— Какая жалость, — вздохнул Кинги. — Как видите, я пытаюсь узнать из газет обо всем, что творится на свете, но поскольку они приходят с опозданием на месяц, я всегда чуть не последний узнаю о нашумевшем скандальном убийстве или о том, кто кого сверг. Попадаешь в неловкие ситуации, — отправишь поздравительную ноту какому-нибудь главе государства, а тебе ее возвращают с пометкой: «По данному адресу не проживает». Вот у всех и создается впечатление, будто я не интересуюсь тем, что происходит в мире. 

Ганнибал издал короткий смешок, но промолчал.

— Мистер Фоксглав, — продолжил владыка, — не удивляет ли вас порой мировая пресса? Когда ее читаешь, начинаешь думать, что все сочинено слабыми людьми, про слабых людей и для слабых людей. Так, кажется, говаривал Авраам Линкольн, я не ошибся? Но все те редкие случаи, когда я получал удовлетворение от прессы, — все они в моем альбоме! Месяц назад я прочитал о случае в Сурбитоне, где я жил, когда был студентом Лондонской школы экономики. — Парень идет по дороге, ему на голову падает кусок зеленого льда, он теряет сознание. — Кто бы мог ожидать, что такое произойдет в тихом Сурбитоне. Полиция установила, что это была замерзшая моча, выброшенная из пролетающего на большой высоте реактивного самолета. Пока содержимое летело вниз, оно успело замерзнуть.  Я спрашиваю вас, к чему катится мир, когда можно погибнуть  в Сурбитоне от такой ерунды? Или вот еще: читаю в «Сингапур таймс», что по слухам, принц Улиток[18] скоро женится. Превращение членов королевской семьи в беспозвоночных, несомненно, должно караться длительными сроками тюремного заключения, не так ли?

— Раз так, то бедняга Мартин Дэмиэн заслуживает пожизненного заключения, — сказал Ганнибал. — Как вам понравился ваш портрет на первой полосе?

— Неплохо, — сияя от удовольствия, сказал король. — Я бы даже сказал, изысканно! Я послал бедной миссис Амазуге большую корзину фруктов в качестве компенсации за нанесенный газетой моральный ущерб, а потом целый вечер сочинял господину Мартину Дэмиэну одно из самых страшных писем, какие когда-либо выходили из-под моего пера! Для пущей важности я наложил на него столько печатей, что содержание ему вряд ли удалось разобрать. Как я старался! Я даже пригрозил ему депортацией! Интересно, почему он никогда не обращает внимания на мои письма.

— Считайте, вам повезло, что он не напечатал ни одного, — заметил Ганнибал.

— А я бы хотел, чтобы он это сделал, — задумчиво сказал монарх. — Я так мечтал когда-нибудь напечататься!

— Боюсь, — хмуро сказал Ганнибал. — Если вы дадите Мартину материал для публикации, там будет столько опечаток, что будет смеяться весь остров.

— Так это же замечательно! Если бы не юмор, который так и брызжет со страниц «Голоса Зенкали», я бы давно уже отрекся от престола! Несколько недель назад я прочел там буквально следующее: «Король обходит строй почетного караула. На нем — в атласное свадебное платье цвета персика, украшенное брюссельским кружевом, в руках — букет белых лилий. Подруги невесты — капрал Аммибо Аллим и сержант Гула Масуфа — получили награду за храбрость». — И Кинги расхохотался, запрокинув голову. Его гигантское тело сотрясалось от смеха. Отсмеявшись, вытирая глаза, он произнес:

 — Мистер Фоксглав, если когда-нибудь станете у кормила власти, пусть вашей прессой руководит ирландец, а наборщиком будет зенкалиец, это сделает вашу жизнь насыщенной. 

— На сколько вы назначили заседание совета? — спросил Ганнибал, поглядев на часы.

— Ах, Ганнибал, Ганнибал, — раздраженно сказал Кинги. — Зачем напоминать мне о делах, когда я так наслаждаюсь жизнью?!

— Вы будете ставить на голосование вопрос об аэродроме?

— Да, разумеется, — Кинги посмотрел на Ганнибала взглядом человека, испытывающего неловкость. — Черт возьми, Ганнибал, я знаю, что тебе не нравится эта идея, но многим она нравится. Ну же, мой дорогой друг, признай, что ее реализация принесет определенную пользу острову. Идея не может быть такой уж плохой. 

