— Ну, если вы собирались во Дворец, то сейчас самое время,  — напомнила Одри.

— Да, хорошо, не суетись, женщина, — недовольно, потому что его прервали, сказал Ганнибал, — где этот проклятый убийца?… Томба!… Томба!… ТОМБА! А, вот ты.

Томба, услышав свое имя, возник среди мебели, как джинн из бутылки:

— Масса звал?

— Конечно, звал. Я и масса Фоксглав едем во дворец к Кинги, понял? Приготовь кареты Кинги, да поживей!

— Да, сахиб, —  Томба  исчез.

— В путь, мой дорогой, — Ганнибал прикурил длинную тонкую сигару, — нам пора… Где моя шляпа… Почему вечно прячут мои вещи… А, вот она.

Он извлек из-под кресла большой потрепанный викторианский пробковый шлем и водрузил его на свою спутанную гриву волос.

— Вперед, мои милые собачки! — внезапно проревел он. — Добрый дядюшка Ганнибал берет вас с собой!

Собаки поднялись всем скопом и окружили его, — море машущих хвостов, громкий лай.

— Какие у тебя планы на завтра, Одри? — спросил Ганнибал, стараясь перекричать шум.

— Да вроде никаких, — с удивлением ответила та. — А что?

— Сделай одолжение, — серьезным тоном сказал Ганнибал. — У меня работы выше головы. Возьми завтра мистера Фоксглава на целый день… Покажи ему интересные места на острове… познакомь… Ну, в общем, не мне тебе объяснять… К тому же юноше будет приятно, что ему уделяет внимание такая девушка.

— Ну,  я не знаю, действительно ли Питер хочет… — с сомнением начала она.

— Я был бы просто в восторге, — поспешно сказал Питер. — Нельзя было придумать ничего лучшего. И обещаю не задавать слишком много дурацких вопросов.

— Ну, если ты уверен, что не хочешь исследовать все сам… 

— Нет-нет, ничто не сравнится с экскурсией по новому месту, — улыбнулся Питер. — И я уверен, что вы лучше всех подходите для того, чтобы показать мне все и ввести в курс дела.

— Ну, я в этом не уверена, — сказала Одри. — Итак, завтра в восемь утра, подойдет?

— Замечательно.

Сопровождаемый сворой возбужденных собак, Ганнибал двинулся по залу, Питер следом. Они спустились по ступенькам веранды. Внизу их уже ждали рикши — два мускулистых зенкалийца. 

— Едем в дом Кинги, — инструктировал Ганнибал зенкалийцев, забираясь одну из тележек. — Быстро-быстро, слышите, а то масса убьет вас.

— Да, сахиб, мы слышали, — ухмыльнулись юноши.

Питер сел в другую тележку, и оба экипажа тронулись в путь. У колес, с пыхтеньем и тявканьем, бежали собаки, за исключением далматинца, который ехал вместе с Ганнибалом. Тележки бежали плавно, бок о бок, словно были соединены вместе.

— Почему вы называете эти штуки «каретами Кинги»? — спросил Питер.

— Это единственный вид транспорта, разрешенный в черте города, — объяснил Ганнибал. — Очень разумно, на самом деле. — Обеспечивает занятость, дешев в эксплуатации, более или менее бесшумный и не загрязняет окружающую среду.

— А что ж, прекрасная идея! — одобрил Питер. — Куда лучше, чем куча чертовых машин.

— Именно так, — сказал Ганнибал, — и все они принадлежат Кинги. Он, так сказать, изобрел их. У него монополия на их производство. Фабрика, где их делают, управляет его дядя. Юноши, которые возят кареты, должны платить Кинги налог. — Их называют перевозчиками Кинги, и эта работа, как и работа мальчиков-грамотеев, считается почетной, поскольку им покровительствует сам король. Этим молодым людям, прежде чем получить королевскую карету  и начать свой бизнес, нужно выдержать строжайший экзамен. — Они сначала должны пробежать три мили за рекордное время в дневную жару, везя центнер картофеля или другого овоща, а в конце, ухватив за рога поставить бычка на колени. По сравнению с этим экзамен на получение водительских прав в Англии кажется невинной шалостью.

