойствие. Ты с чего это начал раздеваться, Кен?

– Просто решил доказать тебе свою правоту. Признай же, что стесняешься меня, Такимура. В обратном случае, можешь раздеться сам, – тихо сказал Кен, опуская руку на торс Аято.

Младший начал приподнимать край черной футболки парня, слегка касаясь пальцами низа его живота. Такие манипуляции вызвали табун мурашек у блондина.

– Кен, прекрати! – резко выкрикнул старший, отталкивая брата от себя и спрыгивая с постели. Не успел Кен и глазом моргнуть, как Аято, словно ошпаренный, выбежал из спальни, громко захлопнув дверь.

Такимура скрылся в ванной комнате и подошёл к раковине, упираясь в неё руками. Он сам бы не нашел обоснования своим действиям, но штаны стали до одури узкие, а в районе ширинки выпирал заметный бугорок.

“Сбежал. Так позорно” – усмехнулся Такимура, смотря в своё отражение в зеркале. – “А меня и вправду можно смутить, как маленькую девчонку. Чёрт. Я так облажался”

Этим временем, Кен, всё также в одних боксёрках, подошёл к ванной комнате, медленно заходя в неё. Услышав шаги парня, Аято смущённо посмотрел на Судзуки, пытаясь избежать контакта глазами

– Прости, это была лишь шутка, – виновато сказал Кен. – Я не собирался соблазнять тебя, – попытался отшутиться кареглазый.

– Очень смешно, – саркастично выдохнул Аято, отходя от раковины и прислоняясь спиной к холодной стене. – Хотя, это ты извини, я, наверное, глупо выглядел.

– Нет, нет, не беспокойся об этом, – убедительно выставил ладони вперёд Кен. – Я увидел твою настоящую реакцию. Ты был собой. А это самое главное, – Судзуки как можно ближе подошёл к блондину. – Ты так умело справляешься со своими бесчувственными масками на людях. Но при мне забудь о них. И о своих ярлыках тоже забудь, – договорил он, хватаясь рукой за запястье старшего.

Аято почувствовал, как по телу вновь прошлись мурашки, а возбуждение нахлынуло с новой силой, как только Кен приблизился к нему. Только в этот раз Такимура захотел поцеловать младшего, вкладывая в этот поцелуй все свои эмоции и ощущения. Однако он быстро передумал делать это, ведь дверь в ванную комнату была открыта. Аято вздохнул, поднимая свои голубые глаза на Кена. Но тот, в свою очередь, заметил некое беспокойство и печаль во взгляде напротив, а потому решил задать блондину вопрос.

– Тебя что-то волнует? Не молчи об этом, прошу, – трепетно произнёс Кен.

– Нет, не волнует. То есть, это скорее заставляет задуматься над многим, – еле слышно ответил Аято. – И эти мысли иногда вызывают у меня и грусть, и ярость, и обиду одновременно. Ведь, не смотря на твои слова, ярлыки с меня никуда не денутся. Я одиночка с кучей проблем и нервной нестабильностью в придачу. Я знаю, что ты любишь меня таким, и я тоже люблю тебя по гроб своей жизни, но, видишь ли, именно поэтому мне так хочется стать лучше для тебя. Достойнее что ли. Я всё изменить готов и на всё пойти. Но дело в том, что я, правда, не знаю, кто я. Без понятия, как мне вообще удаётся распутывать свои многочисленные ошибки, оставаясь целым и невредимым. Но даже если я и смогу поменять себя снаружи, то в душе останусь всё таким же грязным и испорченным, – грустно выдохнул он. – Если бы я только знал, кто я такой, то непременно бы изменился. Но как мне стереть своё такое неправильное Я, – к последнему слову голос Аято совсем притих.

Внезапно, блондин подходит к зеркалу над раковиной и, злостно смотря в своё отражение, кричит:

– Кто, чёрт возьми, ты такой? Кто?!

Кен испуганно срывается с места и разворачивает Аято к себе лицом. Младший прижимает блондина к своей груди и, нежно поглаживая по спине, говорит:

– Тише, тише. Всё хорошо, – пытается успокоить парня Судзуки. – Кто ты такой? – переспрашивает он. – Ты симпатичный парень, прекрасный музыкант, любитель истерик с низкой самооценкой, но зато хорошими навыками в драках. Ты мой любимый человек, которому я готов доверить всю свою жизнь. Роднее тебя у меня никого нет, ты ведь знаешь об этом? Да, мы совершенно разные, но это не значит, что кто-то из нас лучше. Во всяком случае, я полюбил тебя именно потому, что ты тот, кто ты есть. Со всеми своими достоинствами и недостатками. Не будь чего-то одного, и ты бы перестал быть собой. А потерять тебя для меня бы оказалось наихудшим исходом. Поэтому Аято, помни, что мне ты необходим настоящим. И, если ты ещё не до конца узнал себя, то мы сделаем это вместе. Во всяком случае, принял тебя таким и никогда не пожалею об этом.

– Знаешь, только ты единственный. Но спасибо, – прошептал Такимура, нехотя вырываясь из тёплых объятий. – Я слышал, как входная дверь открылась. Нам надо выходить из ванной. А кое-кому ещё и приодеться, – усмехнулся блондин, вновь жадным взглядом осматривая тело Кена.

– Я, наверное, приму душ, – сказал Судзуки, наблюдая за тем, как Аято застыл на месте, неотрывно прожигая младшего взглядом. – Хочешь остаться со мной? – шутливо спросил кареглазый, начиная стягивать с себя последний атрибут одежды.

Аято мгновенно пришёл в себя и в доли секунды выбежал из ванной комнаты, оставляя Кена хохотать с его реакции.

Такимура зашёл в спальню и, отдышавшись, плюхнулся на кровать, скрывая свои покрасневшие щёки в подушке и мысленно возмущаясь с таких неприемлемых шуток Кена.

Наша жизнь сравнима с океаном. Бушующие волны сменяются спокойной гладью. Ветра, ураганы заставляют воды кружиться в бешеном ритме, грациозно танцуя, извиваясь, но по обыкновению быстро разбиваясь о скалы, коих в морских просторах немалое количество. Если две волны встретятся, то они сольются воедино, создав новую, более совершенную волну. И чем дальше она пройдет, тем сильнее возрастет водяной гигант, пока не ударится о берег и не просочится в песок. Мужественные волны никогда не стоят на месте и заставляют восхищаться своей красотой и грациозностью, даже когда разбрызгиваются на мелкие капли.

Именно поэтому, если в жизни случается буря, необходимо стать волной в безумном океане событий. Возможно, она даст начало новой волне. Оставляя бесконечные морские просторы в прошлом, они, объединившись, станут единым целым.

– Нет никаких известий о тебе,

В морской дали не видно

Островка,

И средь равнины вод,

Качаясь на волне,

Лишь в вышине восходят облака…

От ветра свежего, что с берега

Подул,

У мыса дальнего Нусима, с гор Авадзи,

Мой шнур, что милою завязан был,

Как будто к ней стремясь,

По ветру заметался…

Кен читал размеренно, стараясь запомнить каждую строчку. Он всегда дышал японской литературой, но с поэзией отношения у него складывались несколько хуже. А потому ему было в тягость готовиться к завтрашнему уроку, пытаясь запомнить этот злосчастный стих.