— По-моему, хуже некуда, — изрек упрямый Ганнибал. — Тысячи изнывающих от безделья дуболомов на улицах столицы, не знающих куда себя деть, — это вам что, игрушки? А бухта, полная военных судов? — Остров превращается в мишень для вражеских ракет!

— С некоторыми из этих доводов нельзя не согласиться. Но каково бы ни было мое личное мнение, имеется мощное лобби в пользу этого проекта, и мне трудно ему противостоять.

— Да, есть такое лобби, а верховодит там эта тварь Лужа, — сердито сказал Ганнибал. — Уже одного этого факта достаточно, чтобы сказать решительное «нет» проекту! 

— Мистер Фоксглав, а вы не встречались с Лужей, моим министром развития? 

— Фактически нет, только видел. 

— Нет? Что ж, это удовольствие у вас еще впереди. Его никто не любит. И то сказать, он начисто лишен обаяния и вообще не заслуживает доверия. Мое мнение: уж если держишь около себя мошенника, так пусть он хоть обладает шармом. Нет, наверное, он и вам не понравится. Больше того, скажу откровенно, что из-за таких, как он, недолюбливают все наше цветное племя.

— А что, он и вправду прибрал к рукам эту самую долину? — спросил Ганнибал.

— Да, боюсь, что так, — с сожалением сказал Кинги. — Увел у нас из-под самого носа. Боюсь, что мы теряем контроль, Ганнибал. Как ты думаешь, что сказал этот маленький плутишка, когда я набросился на него по этому поводу? Что он знать не знает об этой сделке, что она была совершена его женой без его ведома. Ему нужно поставить высший балл за такую дерзость.

— Все это очень удручает, — заметил Ганнибал.

— Меня тоже, — сказал король, выбираясь из гамака, — но я ничего не могу с этим поделать, ты же знаешь. В конце концов, мы же можем контролировать развитие событий, Ганнибал, и если будем осторожны, это не разрушит остров. Ты знаешь, что я, как и ты, беспокоюсь о том, чтобы с Зенкали не случилось ничего плохого.

— Конечно, знаю, — сказал Ганнибал. — Это единственное, что вселяет в меня надежду.

— Что ж, возможно нам с тобой и удастся устроить все более-менее к обоюдному удовольствию в этом скучном деле. — Усмехнулся Кинги. 

— Ну, всего вам доброго, мистер Фоксглав. Надеюсь, вам у нас понравится, а мистер Ганнибал не станет вас обижать. Правда, должен вас предупредить, что у последнего помощника случился нервный срыв. Буду рад увидеть вас снова!

— Я глубоко польщен, — сказал Питер.

Кинги улыбнулся и  махнул  своей могучей ручищей, отпуская их.

— Теперь заскочим ненадолго в Дом правительства, — сказал Ганнибал, — и на сегодня твои обязанности закончены, можешь отдыхать. Думаю, господин губернатор и его супруга покажутся тебе очаровательными, правда, может быть, немного не от мира сего.

Его превосходительство, сэр Адриан Блайт-Уорик, оказался невысоким, коренастым человечком и видно было, что он как надел, еще в самом начале карьеры, маску чопорности и надменности, так до сих пор ее и носит.  На лице его застыла широкая холодная улыбка.

— Фоксглав… Фоксглав… конечно, конечно, — сказал он, пожимая Питеру руку, и несколько раз откашлялся. У него был тихий, шепчущий голос. — Рад видеть тебя в команде мой мальчик… действительно рад… да, да, ситуация чертовски деликатная да… нам нужно каждое плечо чтобы… эм… требуется, дипломатия, такт, осмотрительность и так далее… но я уверен, что у тебя есть такт, мой мальчик… ты выглядишь прекрасным, достойным молодым человеком… эм… да… как раз то, что нам нужно… соль земли… и так далее… гм… да. Рад видеть тебя в команде.

— Спасибо, сэр, — сказал Питер.

— Что ж, Ганнибал, дорогой мой, налей всем нам выпить… но… по чуть-чуть…  ты играешь в бридж, Фоксглав?

— Нет, сэр, боюсь, что нет, — сказал Питер.

— О… да… жаль конечно, но ты все равно должен прийти на обед.

— Спасибо, сэр, — сказал Питер и почувствовал, что ему срочно необходимо выпить. Что стакан, который протягивал ему Ганибал, как нельзя кстати.