Рикши бежали равномерной рысцой, колеса шуршали по красной пыльной дороге. Питер любовался окружающими видами. Слева, сквозь заросли деревьев огненного леса, глубоко утопающих корнями в алых лужицах собственных лепестков, Питер мог видеть голубые, гладкие воды лагуны и пенное кипение рифа.

 Справа на пологом холме, — маленькие разноцветные дощатые домики, каждый из которых стоял в собственном саду с аккуратной оградой из бамбука. В этих садах росли кокосовые пальмы, сахарный тростник, кусты маниоки, сладкий картофель, и огромные, щедрые на тень хлебные деревья[27]. Козы, привязанные к деревьям, недобро смотрели на проезжавших бледными, свирепыми глазами и негодующе блеяли, а целые орды кур, уток и индеек, прервав свое безмятежное купание в дорожной пыли, кудахтая вырывались из-под колес, и хлопая крыльями, убегали. 

— А славная девушка эта Одри! — задумчиво сказал Ганнибал.

— Восхитительная! — Согласился Питер. — Удивляюсь, что она до сих пор не замужем.

Ганнибал усмехнулся:

— Слишком много здравого смысла  и ирландского упрямства… и в любом случае, здесь нет никого, за кого стоило бы выходить замуж, конечно, кроме меня. А от меня она отказалась, и очень мудро поступила — усмехнулся Ганнибал. Ее отец — сумасшедший ирландец в старом смысле этого слова. Он выпускает «Голос Зенкали» — нашу местную газету, известную своими острыми передовыми статьями, и тем, что на каждой странице содержится больше типографских ошибок, чем когда-либо со времен «Кентерберийских рассказов»[28]. На днях на первой полосе была фотография нашего благородного короля рядом с парой диких кабанов, которых он подстрелил, а подпись гласила: «Миссис Амазуга, которой сегодня исполнилось сто пять лет, на фото со своими двумя сыновьями».

 А на второй полосе — фотография этой несчастной леди и ее сыновей и подпись: «Искусный охотник и на сей раз не остался без добычи». Такого достаточно, чтобы старушка не  дожила до ста шести. Слава Богу, у нашего монарха есть чувство юмора. Бедняга Дэмиен всегда устраивает такой хаос. —  Некоторое время назад он поверг медицинское сообщество в состояние полного замешательства своей статьей о Флоренс Найтингейл под названием «Леди с шишкой».[29]

Питер рассмеялся и спросил: 

— Одри помогает ему?

— И да, и нет, пытается заставить его есть, а не пить, старается чтобы ошибок было поменьше. Но когда редактор — ирландец, а наборщик и все сотрудники — зенкалийцы, эта задача для сверхчеловека. — Тут Ганнибал, заметив движущуюся им навстречу тележку, простонал: — Вот и он, черное пятно на теле острова Зенкали, наш  друг Лужа!

Когда рикши, поравнявшись, остановились, Питер принялся с любопытством рассматривать человека, который вызывал у всех такую враждебность. Низкорослый (всего каких-нибудь полтора метра), очень худой, он выглядел так, будто его слепили из куриных костей и тонкого коричневого пергамента. Белые как снег, тщательно причесанные волосы, огромный нос крючком и большие, совершенно лишенные выражения черные глаза делали его внешность весьма запоминающейся. Одет он был в изысканный бледно-серый костюм, белую шелковую рубашку с манжетами. Пятисантиметровые манжеты напоминали по форме зубчатые стены и плотно облегали его тонкие запястья, на одном из которых красовались блестевшие на солнце золотые часы.

Его ботинки, блестевшие, словно отполированные морскими волнами раковины, видимо, были изготовлены с той же любовью, что и костюм. Завершающим штрихом являлся старый плебейский галстук. Лужа наклонился вперед в своей повозке, приоткрыл рот,  обнажив белые маленькие, как у щенка, зубы и сказал с огромной теплотой в голосе: 

— Ганнибал, дорогой мой, куда путь держишь? — При этом глаза его оставались такими же плоскими, холодными и невыразительными, как у кобры.

— С добрым утром, Лужа, — сказал Ганнибал с язвительной улыбкой. — Мы едем повидаться с Кинги. Ты вроде тоже должен туда направляться. Ведь в полдень важная встреча. Как же там без тебя?